Несмотря на яростный взгляд и бесцеремонные действия Логана, Брайони бесстрашно посмотрела в его глаза.

– Я уже говорила тебе, Джим, я не верю, что это сделал ты! Кроме того, я также не верю, что ты можешь убить меня. Ну, что теперь будешь делать?

Она смотрела на него вызывающе. Джим Логан взглянул ей в лицо, и что-то внутри у него сломалось. Не говоря ни слова, он притянул ее к себе и сдавил в объятиях.

– О, Брайони, как ты хороша, проклятие, как же ты хороша! – хрипло пробормотал Логан. – Я никогда не смогу причинить тебе боль, и будь я проклят, если ты этого не знаешь!

Ни разу до сих пор не испытанное чувство нежности и теплоты переполнило девушку, и, подняв на него свои блестящие зеленые глаза, она поцеловала его и ласково провела ладонью по небритой щеке.

– Я так мало о тебе знаю, – прошептала она, – Может быть, ты мне расскажешь? Пожалуйста! Расскажи мне, как человек, дважды спасший мою жизнь, оказался наиболее опасным стрелком на западе?

Логан медленно отвернулся и принялся раздувать угасающий костер. Плотнее запахнувшись в кожаную куртку, Брайони села на одеяло, молчаливо наблюдая и слушая. Каждое слово, произнесенное Логаном, врезалось в ее память.

– Я вырос в Техасе, – начал он странным, невыразительным голосом. – У моего отца было ранчо, огромное… – он сделал паузу. – Более семидесяти пяти тысяч акров. Настоящая скотоводческая империя.

Он помолчал, пристально глядя в огонь, отбрасывающий причудливые пляшущие тени на стены пещеры. Брайони напряженно ждала. Оторвавшись от пламени, Джим Логан достал кисет из седельной сумки и, морща лоб, свернул сигарету. Закурив, он поднялся на ноги и нервно заходил по пещере. Затем продолжил:

– Я никогда особенно не ладил со стариком. Кажется, я был диким ребенком, вечно нарывался на неприятности, поднимал чертовский переполох. – Он неожиданно усмехнулся. – Мой брат, Дэнни, всегда пытался выгородить меня, но отец всякий раз вычислял настоящего виновника… он обладал каким-то особым чутьем, как мне кажется.

– А что же твоя мать? – рискнула спросить Брайони.

Его лицо помрачнело. Он стоял у костра, сложив на груди руки и задумчиво глядя в огонь.

– Мать пыталась защитить меня, – ответил он, – но у нее хватало и своих собственных проблем. Она была маленькой, худенькой женщиной, а отец – настоящим гигантом. Он был похож на техасского длиннорогого быка. Все и всегда делал по-своему, а мать подстраивалась под него, всегда старалась угадать, чего ему хочется, чтобы порадовать мужа и сдержать его неуемный темперамент. Ей было не легче, чем нам с Дэнни, хотя тогда я не всегда это понимал. – Внезапно он повернулся к Брайони и резко сказал: – Это не значит, что мой отец был плохим человеком. Он был хорошим человеком, не боялся работы, был сильным. Пожалуй, слишком сильным. Ему необходимо было управлять всем. Его слово было законом. – Логан бросил в костер окурок своей сигареты. – Кажется, я в значительной мере унаследовал его характер. С самого начала я ненавидел, когда мне говорили, как нужно себя вести. Я спорил с ним по любому поводу, и для нас обоих жизнь превратилась в настоящий ад. Несмотря на то, что я был тогда всего лишь ребенком, я был так же упрям, как мой отец. Мы были слишком похожи для того, чтобы ладить друг с другом.

– Мне кажется, я понимаю, – мягко сказала Брайони.

Она живо представила себе Логана диким, неуправляемым мальчишкой – горячим и решительным, стремящимся все делать по-своему, а рядом с ним его отца, взрослую и более сильную копию сына, человека, привыкшего к безраздельной власти и беспрекословному повиновению. Столкновения между ними были неизбежны.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, мы окончательно поругались. Разгорелась война между штатами, и в 1861 году Техас присоединился к Конфедерации Южных Штатов.

– Ваша семья поддержала это решение?

– Да, черт побери. Мой отец был яростным противником Линкольна. Лично он не владел рабами, но знаешь, техасцы, они независимы во всем. И отец был категорически против посягательств на то, что, как он считал, являлось неотъемлемым правом штата. – Логан поморщился. – Я, естественно, был не согласен. – Короткий, звучный смешок сорвался с его губ. – Кажется, я родился бунтарем, Брайони. Сама видишь, я взбунтовался против бунтовщиков… по крайней мере против одного из них – моего отца. Хотя тогда мне нравилось думать, что причиной моего несогласия были более высокие, общечеловеческие мотивы. – Он вздохнул и бросил взгляд на просторную влажную долину внизу. – На самом деле я просто был одержим идеей собственной независимости, свободы от власти отца и поэтому с симпатией относился ко всем невольникам. Впрочем, рабство всегда раздражало меня, – добавил он задумчиво. – Вскоре после отделения Техаса, в апреле того же года форт Самтер был атакован войсками конфедератов, и Линкольн обратился с воззванием к добровольцам. Это было именно то, что мне нужно. Я сбежал из дома и присоединился к армии северян.

– Но ведь ты тогда был еще мальчишкой – тебе было не больше пятнадцати, – сказала Брайони. – Неужели ты хочешь сказать, что стал солдатом в таком раннем возрасте?

Он весело улыбнулся ее недоумению:

– Ты забываешь, красотка, что мы ведем речь не о Сент-Луисе, Нью-Йорке или Филадельфии.

Здесь, на западе, мальчики взрослеют быстро. Я научился стрелять из револьвера, когда мне было девять, в одиннадцать я оседлал моего первого дикого жеребца, а с двенадцати я уже перегонял скот вместе с работниками на нашей ферме. Так что к пятнадцати годам я вполне созрел для военной службы. Я был уверен, что, присоединившись к армии северян, докажу отцу, что стал мужчиной – свободным и независимым.

Нависла пауза. Брайони ждала, когда Логан продолжит рассказ, не сводя глаз с его лица. Наконец он заговорил снова, резко и торопливо, так, словно хотел поскорее закончить свою историю.

– Естественно, у нас в семье произошел грандиозный скандал. Мы крепко ругались и спорили с отцом в ночь перед моим уходом, и в конце концов он пригрозил лишить меня наследства, если я осуществлю свои намерения. Он сказал, что будет считать меня мертвым в случае моего перехода в лагерь противника. – Голос Логана сделался сухим и жестким.