Все это преподносится как «национальная революция»…

Сент-Экзюпери в те октябрьские дни 1940 года оказался в Виши как раз тогда, когда Гитлер и Петен встретились в городке Монтуар и огласили доктрину этой «революции»: коллаборационизм. «Фюрер и я… мы призываем граждан наших стран к сотрудничеству… До сих пор я говорил с вами языком отца, теперь я скажу вам языком повелителя: следуйте за мной!..» «Политика коллаборационизма — единственное, что может спасти нашу страну и позволит ей с честью занять в новой Европе подобающее ей место…» Эта тема, оказывается, прекрасно связывается с наставлениями матерям, с нравоучениями детям. Но уже определяются и ее новые возможности. Доносчику за выдачу еврея положена премия в тысячу франков; за голову голлиста или коммуниста — 3 тысячи франков; тому, кто укажет на склад оружия, в зависимости от его запасов — от 5 до 30 тысяч франков. Эти ставки действительны и для оккупированной зоны…

Нацию разлагали духовно и нравственно, патриотическое чувство подменялось реакцией на хруст ассигнации, размышление — подозрительностью.

Профессор из Тулона просит арестовать Артура С., как «еврея, коммуниста и любовника жены»; из трех грехов два не нуждаются в аргументации, третий же обосновывается так: «…иначе нам не спасти французскую семью». Полковник колониальной инфантерии сигнализирует, что ему попался по дороге отряд скаутов, повязавший на шеи красные платки с серпом и молотом (!). Спешно учиняется расследование. Напутал полковник! — голову буйвола принял за скрещенные рабоче-крестьянские орудия труда…

«Все государства имеют послов в чужих странах, — писал непримиримый к предателям французский писатель Жан-Ришар Блок. — Впервые за тысячелетнюю историю Франции правительство, считающее себя французским, назначило посла в… собственную столицу, в Париж!»

Нет, не на «зоны» поделилась Франция.

Она поделилась на Франкрейх коллаборационистов, пораженцев с призрачным правительством во главе, и на Францию, проигравшую сражение, но не проигравшую войну. Эта Франция собирала силы для Сопротивления на оккупированной родине (по зову прогрессивных сил с коммунистами во главе) и за ее пределами.

Сент-Экзюпери был прав, сказав, что для Альберта Литтольфа было бы катастрофой умереть дома, в постели. В майских и июньских боях над Францией он сбил шесть вражеских самолетов. 18 июня по радио услышал обращение генерала де Голля к французам, призвавшего мобилизоваться на борьбу с врагом. Прошло несколько дней. 22 июня, узнав о перемирии в Компьенском лесу и приказе Петена сложить оружие, немедленно завел свой «Девуатин-520» и на последних каплях бензина дотянул — от Тулузы! — до английского берега. В октябре он случайно услышал по радио интереснейшую новость о себе. Таким счастливым своего друга капитан де Панж не видел ни до, ни после:

— А?! Ты слышал?! Вот это да! Меня! Литтольфа! К смертной казни! Ура-а-а!

Потом помчался бить гитлеровцев в Грецию, потом полетел в Ливию и сбил еще четыре самолета. Позже он узнал, что формируется эскадрилья «Нормандия» специально для отправки на Восточный фронт, в Россию. Капитан был тут как тут, а вместе с ним и верный де Панж, будущий летописец «Нормандии», пилот связи.

ЛФД отправят туда же, на Восточный фронт, с обычным напутствием: война против СССР — священная война всей Европы; вам надлежит внести свой вклад в борьбу с угрозой большевизма. Гитлеру на глаза попадется «какая-то бесстыдная газета из Виши», внушающая такой вот взгляд на войну, и он взорвется: «Этим высказыванием газета из Виши, очевидно, хочет добиться того, чтобы пользу из этой войны могли извлечь не только немцы, но и все европейские государства». Щелчок придется прямо по носу, упрятанному в иней белых усов. Легион окажется под Москвой и из первых же боев выйдет уполовиненным. Некий майор Константини бросит клич сформировать также эскадрилью в составе легиона французских добровольцев. Однако летчиков для нее так никогда и не найдется.

А летчики были во Франции, одни в «свободной», другие в оккупированной зоне. Их уход из Франкрейха — это истории, одна драматичней другой. Сбитый в майских боях на франко-бельгийской границе, майор Пьер Матра, едва оправившись, расцеловал жену и детей и попрощался, оставив им самый общий адрес: Англия, де Голль. Поди знай, что малолетка Филипп, проводивший отца взглядом из-под стола, через много лет станет моим другом и мы втроем будем разговаривать об истории. Но не станем забегать вперед. Еще и отцу его, летчику, в то время присниться не могло, что он окажется в России. Он перешел ночами Пиренеи, попал в Барселону, в Малагу, познакомился здесь с братьями Морисом и Рене Шалль, вместе выбрались в Англию, в Алжир и тут узнали, что требуются пилоты в уже воюющую в русском небе «Нормандию».

Жак де Сен-Фалль «разоружился» и устроился в какой-то парижский гараж. Уже полтора года на востоке шла война. Москва не сдалась, теперь немцы стояли под Сталинградом. Если раньше фашисты не очень-то стремились сделать поход против СССР «войной всей Европы», веря в блицкриг по плану «Барбаросса», то теперь что-то вдруг изменилось. Началась агитация за надевание серо-зеленых шинелей. Призыв майора Константини — создать эскадрилью в составе ЛФД — Жак де Сен-Фалль расценил уже как прямую угрозу себе. Он направился на юг и дошел до того знаменитого барьера, что делил Францию пополам.

Позади — «оккупированная зона».

Впереди — «свободная».

Ночью он переплыл ледяную Сону. «Свободная зона». Здесь, однако, приходилось сохранять все те же предосторожности, что и во Франкрейхе. К утру он обсушился, пожевал размокших сухарей и, обходя городки и села, продолжил путь на юг.

И вдруг что-то произошло. С севера на юг полетели, как гуси в теплые края, стаи самолетов. Скоро он услышал на дорогах лязг гусениц, шум моторов. Да неужто за ним такая погоня? За ним за одним? Он и летчик-то зеленый, только начал летать, как разразилась война. Однако де Сен-Фалль упрямо шел на юг, дошел до самой Тулузы и тут только узнал, что произошло. На африканском берегу высадились англо-американские войска. Гитлер моментально оккупировал всю Францию.

Де Сен-Фалль вернулся в Париж и нащупал уже организовавшуюся сеть Сопротивления. Останься, сказали ему, за родину лучше всего воевать на родине. Я летчик, возразил он, полезнее буду в небе. Ему обещали изготовить «настоящие документы», чтобы добраться до испанской границы, но, когда он за ними пришел, оказалось: накануне немцы поменяли печать. Этому летчику не везло. Ладно, сказал он, тогда я пойду так.

Он потратил несколько месяцев, чтобы перейти Пиренеи, Испанию и оказаться в Лиссабоне, где годом раньше сел на корабль Сент-Экзюпери. Он тоже сел на корабль — но в Англию. Еще во Франции он слышал про «Нормандию», которую в газетах клеймили «сбродом изменников», про приказ маршала Петена и фельдмаршала Кейтеля на месте расстреливать захваченных в плен летчиков, а их семьи отправлять в концлагеря. Когда наконец он ухватил нить, ведущую в Россию, его спросили:

— Сколько у вас налетано часов?

— Четыреста, — соврал де Сен-Фалль. А налетал он, может, сто.

Почти по его пятам шел майор Пьер Матра.

С 11 по 16 августа 1943 года никаких особых событий в полку «Нормандия» не происходило. Полк стоял в Хатенках, между Тулой и Орлом. Шли тренировочные полеты. Единственное примечательное событие этих дней капитан де Панж изложил так: «В полк прибыли лейтенант Жаннель и сержант де Сен-Фалль. Оба недавно бежали из Франции…» Через два дня полку предстоял перелет на аэродром ближе к фронту. Майор Пуйяд знакомится с новичками — их много прибыло за эти дни. Двое представляются ему перед де Сен-Фаллем, каждый из них налетал по 300 часов.

— Сожалею, — говорит майор. — Отправитесь в Тулу. Следующий?