Отошли недалеко за кусты, приспустили портки. Обильно поливая давно забывшую дождь травку, Васька поинтересовался у Сепана:

- А чего вы костёр-то так открыто разожгли. Татары не вернутся?

- Да не должны вроде. – Рябой аж ссать перестал. – Ушли они ужо. Как обоз с пушками нашими пограбили, так и рванули. До самого Перекопу чай не остановятся тепереча – пушки добрые были. – Он вздохнул и продолжил водные процедуры.

Когда вернулись боярин возле костра уже накрыл племянницу одеялом и сам лёг за ней, ближе к лесу. Собой прикрывая как бы.

Второй, который тоже оказывается был Степан, пошёл проверить лошадей, которых воины в овраге стреножили рядом с трофейной татарской телегой без колеса.

Кстати Степан, который первый, имел фамилию Рябой. Да и был, если честно, рябым. Так что, не кликуха это у него оказалась, а самая, что ни на есть, обычная фамилия, на которую он естественно не обижался. Так их и отличали в отряде. Стёпа и Рябой.

Третьего боевого холопа звали Макар. И тот уже дрых, периодически всхрапывая во сне.

Вскоре за ним уснули и остальные. После сытного ужина и накатившего на всех чувства, что наконец-то всё устаканилось и волноваться уже не надо, согретые с одного бока догорающим костром, все заснули. На карауле остался один Стёпа. За костром и за округой кто-то должен присматривать всю ночь. Ну меняться будут воины посменно, дело солдатское. Но Ваську не тревожили. Не хватало ещё, чтобы неизвестно кто их покой сторожил.

…

По утру Васька разлепил глаза и первым кого увидел, был сидящий возле костра Терентий. Он же четвёртый.

В животе громко заурчало. Терентий поглядел на Ваську.

- Душа добавки просит или наружу рвётся, - усмехнулся он в усы.

- Да, похоже, наружу, - и Васька побежал в овраг на ходу разматывая верёвку, поддерживающую его штаны. Виноват ли в этом вчерашний кулеш или съеденные почти сутки назад перепрелые овощи Ваське было всё равно. Отбежал подальше и присел за кустами.

Справлять нужду на природе Ваське было не привыкать. В начале восьмидесятых в деревенском доме у тогда ещё живой бабки, матери его отца, он с лихвой хлебнул сельской жизни. Рыбалка с местными пацанами, уход за поросятами, сенокос, и даже за десять рублей замещал ушедшего в запой пастуха и неделю пас стадо тёлок, сидя на старом колхозном мерине без седла. Ходил потом пару недель враскоряку. Шустрые тёлки не давали ему ни минуты расслабиться.

Сидя за кустами в неглубоком овражке в позе гордого орла, Васька мял в руках лист лопуха и размышлял: а чем они тут подтираются, например, зимой? Талоны на туалетную бумагу, сахар и водку в начале девяностых, как он считал, показали ему перечень продуктов первой необходимости для населения во все времена. В деревне он всегда на такой случай таскал с собой пару смятых листов старых газет. Газеты, конечно, пожёстче будут, чем туалетная бумага, но на безрыбье и рак рыба.

А тут что? Сеном чтоль? Так всю задницу исколешь да исцарапаешь. Но может дело привычки. И ведь не спросишь – не поймут. А прослыть дурачком Ваське вовсе не хотелось. Лучше изображать частично потерявшего в бою память. Но не до такой же степени, чтобы забыть базовые навыки каждого местного человека. Говорить-то вон, как бы потеряв память, он не разучился, а как жопу подтирать, выходит, смог забыть? Блин.

Уже натягивая штаны, Василий услышал невдалеке за берёзами тихие голоса. А потом рядом с ним пролетела стрела и с хрустом вонзилась в дерево прямо перед его лицом.

Татары, так и не дождавшись своих двоих нукеров, всё-таки решили вернуться за поломанной телегой. И приехали они аж двумя конными десятками к ним на костерок явно не чайку попить с баранками. Лошадок предусмотрительно оставили в сотне метров в распадке, а сами цепью стали приближаться к стоянке русских. Воины передового отряда карателей Девлета Герая недавно сожгли какой-то мелкий русский хуторок и уже успели за эту ночь немного отдохнуть. И тихо ходить они тоже умели.

…

Выходец из семьи зажиточного крымского торговца рабами, Ахтем проделал нелёгкий путь, через три года службы в войске крымского хана став унбаши (десятником). Потом был замечен самим Девлет Гераем, сыном самого хана, и ещё через два года стал йезбаши (сотником) его элитного отряда карателей. Не зря последние пять лет он так упорно изматывал себя тренировками и сделал столько набегов на Русь, весьма преуспев в деле убийства мирных крестьян и грабежей их скудных деревенек.

После того, как два дня назад получил личную похвалу от самого сына хана Гарая за захват русских пушек в последнем удачном для его отряда деле по преследованию отходящего русского войска, молодой 24-хлетний Ахтем сильно возгордился.

Воины его сотни уже начали немного роптать между собой, что мол загонял их совсем господин. Не даёт им даже времени поделить захваченное, ни отдохнуть нормально после боя. Удаль свою всем показать хочет. Вот он какой свирепый и неутомимый. Не зря его сам сын шаха вниманием оделил и обнимал при всех.

Влетев с отрядом в небольшой русский хуторок, Ахтем приказал убить всех и спалить дома, не дав даже по обычаю поиздеваться над пленниками и понасиловать девок. А девки тут пригожие были.

Скарба набрали на три телеги всего. Бедно живут местные. А может потому, что начало лета всего-лишь. Ни тебе зерна, ни скотины упитанной. Даже кур и тех не нашли. Всё что собрали быстро погрузили и рванули опять за русскими. Маловато им добычи было. Глядишь, что ещё отщипнуть можно у такого трусливого противника.

Но с телегами быстро идти не получалось. Три местные полудохлые клячи, которых татары впрягли в повозки с награбленным, еле тянули. А ставить под телегу своих боевых скакунов никто из воинов естественно не собирался.

Когда у одной из телег, наехав на яму, сломалось колесо, Ахтем приказал двоим нукерам остаться и чинить, а сам погнал отряд дальше.

Ночью отряд остановился у небольшой речки на отдых. Отдохнуть всё-таки надо. Не людям, так хоть лошадям.

Оставленные нукеры их так и не догнали, хотя почти всю ночь охранявшие стоянку патрули татар всматривались в темноту, стараясь не пропустить одинокую телегу.

Едва забрезжило утро, Ахтем поднял два десятка своих лучших воинов и на чуть отдохнувших скакунах рысью пошёл назад, выискивая глазами этих недотёп. Бросать награбленное он не любил. Да и воины не поймут. Ведь позади противников уже нет. Ну не должно быть.

Уже подъезжая к месту, где оставили ту проклятую телегу, они почуяли дым. От опушки небольшой рощи тянулся запах, хотя дыма как такового никто не видел.

Спят небось, сыны шакала.

Но, разглядев рассёдланных лошадей, опытный сотник остановил жестом отряд. Лошадей было пять. Явно больше, чем они оставляли вчера.

То, что там русы, он уже не сомневался. Лошадки были приметные, не татарские и не арабские скакуны. Уж в чём-чём, а в лошадях татарин разбирался хорошо и зрение его ещё никогда не подводило.

Ахтем приказал спешится и, оставив троих с лошадьми, сам повёл остальных воинов в обход места стоянки русов.

...

- Тревога! – успел крикнуть Васька и резко пригнулся, уходя перекатом вбок, чуть не наступив в кучку собственных экскрементов. Накаркал, твоюжмать! – только подумал он и бросился влево, уходя с линии атаки противника.

Он не смог сходу определить их количество, но то, что нападавших больше пяти это точно. Мозоль на правой пятке отдала резкой болью от ускорения. Но такие мелочи уже не беспокоили.

Рукомашеством и ногодрыжеством Васька начал заниматься с шести лет. Можно сказать, всю сознательную жизнь он только и делал, что учился вредить ближнему своему и у него это получалось весьма недурственно. Кубки и медали за победы в районных и городских соревнованиях, потом инструкторы армейского спецназа, десяток вылетов в горячие точки. И нелепая смерть от заточки какого-то зека. Тьфу, блин, опять вспомнил не к месту. Ну, сегодня-то уж он точно не умрёт. Тут лес, а не узкие коридоры зоны. А уж что-что, а в лесу Васька драться умел намного лучше. Тут можно и разделить соперников через естественные препятствия в виде деревьев и кустарника, и палки разные, и овражек тот же – всё ему в помощь.