Астра, встав из-за стола, торопит брата. Идут на выход. Открывают дверь, выходя из дома, закрыв дверь. Приятный ветер семенит по коже, вызывая мурашки. Зной не захватил пространство Меркурия, потому в удовольствие идти по городу. Даже не заметили, как дошли до убежища учёного: дорога ускоряется, если не раз ходил. Каменные жилища угрюмо нависали, где не может проползти взгляд, но в силах сделать привыкший житель Меркурия.

Герои добрались до дома учёного. Астра постучала в дверь, привычно скрипучий голос ответил на знакомый стук:

– Входите. Рад любому гостю, который пришёл!

– Это мы, – открывает дверь, вместе с Адамом заходит в убежище. – Здравствуйте. Пришли чуть раньше, не страшно?

– Приветствую! Не страшно! Думал увидеть через час, – учёный удивился раннему визиту. – Но больше успеем обсудить.

– Доброе утро, – пробурчал Адам, поняв: сестра его обманула. – Как здорово!

– Конечно! Хочу поговорить о незаконченном проекте. Но зачем вы стоите в дверях, проходите, – пропустил героев. Закрыл дверь.

В нос ударил привычный и застарелый запах книжной пыли, всего спектра реагентов, приправ и трав. Немного закружилась голова, но Астра удержалась, не упала. Задержала дыхание. Вдохнула вновь, чтобы привести себя в чувства. Посмотрела на учёного и Адама, кивнув: она в порядке.

Только после этого учёный начал говорить, что он раскопал за ночь в памяти:

– Есть незавершенный проект, проложивший дорогу в сегодняшний день.

– Хм, а почему именно в такой последовательности? – задал вопрос Адам.

– События являются бисеринками на нитке жизни, – философствует. – И, если хотим узнать, почему здесь оказались, надо размотать до основания, откуда произрастает корень проблемы и сценарий, ведь мы пишем его. Каждым днем добавляем новый штрих к ещё незаконченной картине.

– Очень интересно получается каждый мазок, – Астра радуется рассказу.

– В тенях, полутонах, оттенках жизнь меняется. Нельзя с уверенностью сказать, какое точно событие завершит картину до конца, – думает. – Также есть эффект бабочки: маленькие черточки влияют больше, чем ожидаешь. Жизнь это предположение, какая карта ляжет на стол.

– А вы предполагали, как сложится жизнь? – Астра спросила с интересом.

– Нет. Я больше садовод, чем архитектор. Не загадываю наперед. Есть маленькое планирование, но незначительно, – чертит пальцем линию, но резко прерывает её. – Смерть не спрашивает, когда буду готов. Придёт в один из дней и скажет, что пора. Потому я готов.

– Не знаешь, когда прервется линия жизни. Неизвестно, – Астра задумалась.

– Сколько раз Смерть обходила стороной. Даже там, что вспомнил о жизни прошедшей, есть рок и развилка путей. Но не буду тяготить вступлением, – учёный кашлянул. – Необходимо было настроиться на волну памяти. Так сказать, поймать её, чтобы поведать прошлые слайды моей жизни…

Учёный прочистил горло и начал говорить долгую, занимательную историю:

– Шестьдесят лет назад работал в одной лаборатории. Название забыл. Помню, соотносится с вымершим видом слонов. Но вспомнить не могу. Эх, дырявая память, жизнь прохудила...

– Мамутиды? – Адам перечисляет варианты. – Мастодонты? Меритериумы?

– Очень похоже. Но не такое название. Вспомнил, – почесал седую бороду. – Дейнотерий. Так называлась наша лаборатория, очень известная в те годы.

– А чем занимались? Что исследовали? – Астра подталкивает к сути памяти.

– Изучали подраздел квантовой физики, теорию поля. Нас интересовало, как создать ядерный реактор для добычи энергии продвинутыми методами, – задумчиво глядит на многочисленные пробирки.

– Ядерный реактор? Это, когда ядро делится, высвобождая энергию? – Адам задумался, вспоминая школьную программу девятого класса. – А что служило топливом? Уран, торий, плутоний? Или изотопы?..

– У вас отличные познания в физике! Нет, мы хотели ввести инновацию – высоко обогащенный уран с примесью тория, – учёный уходит в дом памяти.

Подходит к пробиркам, закрепленным на держателях, которые прикреплены на железный штатив. Проводит пальцами по пыльным склянкам, где реактивы выгорели из-за неприменения и тлетворного хода времени. Смотрит на электрические плитки, покрытые слоем пыли. Кое-где ужасно свисала паутина, символично говоря, что требуется уборка или женская особь, если говорить на научном языке, присущем биологии…

Учёный выходит из состояния повисших нейронных связей, где обращался к сожалению, почему не воссоздал ядерную лабораторию в жилище. Лишь смог создать подобие алхимической мастерской, где заперся с книгами.

Вздохнув, произносит:

– Уран с торием образуют гремучую смесь: период полураспада сравним со временем существования Земли, четыре с половиной миллиарда лет! Для нас было важно это свойство, ведь реакторы должны работать, как можно дольше. Об экранах, защищающих от повышенного гамма-излучения, мы не думали, даже не догадывались, потому работа в лаборатории погубила многих светлых умов Меркурия. Руководству было важно любым способом изобрести подобный реактор, а способы достижения не волновали. И мало заботили, ведь учёные были расходным материалом. Новых легче найдешь с зарплатой, равной одному миллиону кредитов в месяц. Славное время.

– А как выжили? Какова вероятность? – Адам задумывается.

– Повезло вытянуть короткую спичку, потому работал в антирадиационном костюме. Они были редкостью шестьдесят лет назад, только-только были изобретены. Повезло экспериментальному образцу, – отвечает.

Задумывается, как выжил в экстремальных условиях гамма-излучения, когда постоянное вытягивание короткой спички спасает. Либо смерть, либо жизнь, полная радости и исследований. По зажженному взгляду учёного было видно: он горит наукой. Готов исследовать и бесплатно, но живот против.

Учёный выстраивает линию повествования, обращенную в прошлое:

– Но это долго не могло продолжаться: финансирование имело лимит, а правительство не захотело бунт из-за повышения ядерного налога, который и так составлял сорок процентов от доходов. Если ты, конечно, не научный рабочий! В науке пять процентов. Потому от учёных не было отбоя. И дохли они, как мухи, от гамма-излучения, даже месяц не работали, чтоб их.

– А что было дальше? Если кредиты закончились, – Астра думает.

– Закрыли исследовательскую деятельность по ядерному реактору: слишком дорого. Дешевле жечь уголь, чем спонсировать хитрого учёного, который изобрел антирадиационный костюм. Короткие спички тоже мной были придуманы! – улыбается ушедшим на покой славным мухам.

– Закрыли один проект. Потеряли все знания и учёных? – Адам строит догадки. – Или начальство вымерло от злобы?

– Нет, что вы! Его не погубить. Но проект закрыли, это верно. Учёных набрали, специально обучив не стоять около работающего реактора. Теперь наша лаборатория «Дейтерий» перешла к разработке ядерных бомб. А там проще, только уран, зарплату в десять раз сократили, ироды! Нет инноваций – нет большой зарплаты, – плюет в высоких чувствах на пол.

Учёный с сожалением смотрит на потерянные шансы, переводя взгляд на длинные, пыльные полки, вмещающие множество книг. Было трудно посчитать, чтобы представить накопленный за годы багаж знаний, который тяжело с собой таскать, потому учёный здесь и живет, не может переехать. Если бы захотел, то не сможет сделать: алхимия проникла, заразив кровь. Наука – ревнивая госпожа, всюду следует по пятам. Но он не был против дамы сердца: нравилось внимание. И поле интересов совпало с научными теориями, собственными исследованиями…

Учёный улыбнулся, рассмеялся. Подошёл к пыльным полкам. Взял одну книгу, раскрывая на середине. Достаёт фотографию. Ностальгически смотрит на неё и произносит с иронией, разбавленной едким юмором:

– А вот, собственно, наше ритуальное агентство, работающее по контракту. Специально пришлось построить рядом с лабораторией, чтобы далеко не носить чёрные мешки. Груз двести учёных тяжб! Эх, гамма-излучение многих погубило, никого не оставило, кроме меня, в живых! Ох, жив один…