— Госпожа Полада, от цеха каменщиков и штукатуров пришли люди, спрашивают, что случилось ночью. Пускать?

— Что им здесь нужно? Их цех расположен возле Вельских ворот, к нашему кварталу он не имеет никакого отношения.

— Я прогоню их.

— Нет, Гуго, это будет невежливо. Пусть заходят. Но не все. Много их?

— Целая толпа. Я скажу, чтоб зашёл только мастер с помощниками.

Сержант исчез.

Я широко зевнул, протёр глаза. Действительно, какого беса к нам припёрлись эти вольные каменщики? Может я и не знаком, как мама, с расположением ремесленных цехов города, но точно знаю, что не их собачье дело наши ночные происшествия. Если только мастер цеха не запросил разрешение у городского совета на право проведения расследования. Отдельных силовых структур вроде полиции в Средневековье не существовало, они появятся много позже, и согласно моим знаниям, подчерпнутым в Парижском университете, раскрытие преступлений велось по типу: кто желает заняться сыском? ты? на тебе денюжку. И желающие находились, тем более что все уголовные процедуры строились на почве доверия при минимуме усилий. Новоявленный сыскарь говорил: вот он, как мне кажется, преступник — и указывал пальчиком. Подозреваемого тут же хватали, доставляли в тюрьму и подвергали пыткам. Если кандидат в преступники сознавался, а он как правило сознавался, то дальше следовали суд и наказание, если не сознавался, наказанию подвергался сыскарь за ложный донос.

Сильно сомневаюсь, что подобного рода расследование можно считать объективным, поэтому появление на нашем пороге толпы следователей ничего кроме напряжения не вызывало. Ща как укажут на меня пальцем…

Я поискал взглядом клевец. Он лежал на столе под левой рукой, молоток и рукоять были заляпаны засохшей кровью. Скатерть тоже заляпалась, да и я весь в крови.

— Госпожа Полада, — в зал вошёл дородный господин в плаще и красном шапероне, — позвольте представиться: Жан Мишель, старшина цеха каменщиков и штукатуров славного города Реймса.

Голос прозвучал чересчур надменно, словно его обладатель изначально стремился подчеркнуть разницу между ним, представителем власти, наделённым особыми полномочиями, и всеми прочими гражданами города. Хотя он всего лишь буржуа, простолюдин. Но одет хорошо. На шее поверх дублета золотая цепь — знак старшинского достоинства — справа на груди вышит золотыми нитями цеховой герб. Шоссы из тончайшего фламандского сукна, шаперон повязан в виде тюрбана, как на портретах герцога Филиппа Бургундского. Один только внешний вид стоит больше наших годовых расходов. На цепь дополнительно можно повесить ценник: двадцать, мать их, ливров!

Он не понравился мне сразу и навсегда, и три его помощника тоже не понравились. Все трое напоминали кабанов из «Раздорки» только умытые и постиранные. У каждого на поясе тесак, а под плащами гамбезоны. Когда они ввалились следом за старшиной, я встал и накрыл ладонью рукоять клевца.

— Чем обязана? — холодно спросила мама, не вставая и не предлагая мэтру Мишелю сесть. Тот рассчитывал на более радушный приём, но не встретив его, напустил на себя ещё более надменный вид, хотя куда уж больше.

— Госпожа Полада, я провожу опрос жителей вашего квартала о ночном происшествие. Начать решил с вас, ибо случилось оно возле ваших ворот, — он помолчал всё ещё надеясь, что ему предложат сесть, но мама сохраняла холодность. — Если вы до сих пор не знаете, то сообщаю, что возле ваших ворот убит человек, простите, два человека. А ещё кто-то возвестил о пожаре, хотя никакого пожара в действительности не было. Но это подняло на ноги не только ваш квартал, но и соседние. За это полагается крупный штраф, я имею ввиду ложное извещение о пожаре. Что же касается двойного убийства…

— Как-то быстро ваш цех получил разрешение, — прервал его я. — Прошёл час, не более.

— Мы оказались расторопны. Да. Едва стало известно о происшествии, я сразу направил посыльного в ратушу к прево, и он изволил поручить расследование нам.

— В ратушу к прево? Не рановато? В такое время он ещё должен почивать на своих перинах. Или наш прево находился на ночном дежурстве и проверял посты городской стражи?

Мэтр Мишель беспокойно заёрзал глазами.

— Я оговорился, прошу прощения. Конечно же мы направили посыльного в дом к господину прево, и тот любезно согласился выдать нам разрешение. Поэтому позвольте задать вам ряд вопросов.

— Задавай, чего уж там.

Сомневаюсь, что он нуждался в каких-либо ответах. Следы на дороге, во дворе и прочем сами могли всё рассказать.

— Не скажете, откуда взялась кровь на ваших руках и одежде?

— Кабанчика резал.

— Вот как? Вы режете свиней по ночам?

— Только когда они лезут в мой дом.

— Ага, и где сейчас этот кабанчик?

— Не могу сказать точно. Если честно, их было семь. Получив отпор, они убежали.

— Но, видимо, не все. Две тушки остались лежать на дороге.

— Не знаю, о каких тушках идёт речь, но последнее время по улицам стало ходить столько кабанов, что порой я задаюсь вопросом: чем занимаются мясники в нашем городе? А-а, наверное, они расследуют преступления, и заниматься своими основными обязанностями им некогда, поэтому кабанчики и лазят где ни попадя. Видимо, придётся резать их всех. Вместе с помощниками.

Намёк был истолкован верно, троица за спиной мэтра Мишеля подобралась и скрючила гневные рожи. Если старшина произнесёт сейчас сакраментальное: «Фас!» — они обязательно попытаются выяснить, кто здесь кабанчик, а кто мясник. Но зря они надеются на численное превосходство, ибо во дворе стоял Гуго с мечом и ловил каждое моё слово, готовый пополнить свою коллекцию сапог.

Однако драка с подозреваемыми в планы старшины цеховиков не входила. Неизвестно, кто окажется победителем, и именно эта неизвестность не позволяла его пальчику ткнуть в мою сторону.

— Давайте оставим угрозы для… — мэтр Мишель споткнулся, видимо, хотел сказать «простолюдинов», но в очередной раз замялся, причмокнул и после паузы продолжил. — Что ж, если вы действительно зарезали дикую свинью, и это именно она так наследила в вашем дворе и испортила вашу одежду, тогда вопрос об убийстве снимается. Остаётся происшествие о ложном сообщении о пожаре. Оно подвергло панике жителей всех ближних улиц. Это, конечно, не убийство, и максимум, что вам грозит — штраф.

— Почему мне?

— Потому что вас видели бегущим по улице и кричащим «Пожар!».

— Кто видел?

— Свидетелей было несколько. Их имена я смогу назвать лишь во время суда.

— Не так давно ты утверждал, что ни с кем не разговаривал, и вдруг говоришь, что есть свидетели. Из какой клоаки они так быстро вылезли?

Мэтр Мишель побагровел. Он выпучил глаза, не зная, что ответить, и затягивая время, затряс головой:

— Вы не так поняли… не так поняли меня… Эти люди… они сами пришли. Сами! Я говорил с ними на улице. Они сами пришли. В общем, вам сообщат, когда необходимо явится на суд в капитульные тюрьмы.

Он резко поклонился и вышел. Я сел на стул, положил клевец на колени. Из кухни выглянула Перрин.

— Госпожа, завтрак подавать?

Мама не ответила, и Перрин восприняла это как согласие. Вынесла поднос с зеленью, яйца, хлеб, яблоки. Ничто в нашей семье не меняется. Я сходил на двор, умылся, снял запачканную кровью котту, скомкал и бросил подбежавшему пацану.

— Отдашь Перрин, чтоб постирала. Как нос?

— Спасибо, господин, всё хорошо. Гуго зашил мне его. Было больно, но я не кричал.

Нос походил на перезревшую сливу, распух, окрасился в тёмно-фиолетовые тона.

— Молодец, вырастишь, станешь сержантом, как Гуго.

Вытер лицо, поднялся в свою комнату. Из головы никак не выходил мэтр Мишель. Человек не самого большого ума ведёт расследование, которое никак не касается ни его цеха, ни его самого. За неполный час он успевает узнать о преступлении, получить разрешение и опросить нескольких свидетелей по двум делам одновременно.

Уже сидя за столом, я проговорил задумчиво:

— Удивительно…