GREGORIUS THE CAT Связь с владельцем обязательна.

— Ты… ты заблокировал меня?! — завизжал он, как разъярённый роутер.

— Добро пожаловать в администрируемую реальность, — сказал Григорий. — Иди посиди в подвале, подумай.

Он щёлкнул усом. Пол под Мансуром провалился. Тот исчез с воплем. Люк закрылся с глухим "чпок", как будто даже здание решило, что ему надоело это всё. Чрез некоторое время. Выстрел. Один. Из темноты. Никто не прокомментировал. Это было... логично.

Когда платформа встала на место, открылась основная дверь. За ней — бойцы. Те самые, сверху.

Боб выглянул: — Ну всё. Там они. Есть идеи?

— Гриша, а второго выхода нет? — спросил я.

Кот даже не посмотрел:

— Не сегодня, Матвей. Выход только один. И нам — через него.

Мы стояли у распахнутой двери, как три идиота перед входом в анекдот. За порогом уже шуршали — тяжёлые ботинки, переговоры в рации, аромат пота, предательства и мужиков, которых называли "оперативники", потому что "бессмысленные, но красивые в касках" слишком длинно.

— Гриша, ну есть там проход? Тайный ход? Портал? Труба, ведущая в канализацию, как в хорошей тюрьме? — спросил я, отодвигаясь от двери.

— Нет, — лаконично ответил кот. — Но у нас есть альтернатива.

— Какая?

— Паника. Удивление. И невероятное количество наглости.

Пайка поправила волосы, глубоко вздохнула, затем спокойно вытащила из кармана зеркальце, глянула в себя и сказала: — Окей. Тогда мы не прячемся. Мы… выхо…

— Выносимся, — вставил Боб, отщёлкивая предохранитель на автомате.

Григорий махнул хвостом. Дверь открылась сама. Из катакомб — в зал. Из мифов — в фарс.

Бойцы уже строились полукольцом. Шлемы. Камуфляж. Взгляд "мы делаем вид, что не боимся". И тут вышли мы.

Боб — первым. Пайка — с видом актрисы, которой дали Оскар за главную роль в побеге. Я — за ней, как третий лишний, но с лицом, полным решимости и бессонницы. Григорий же… Григорий просто вышел, как будто это его территория. А мы — экскурсанты.

— Стоять! «Руки вверх!» —прокричал главный.

— О, да брось ты, — Боб подошёл ближе. — У тебя шнурки развязаны.

Боец машинально посмотрел вниз. И вот он — этот момент истины: Григорий нажал на кнопку. Ту самую. Но уже в своём режиме.

В воздухе повисло что-то похожее на запах грозы, чеснока и корпоративной презентации.

И… все бойцы начали чесаться. Причём не просто чесаться. Они начали снимать с себя броню, плакать, раскаиваться и один даже начал петь "Wind of Change". На немецком.

— Что происходит?! — заорал я.

— Артефакт вошёл в фазу психоэмоционального обнажения, — объяснил Григорий. — Каждый из них сейчас чувствует всю боль своей службы, мать его.

Боец в каске упал на колени: — Я хотел быть флористом… Мама… прости, мама… Другой заорал: — Я обожаю вышивку крестиком! Мне не стыдно!

Боб хлопнул меня по плечу: — Мы делаем ноги, пока они ищут себя.

— А потом?

— Потом найдём самолёт. Или хотя бы гужевой транспорт.

Мы рванули. Григорий — первым. Кот мчался, как уверенность в себе в первый день диеты. Пайка — с грацией, которой позавидовал бы любой акробат. Боб — со спокойствием мужчины, который уже видел, как ракета не взлетела. А я — со всеми своими мыслями, страхами и перегруженным мозгом.

— Они же очухаются, да? — крикнул я, петляя по туннелям.

— Очухаются, — ответил Григорий. — Но уже с осознанием, что настоящая угроза — не мы.

— А кто?

— Их внутренние демоны и мама в WhatsApp.

Мы выскочили из туннеля. Впереди — день. Солнце. Пыльная дорога. Где-то воет мотор. На обочине — машина. С ключами. И табличкой: "Мансур, если не сработает — добирайся пешком"

Мы сели. Я — за руль. Пайка — на пассажирское. Боб с автоматом — в багажник, откуда удобно стрелять. Григорий — на приборку, как святыня.

Двигатель взревел. Мы рванули прочь. Катакомбы остались позади. Позади — правда, предательство и очень странная армия. Впереди — граница. И следующий брелок.

Григорий посмотрел в зеркало заднего вида: — Что ж… Он — у нас. Остался последний в Японии.

Самолёт лениво рассекал небо, как ложка в кокосовом йогурте. Бизнес-джет шёл на дозаправку в Дубай, а на борту витала усталость, вперемешку с запахом дорогого виски, подогретой лапши и шерсти с претензией на королевство.

— Всё. Я так больше не могу, — заявила Пайка с видом оперной дивы, которой отказали в икре. — Я предлагаю: пять дней на берегу океана. Без заговоров, без беготни, без котов, которые взламывают вселенную своим мурлыканьем.

— Без котов?! — приоткрыл один глаз Григорий, свернувшийся клубком на кожаном кресле. — Тогда ты объясни это самолёту. Он летит исключительно по моему разрешению.

— К тому же, — продолжила Пайка, — у меня есть идея. После отдыха я хочу дать гала-концерт в Японии. Они меня там обожают. Один дедушка на концерте аж сломал саке-барельеф, когда я спела “Судьба змеёй мне по щеке”. Это признание.

— Так и летели бы сразу в Японию, — пробурчал кот, не открывая второго глаза. — Там и концерт, и суши, и, если повезёт, землетрясение для остроты ощущений.

— А я хочу в океан. Тёплый. Ласковый. Без политических интриг и бега от вооружённых охранников.

— Океанов, прости, целых четыре, — проворчал Боб, не поднимая головы. — И два из них не слишком ласковые. Один вообще называется «Северный Ледовитый», и он звучит как диагноз.

— Спасибо за урок географии, Бобик. Я хочу на Гавайи. Тихий океан. Кокосы. Серфингисты в кризисе среднего возраста. И чтобы меня никто не преследовал, кроме солнца.

— Ага, — протянул Григорий, потягиваясь. — Ты серьёзно предлагаешь всей нашей разношёрстной группе махнуть в США? По турвизе категории B, со всеми анкетами, отпечатками и странной улыбкой на интервью?

— Именно, пушистик, — сладко произнесла Пайка. — У тебя же девять жизней, ты хоть одну можешь потратить на отдых.

Я пожал плечами: — поддерживаю. Нам и правда нужно притормозить. Хоть раз в этой истории побыть нормальными туристами.

— Каблууууук, — протянул Григорий с укором, но без злобы. — Ладно. Убедили. Поддерживаю. Передышка нам нужна, а то я уже начал видеть галлюцинации с налоговой.

Пайка, сияющая, как начищенная раковина, позвала стюардессу: — Свяжитесь с капитаном. Пусть готовится: после Дубая — Гавайи. С любыми дозаправками, пересадками и танцами с бубном, если потребуется.

Стюардесса кивнула с лёгкой обречённостью человека, который знает, что с этими пассажирами полёт нормальным не будет.

Григорий зевнул, улёгся обратно и буркнул: — Главное, чтобы там был бар, Wi-Fi и ни одного духа древнего знания, пытающегося завладеть моим хвостом.

— А если и будет, — сказала Пайка, — то он точно влюбится в тебя. И подарит тебе золотую мисочку, пушиииистик, - сказала она и подойдя к Грише поцеловала его в лоб.

— Как минимум, — кивнул Боб. — Или предложит котодоговор с экзорцизмом.

Я посмотрел в иллюминатор. Внизу медленно проплывала пустыня, а впереди был океан, солнце, и, возможно, впервые за долгое время — ни одного врага на горизонте.

Впереди были Гавайи. А за ними — Япония. Где ждал последний брелок. Но это потом.

Сначала — шорты, ленивая музыка, кокос с трубочкой и Григорий, поющий на пляже:

— Рюмка водки на столе…И это не была ошибка.

Это было начало самого странного отпуска в истории.

…и ветер в харю как напоминание… что выжили мы зря… — тянул Григорий, сидя на шезлонге под хилой пальмой, которая выглядела так, будто её вырастил депрессивный ботаник.

— Ты уверен, что это была хорошая идея? — спросил Боб, пытаясь прикрыться полотенцем от ветра, поддувающего с океана солёной философией и песком в трусы.

— Конечно! — отозвалась Пайка, уже натянувшая коктейльное платье и с маниакальной улыбкой набирающая текст для инстаграма. — Смотри: «Пять дней на краю мира. Мысли растворяются, а кокосы стоят дороже золота. Спасибо, Гавайи, что приняли нас. «#солнце #отпускбезбрелока #котыпляшут»