Нет, и на пост, ни на должность он совершенно не хотел. И вообще, это была своеобразная манера Николая I — не предлагать самому, а удовлетворять просьбы поданных. Все равно, это был удачный момент. В такое время можно было поговорить и о другом, для тебя тоже важном или привлекательном. Но как-то совсем не хочется.

— Ваше императорское величество! — намерено явно удивился князь, — узнав о своих намерениях, о которых я совсем не представлял, хочу честно и открыто заявить, что сегодняшнего дня я с утра только и тщу себя об этом разбойном деле. И хотя виделся в несколько расстроенных чувствах, но приписывал это свою неудачную деятельность в розыске Ковалевой Анюте. О карьерном росте пока и не мечтаю.

Николай I что-то негромко сказал для себя. Похоже, не поверил. Не потому, что князь не был слишком убедителен. Нет, просто император не понимал, как это не хотеть на более высокий административный пост. Это как настоящий мужчина в самом соку не хочет красивую женщину.

Ну, это уж его проблемы! Константин Николаевич перевел разговор на нужную для себя тему. Теперь можно и продолжить рассказывать о розыскном деле.

— Ваше величество, ваше сиятельство, — напомнил князь об уголовном деле, — будут ли у вас замечания о его ходе?

Николай молча покачал головой. Он предпочел бы рассмотреть уже законченное дело, когда все становится все легко и просто, а виновные стоят в очереди плакать и каяться.

А пока что-то туманное и не слишком хорошее.

Бенкендорф же оживился:

— Ваше величество, очень смею надеяться, я могу участвовать в дальнейшем розыске.

Николай только пожал плечами. Он видел, что его друг не очень-то разбирается в розыске, и хотел только помочь. Ведь Господом Богом нашим предрасположено каждому уметь свое. Князь не умеет работать в розыске, зато они оба могут, и, кажется, неплохо, управлять государством. Вот и нечего лезть не в свою телегу.

Но если Александр Христофорович так хочет… Император спокойно соизволил. И без того своих забот хватает, чтобы мудрствовать над чужими.

Бенкендорфу только этого и надо было. Он вежливо поклонился суверену, изысканно — его дочери. Кивнул князю — с ним он еще будет работать над следствием, поэтому не прощается. С тем и вышел из императорского кабинета.

В отличие от графа Бенкендорфа, князь Долгорукий не очень-то и спешил. Ведь вначале путь к двери был занят его непосредственным начальником, не беспокоить же его. Потом его как бы задержала Мария своим лучистым волнующим взглядом. Прямо-таки пронзила и заставляла сидеть.

А затем уже с князем заговорил император Николай со своим властным беспрекословным тоном. Попробуй тут уйди. То есть ему уже никуда и не надо было торопиться. Все-таки монарх в своих правах в абсолютной монархии.

Заговорили, в общем-то, ни о чем важном. С монархом это бывает. Это когда он спрашивает вас, и вы понимаете, что и его этот вопрос не нужен, то вы его немедленно забудете. Но поддерживать разговор надо, ибо мало того, что он ваш самодержавец, так он еще ваш непосредственный начальник, а его любимая дочь теперь и ваша любимая собеседница и с возросшим интересом наблюдает за вашим диалогом.

А потом Николай I начал тот разговор, который он рано или поздно, ох лучше поздно, он бы все равно начал.

— Князь, — сказал император решительно и властно, так как умел говорить только он, — вы уже почти стали частью семейства, но все же еще не до конца.

Ай, Мария Николаевна, а может даже Елена Федоровна все же проговорились об их ночных беседах. И, самое главное, виноват в них был сам Константин Николаевич. Не фиг подсказывать женщинам тему разговора, будешь спокойнее жить!

Суть была в следующем. В одну из ночей, когда восхитительная любовь с Еленой Фёдоровной или восхитительный танец Марией Николаевной перемежались с разговором обо всем, он рассказал о широко развитом обычае в какой-то заграничной державе брать не жене фамилию мужа, а, наоборот, мужу фамилию жены. С положенными привилегиями, богатствами, льготами. Страна Россия, но республика и XXI век.

Обычай, кстати, был и в XIX веке, и даже в их России, но все же в виде исключения, а не в широко практикуемой традицией.

Да точно, он вспомнил, это была императорская дочь! Мария Николаевна, как и любая женщина, умеющая проводить всякую теорию в практику, полезную для себя, тут же предложила ему с женой Еленой перейти в семью Романовых.

Князь аж чуть рот не разинул от удивления, помноженную на сердитость. Это ведь женщины, с детства приучаемые к мысли об обязательной фамилии мужа, которые потом легко приходят к идее изменения своей фамилии. Мужчины нет, читатели мужского пола меня поймут. А тем более, кого она решила «приучить» — князя Долгорукого!

Да знатной семьи Романовых еще даже в проекте не было, когда Долгорукие в стране блистали! Н дело даже не в этом. Он уже обручен с совсем другой женщиной, а ей августейший отец категорически запретил даже касаться друг друга. Ну, по крайней мере, поначалу, — он посмотрел на их рукопожатие и естественное сидение вместе. И ведь император Николай даже малейшими чертами лица ничего не протестовал!

Последнее он вслух, конечно, не сказал. Он вообще старался поменьше грубить и не делать больно своей до сих пор любимой женщине. И даже не от того что она великая княгиня. Нет. Просто, Мария очень красивая женщина и замечательный человек. Или, он ее и сейчас сильно любит?

Но по поводу фамилии они так и не договорились, и вот теперь в ход была пущена тяжелая артиллерия. Император Николай — это сильная убийственная сила и князь Долгорукий в лице попаданца Ливанова почти сразу же сдался. Но не капитулировал, Романовым (Николай + Мария и еще кто-то из числа новоявленных родных) придется приложить много времени и усилий для его согласия. А может и не сумеют. С его-то самомнением и дворянской гордостью! И потом, он не будет мужем двух жен. И не потому, что это даже в XXI веке не одобряется, а просто против его морали.

И потому князь Долгорукий пусть и послушался и покорно стал слушать, но с таким невозмутимым лицом, что Мария Николаевна только подняла разочаровано глаза в потолку, а император Николай саркастически улыбнулся.

Но улыбнулся он не князю, а своей дочери. Прилетела, потребовала/взмолилась, сделай мужа Романовым. Он-то не прочь. Если не считать отсутствие монаршей крови, то в остальном хороший князь. Физически красив — дети у Марии будут хорошие, характер замечательный. А дознаватель какой! Как бы ему не обмишурится, но по-моему он умнее всех европейских полицейских. По крайней мере, Романовых он защищает очень хорошо, аж пух летит от грабителей! Только ведь он уже обвенчался!

И, кстати, надо бы потом узнать по последнему делу, как там оно развивается? Не царское это дело узнавать, чем всякое дерьмо пахнет, но очень надо.

Посмотрел на упорно молчащего князя, нехотя сказал:

— О финансовых привилегиях и прочих льготах говорить не буду. Говорили уже?

Константин Николаевич по-прежнему молчал, поэтому подтвердила Мария:

— Говорили.

Сказано было так мрачно и безнадежно, что Николай только причмокнул губами. Набрал князь дворянской спеси. Эвон, императора переплюнет! Да и то, монарха, если он и самодержавный, практически каждый день кто-нибудь по лбу щелкнет. Если не свои поданные, то из-за границы точно. А тут надул спеси полные щеки и сиди. Мальчишка еще зеленый!

— Поэтому болтать я с тобой много не буду. Некогда.

Николай сказал таким тоном, что явственно послышалось «И неохота».

— Когда твои родители приедут? — не дожидаясь ответа, приказал стоящему слуге: — послать мое письменное приглашение, пусть прибудут в течение месяца. А ты имей в виду — за это время должен розыск завершить. И никакие причины существенными не будут.

Князь встал, по-гвардейски щелкнул каблуками(научился у знакомых при дворе) и, провожаемый взглядами Романовых — требовательным у императора Николая, поощрительный у цесаревича Александра, добрый и теплый, но какой-то странный у Марии.