— Они что, тоже без языков? — догадался кто-то.

— Верно, — подтвердила Магда. — У нас называют их «ийэху». Ну, чтобы с людьми не путать.

— Они нам точно не опасны?

— Сейчас покажу, — Магда вновь взялась за пульт. — Следите, вон, за ближним.

Взрыва, как такового не было, просто на мгновение верхнюю часть скукоженной длиннорукой фигуры окутало облако кровавых брызг, а затем тело безвольно осело на арену. Голова же подскочила, едва не перелетев через ограждение, ударилась о сетку, отскочила в сторону, влетела в путаницу колючей проволоки, да так и осталась там висеть, зацепившись волосами. Гости зааплодировали, но Магда лишь недовольно поморщилась.

— У него башка не лопнула! Я-то хотела вам показать, чтобы совсем красиво было! Видимо, основной заряд к позвонкам повернулся. Надо, чтобы спереди было, тогда иногда лопается, аж по всей сцене разлетается! Сейчас на другом покажу.

— Перестань! — её муж схватился за пульт. — Ты их сейчас опять запугаешь!

— Ладно, ладно… — отмахнулась Магда. — Не буду. Тем более сейчас и так интересно будет.

Ийэху тем временем облепили столы с лежащими на них обрубками тел, словно муравьи попавшихся им гусениц, их улюлюканье превратилось в какой-то отвратительный гвалт…

— Всё-таки зря вы все конечности удаляете, — заявила Пиайя. — Выглядит скучновато. С тем же успехом можно было бы сбрасывать им свиные туши. Хоть бы по одной руке оставляли, чтобы они хоть как-то пытались отмахнуться. Или по ноге, чтобы дрыгали.

— Если бы вы сделали заказ, мы бы могли подготовиться, — ответила Магда. — Но тогда бы сюрприза не получилось. А готовить сложно, я уже говорила. После ампутации их надо неделю в рег-растворе вымачивать. Если хотите, можем необработанных им побросать. У нас такие есть.

— Разумеется! У нас даже фильмов таких не снимают — закон… Ни одного бешеного дельты на всю планету. Так что у нас только обычных палачей допускают. Те, конечно, тоже изобретательными бывают, но такого дикарства им не выдать, это точно.

— Вы ещё не то скажете, когда мы им инструменты скинем!

…Су чувствовал, что за ним, как и за другими гостями, сейчас пристально наблюдают, и вынужден был смотреть, чтобы не выделяться. Он старался не видеть, но здесь ему не в силах был помочь никакой «прозрачный взгляд»; жуткое зрелище выжигалось в его мозгу намертво — ничто в мире не могло отныне вытравить это из его памяти, ничто… Несмотря на весь свой опыт, на всю свою подготовку, он чувствовал, что вот-вот сорвётся. Но что он мог? Броситься к Лике, свернуть шею ей, потом себе? Это было невозможно и в первый момент, не то что сейчас…

Держаться, держаться… Выдать себя — и впереди лишь допросы, копание в мозгу, вычисление не отработанных ещё связей… Нет, нельзя, нельзя…

Сможет ли он за оставшуюся жизнь пролить столько крови, сжечь столько городов, ликвидировать столько «плюс-плюсов», чтобы кровь затопила ужас этих воспоминаний? Как быть — попытаться пропустить всё то, что он видит, через свой разум транзитом, или же наоборот, запомнить всё до мельчайших мелочей, чтобы вспоминать каждый раз, как доведётся вершить возмездие? Чтобы ни единого сомнения не угнездилось в его душе, как бы жестоко не пришлось ему действовать?..

…Ийэху распалились не на шутку, и Магда вынуждена была сбросить им несколько других тел, чтобы забрать тех, кого надлежало сохранить живыми. Лика покинула арену, и унеслась по направляющим куда-то во тьму — наверно, к медикам, должным проследить, чтобы жизнь не покинула раньше назначенного палачами срока то, что ещё оставалось от её тела. Вслед за ней устремилось ещё несколько окровавленных обрубков. А затем и ещё несколько — Магда, пытаясь удовлетворить приходящих во всё более разнузданное состояние ийэху, произвела ещё несколько замен.

— Кажется, они готовы к острой фазе, — заявила она. — Дадим им инструменты.

После нажатия очередной кнопки на её пульте из темноты свесились на цепях крючья, ножи, какие-то черпаки… Из повисшего над ареной гигантского ковша посыпались новые тела — как Магда и обещала, часть из них была со всеми конечностями, некоторые были лишь в наручниках, на ком-то не было вообще никаких пут, и их беготня была встречена весёлыми возгласами гостей, потонувшими в нечеловеческом гвалте ийэху и истошном визге потрошимых ими жертв.

Уже через две минуты под всеобщий смех присутствующих одну из близняшек стошнило. Вторая продержалась ещё минуты полторы, покуда до гостевых рядов не дошёл запах жуткой бойни, что творилась на сцене. На этот раз уже никто не смеялся.

Су держался до того момента, пока утомившимся от кровавого разгула бешеным дельтам не принялись швырять жратву. Здоровенные, словно приготовленные для животных, куски варёного мяса летели прямо через ограждение, плюхаясь в устроенную на арене кровавую кашу, усеивая чёрными брызгами накинувшихся на корм существ, чьё многоголосое утробное урчание достигло его кишок, скручивая их в горящие узлы, его желудка, тут же освободившегося от остатков обеда, и его мозга, в котором полыхала одна лишь мысль — твари! И эти твари прикасались к его дочери, эти твари… Но были и другие твари, ещё хуже — те, что устроили всё это, те, что наслаждались этим зрелищем… И если первых полагалось просто отстреливать, чтобы избавить от них человеческую популяцию, то как нужно уничтожать вторых? Как сделать, чтобы никогда больше не появлялась в мире подобная нечисть?..

— Ну что, все проблевались? — весело поинтересовалась Магда.

Не все, но больше половины гостей не сдержались. Причем в основном именно в последние минуты — задумка устроителей шоу с кормёжкой явно произвела впечатление.

— Тогда вставайте, идём дальше.

— А здесь всё? — разочарованно протянула Пиайя.

— Здесь всё. А вы как думали? Вы получили удовольствие, а настоящее удовольствие, как известно, длится недолго, — ответила Магда. — Но не расстраивайтесь, в нашей программе есть ещё несколько пунктов. Вас ещё ждёт шоу кормления личинок, на котором, думаю, не сдержатся и самые крепкие желудки. Те же, кому будет мало и этого, могут получить немного свободного времени, оборудованную комнату и объект для любых манипуляций…

…Су плохо помнил дальнейшее.

Но в память отчего-то намертво врезались слова Кеплера:

— Нет, коллега, я не намерен вкладывать ни гроша из средств фонда ни в Эребус, ни в компании, что будут заниматься его освоением, коли им придется работать с этими людьми. Я не вижу в них даже проблеска рачительности… Я не вижу здесь планирования, действия, расчёта, разума вообще! В основной своей массе это просто временщики, тусовщики, транжиры, которых больше интересуют их мерзкие шоу, нежели реальные дела…

Да, в моменте на Эребусе можно заработать, хотя бы уже просто потому, что его ресурсы раздаются почти задаром… Но невозможно вести производство, отталкиваясь лишь от жестокости. Гораздо выше вероятность потерять все свои вложения, да ещё и превратиться в глазах местного населения в одного из… из этих. Так что нет — ни гроша! И Вам, коллега, не советую…

Я всегда держался подальше от столь токсичных вложений.

И буду держаться в стороне и впредь.

…Но тогда эти слова просто проносились сквозь его разум, как пузыри сквозь толщу воды, не оставляя следов… Растворяясь в нём бесследно, в отличие от другого, нового знания, вырастающего в той же толще гигантским колючим кристаллом…

Он всё понял! Его ошибка была в том, что он стремился создать новое общество, выращивая его внутри старого! Но он не учёл одного — основанное на доброте общество не в состоянии противостоять обществу чудовищ!.. Эти твари раздавили его мир в зародыше, выпотрошили его, и теперь глумятся над его останками… Нет! Чтобы создать новый мир, ему придётся уничтожить мир прежний, уничтожить полностью, самому на время пойти путём жестокости, выжигая всю людскую заразу наподобие устроителей нынешнего празднества и их глумливых гостей…