— У вас дуэль? — спросил Боб.

— Это телепатическая передача мыслей, — сказал Григорий. — Я показал ему образы: миску с тунцом, кошачий лоток и философский трактат о свободе личности. Он понял.

Гусь снова сделал "ХНЯХ!" и отошёл. Боб прошёл почти без осмотра — гусь просто хмыкнул, как будто давно понял, что тот не представляет угрозы ни для кого, кроме своего стилиста.

— Всё, погружаемся, — сказал дед.

Лодка была прекрасна. Корпус — от старого «Минска-3». Весла — ложки. Мотор — что-то из советского пылесоса и стиральной машины. Сел в неё — и кажется, слышишь, как она говорит тебе: «доверяй мне, но молись».

Мы оттолкнулись. Болото всхлипнуло, как будто отпускает своих внуков в большой мир. Гусь шёл рядом по кочке, как верный проводник. В воздухе пахло трясиной, мхом и судьбой.

— Куда вы? — крикнул дед напоследок.

— В Минск, — сказал я.

— Тогда через тростник, мимо чайки с пулемётом и направо после дерева, похожего на бывшего мужа моей сестры. Удачи!

Лодка поплыла. Григорий уселся на рюкзак и мурлыкнул:

— Ну что, Беларусь. Держи нас, пока не отпустишь. А если отпустишь — делай это нежно.

«СБРОС»

12742 год до н.э. — Падение.

Наблюдатель: шаман племени Хараппа, имя неизвестно.

«Он пришёл с небес, как солнце без жара. Ни звука, ни ветра. Просто упал. Наш охотник Синта увидел, как нечто блестящее, как вода в полдень, ткнулось в землю и не оставило дыма. Мы пошли туда, с трепетом. На месте падения — гладкий камень, не обожжённый, и в нём лежала вещь. Малая. Чёрная. Тёплая, будто живая. Когда я коснулся её, она прошептала в голове голосом старика: «Желание и кнопка». Я сказал: - Пусть у меня будет много бизонов. Наутро бизоны пришли. Сами. И утащили мою жену. Видимо, с артефактом в комплекте».

7334 год до н.э. — Неолит.

Наблюдатель: Рада, жрица плодородия

«Мы хранили его, как реликвию. У кого он — у того поле зеленее и коза слаще. Но в один год я попросила, чтобы у нас всегда был дождь. Он пошёл. Пять лет. Не переставая. Мы переехали. Артефакт остался. Я прокляла его и закопала под каменным кругом. Но его голос иногда шепчет под корнями…».

2000 год до н.э. — Цивилизация Инда.

Наблюдатель: Камашара, писец-государев слуга.

«Когда архонт Сусана взял в руки тёмный символ, он объявил, что теперь всё его. Мы видели, как его желания исполняются. Женщины падали к ногам, богатства росли, враги исчезали. Он стал богом. Потом он пожелал жить вечно. На следующий день он умер. Артефакт, наверное, исполнил желание: архонт навеки остался в народной памяти. На вазах, кстати, довольно похабных».

326 год до н.э. — Поход Александра Македонского.

Наблюдатель: Телоний, врач в лагере Александра.

«Где-то у деревни с труднопроизносимым названием наши солдаты нашли чёрный предмет. Александру он показался достойным артефактом Зевса. Он спросил: Я покорю Индию?' Брелок молчал. Потом один солдат загадал, чтобы ему никогда не пришлось воевать. Его на следующий день придавило двумя телегами, насмерть. В таком виде он точно не воевал бы. Мы закопали его и предмет на холме. Александр потерял к нему интерес, как и к многим вещам после вина».

800 год — Индийские торговые пути, приход исламских торговцев.

Наблюдатель: аль-Махди ибн Юнус, торговец специями.

«Я купил его у мальчика в городе Таксила. Он сказал, что это камень богов. Я, как человек прагматичный, попросил, чтобы мой караван стал самым богатым. Через два месяца на меня налетели разбойники. Караван остался. Все специи — у них. Меня они пожалели. Сказали, нам нужен кто-то, кто будет носить специи. Сбылась мечта. Караван действительно стал самым богатым. Правда, я теперь там погонщик верблюдов».

1526 год — Могольское завоевание Индии.

Наблюдатель: Бахтияр, придворный астролог Бабура.

«Когда Император нашёл его, я сказал, что это упавшая звезда, часть неба. Он пожелал быть великим как Тамерлан. Сначала всё шло великолепно. Потом пришла чума, и двор пришлось оставить. Император выжил, но никогда больше не загадывал желания. Он носил брелок как трофей, но называл его шепчущий соблазн. Ближе к смерти он сказал: - Пусть меня запомнят, как первого из монголов. И его действительно помнят. А вот про брелок — нет».

1857 год — Восстание сипаев.

Наблюдатель: Лакшман Дас, сапёр-бунтовщик.

«Я нашёл его у покинутого англичанами форта. Загадал, чтобы их больше не было. Через два дня пришли новые — с пушками. Они пришли с других концов империи. Ушли старые, пришли свежие, злее. Брелок я швырнул в реку. Он всплыл. Тварь эта не тонет».

1947 год — Раздел Индии и Пакистана.

Наблюдатель: Шариф Ахтар, ювелир из Карачи.

«В год, когда родилась наша нация, я нашёл его среди золота, которое пришлось прятать. Он был как пуговица от пиджака бога. Я просил мира. И вот что я получил: мои соседи сожгли лавку, я уехал в Лахор, а мир наступил где-то там — в книгах. Брелок я положил в амбар, обмотал зелёным шёлком и запретил сыну подходить. Он, конечно, подошёл. Попросил велосипед. На следующий день его сбила повозка».

1998 год — Ядерные испытания Пакистана.

Наблюдатель: Мехди Хан, инженер-наблюдатель.

«Брелок был в музее Карачи. Я туда водил детей. Один из них сказал: - Хочу, чтобы наш город стал самым известным в мире. Через месяц — первые санкции. Потом ещё. Потом ураган. Теперь я в Лондоне, преподаю физику. Брелок, говорят, исчез с выставки. Но слухи ходят, что он был в машине премьер-министра в день подписания секретного меморандума».

2024 год.

Наблюдатель: неизвестен. Камера слежения в пустыне Белуджистана зафиксировала свет, похожий на автофары, но двигающийся вертикально. Потом — тишина. Через 4 секунды — запись перегружена белым шумом. Затем на местном рынке появился неизвестный с чёрным кулоном. Он купил финики, улыбнулся и исчез в переулке. По слухам, он просил всего лишь “спокойствия”. Переулок с тех пор перестал существовать. Его нет ни на одной карте. Хотя люди помнят, что он был. Но это лишь слухи и домыслы, а может и нет.

После польской круговерти с погонями, фальшивыми паспортами, охранниками Козинского и героическим заплывом через белорусские болота — где я лично познакомился со стариком по имени Степан и его легендарным гусем, — наша славная команда решила на время сбавить обороты. Никто нас не гнал. Ни враги, ни совесть, ни даже Древняя Расса, которая почему-то с недавних пор фигурировала в наших жизнях чаще, чем реклама сковородок в YouTube.

Москва-Сити встретила нас стеклом, высотой и ценами, от которых даже доллар начинал икать. Пайка приютила меня у себя в апартаментах — башня, небоскрёб, вид на крыши богачей и кондиционеры, гудящие как старые моторы МиГов. Боб занял номер этажом ниже, вместе с котом Григорием, который попеременно спал на главной подушке и грелся в холодильнике. Он утверждал, что так “лучше хранятся тактические идеи”.

Мы с Пайкой… наслаждались. Точнее, она наслаждалась моей харизмой, я — её ироничным взглядом и тем, как она ест круассаны, не уронив ни крошки. Всё это выглядело подозрительно идиллически, будто в затишье перед большим ядерным взрывом.

— И как я раньше не заметила в тебе такую харизму? — спросила она, лёжа на боку и щекоча мне ухо взглядом.

— Наверное, потому что сначала ты хотела меня убить, — сказал я.

— Это аргумент.

— А я, между прочим, по пьяни тебе письмо отправил. В фан-клуб. Не получала?

Она посмотрела на меня как профессор на студента, который только что перепутал Гегеля с Губкой Бобом. И тут же мы расхохотались. Это был тот самый смех — не от шутки, а от абсурда всей жизни. Словно сама Москва, уставшая, но довольная, прислушалась и кивнула: мол, всё правильно, ребята, ржите, пока можно.

— О чём задумался? — спросила она, когда я уставился в потолок, как будто там была развязка сериала.