Стёпа, увидев падающего на землю побратима, выхватил саблю и, прикрываясь головой коня, понёсся вперёд на разбойников. Он успел срубить одного, когда мимо головы просвистела вторая стрела. Где-то в лесу сидел стрелок.

- Стрелок слева, - закричал Стёпка, хотя понимал, что возможно уже некому. Но потом вспомнил, что рядом с боярыней тот странный парень, и развернув коня опять понёсся на ворогов. А их осталось всего двое, не считая этого чёртова стрелка.

Услышав крик боевого холопа, Васька резко поменял вектор движения. Идти на помощь всаднику, оставляя за спиной неизвестного стрелка, глупость несусветная. И он метнулся влево в кусты.

Арбалетчик был тут. Торопился натянуть тугую тетиву, высунув от напряжения язык и пуча глаза. Успел натянуть, прежде чем Васькин удар кинжалом по шее не отправил его гореть в аду.

Как стрелять из арбалета Васька не знал. Не было у него такого умения в заначке, как стрельба из древнего средневекового самострела. То ли дело ножичек. С колющим оружием всё-таки у спецназовца проблем не было. От предложенной Татищевым ему сабельки Васька сразу отказался. А вот ножичек ему понравился. Прям нужный размерчик.

Вынырнув на дорогу, парень едва успел воткнуть кинжал в затылок разбойника, поднявшего дубину для решающего удара по упавшему с коня Степану.

Нога у холопа была вся в крови. Но он был в сознании.

- Задели твари, но и я успел дотянутся до второго. – Степан дышал с трудом. – Что стрелок?

- Кончился. – Васька быстро оглядел место скоротечного боя. Четверо нападавших признаков жизни не проявляли. – Потерпи немного. Боярыня, - крикнул он Пелагее, по-прежнему прячущейся за их лошадьми, - помоги Степану, чем сможешь. Ранили его.

А сам, выдернув кинжал из затылка последнего врага, быстро прошёлся и, втыкая клинок в шею лежащим, завершил контроль.

Степан действиями парня был не просто удивлён. Он явно был шокирован, с каким хладнокровием и скоростью тот короткими движениями рукой добил нападавших.

Пелагея тем временем подбежала к Стёпе и стала разрезать на нём штанину, пытаясь остановить кровь.

- Артерия вроде не задета, - проговорил подошедший Васька, и Пелагея со Степаном снова удивлённо посмотрели на парня.

…

Раненых в первом крымском походе было много. Уже скоро полгода как закончился этот поход, а Новодевичий монастырь, где разместился лазарет для воинов, был до сих пор переполнен стонами и криками. Тем, кому посчастливилось на повозках добраться до Москвы живыми, к лету 1688 года либо выздоровели, либо уже отошли в мир иной, либо ещё цеплялись за жизнь и за ними вели уход сёстры и приглашённые немецкие лекари. Царевна Софья старалась показать всем, как она хорошо заботится о воинах, чтобы в нужный час было кому за неё вступиться. Потому и щедро платила иноземным лекарям, и те этим усиленно пользовались. Когда ещё так заработают.

...

Владимир очнулся на полу. Белые стены вокруг. Свет еле пробивается сквозь мутные маленькие оконца. Электричества нет. Видимо опять подстанцию разбомбили.

Он попытался повернуться. В боку опять прострелило. Последнее, что помнил майор ГРУ Владимир Попов, когда молодой хирург в их блиндаже на скорую руку зашивал ему кожу на боку. Прилетело ему знатно, но по касательной. Если бы успел как хотел отклониться немного влево, можно было бы уже солдатские байки апостолу Петру рассказывать. А так вроде жив пока. Хотя какой-то свист был вроде ещё потом. Ну может сознание потерял ненадолго. Вот ведь перевезти его бойцы уже в госпиталь успели.

Взрыв от снаряда 155-миллиметрового орудия ВСУ, угодившего прямой наводкой в их блиндаж, Володя помнил смутно.

Рядом раздались стоны. Причём раздались сразу в нескольких местах.

Майор понял, что он скорее всего как-то умудрился в беспамятстве упасть с койки. Вон бойцы рядом лежат.

Попытался встать. Получилось с третьего раза. А затем он опять упал и стал биться в конвульсиях. Дикая боль затмила сознание и, придя в себя минуты через три, Владимир смачно выругался. Что ему такое вкололи интересно? Аллергии вроде у него никогда ни на что не было, а тут вон как вштырило. Может сестричка перепутала ампулы?

- Братцы, где тут уборная? – позвал он. В темноте ничего толком было не разглядеть.

- Налево тут недалече, - рядом раздался кашель. – забыл чтоль? За стенку там держись.

Владимир не стал говорить бойцу, что он тут первый раз. Просто не торопясь побрёл, держась за левую стенку к уборной.

Метров через десять он отчётливо почувствовал запах. Да что тут у них такое происходит, почему сшибает-то так? Ну понятно, почти передок, но не до такой-же степени тут так плохо, чтобы сортиры так запустить.

Дверь в уборную была странной. Деревянная, из грубых досок и с толстой деревянной ручкой. Открывалась внутрь. Толкнув её от себя, Володя аж зажмурился. Смрад тут стоял дикий. Глаза начали сами слезиться.

Из небольшого оконца неяркий свет падал на облезлые грубо оштукатуренные стены, и майор сумел различить несколько отверстий вдоль правой стены, сделанные с вполне определённой целью. Ни унитазов, ни отдельных кабинок тут не было. Как и раковин с кранами.

На левой стене были набиты какие-то деревянные жерди, за которыми были воткнуты большие пучки сена. И рядом на полу стояло два деревянных ведра. С водой. Он уловил отблеск на поверхности.

Туалетной бумаги тоже не было видно нигде.

Майор застыл в ступоре. Давненько он такого не видел. Даже в далёкой юности, в деревне у бабки с дедом, наглухо засранный сортир в деревенском клубе, и тот показался ему теперь образцом гигиены.

- Ну, слава Богу, пока надо по-маленькому. – И бравый майор смело вошёл босыми ногами в этот сраный вонючий ад.

…

Сестра Апполинария шла по монастырскому коридору в лазарет с наказом от настоятельницы, проверить состояние лежачих больных перед обходом нового немецкого лекаря. Предыдущий иноземный лекарь Георг Шульц вынужден был срочно покинуть Россию отбыв в родной Гренобль. Получил письмо с родины, что у него умер отец и надо срочно вступать в наследство. Вот и рванул. Хоть и жалко было бросать такую денежную работу, но капитал его батюшка скопил не маленький, и оставлять его на младшего брата лекарь не собирался.

Утро было погожим, и лучики восходящего солнца уже начали пробиваться сквозь узкие монастырские окна. Но в коридоре окон не было и монашка подсвечивала себе дорогу небольшим огарком свечи.

Когда в неярком колеблющемся свете перед ней вдруг возник здоровенный и абсолютно голый мужик, она резко вскрикнула и развернувшись побежала назад. На своём веку, трудившаяся полжизни в монастырском лазарете сорокалетняя женщина видала многое. И голыми мужскими прелестями удивить её было крайне сложно. Просто, как-то уж внезапно получилось. Вот она идёт, смиренно уткнувшись глазами в пол. А вот уже и перед глазами это.

Отбежав от места столкновения до первого поворота коридора, она остановилась, убедилась, что не бежит за ней никто, переложила свечку в левую руку, и истово перекрестилась. Спаси Господь! Сердце стучало гулко и уши закладывало от резко повысившегося давления. Вот это размер! Мысли-то срамные какие! Как это развидеть-то теперь! Она опять начала креститься. Господи помоги и сохрани!

…

То, что происходит что-то странное, Владимир понял не сразу. Орошая богатырской струёй большую кучку говна пополам с сеном, он, в лучах восходящего солнца, которое всё больше пробивало себе дорогу сквозь мутное оконце под потолком, вдруг понял, что не так.

Шрама на боку не было.

Того самого, который Костик, с позывным «Шмель», зашивал ему почти на живую совсем недавно. И не просто не было, в смысле - зарос и швы давно сняли. Нет. Даже следа не осталось. Никакого. Вообще.

Находясь в состоянии близком к панике, он закончил водные процедуры и повернулся на свет, оглядывая себя.

Не почудилось. Нету шрама. Вот слева на животе шрам трёхлетний есть. А свежего нету. Как не было никогда. Только боль небольшая фантомная при нажатии пальцами на бок слегка постреливала. И всё.