Тем более, откуда-то знают, что он действительный статский советник и сиятельный князь Долгорукий, следователь самого императора Николая I.

По тем временам, такой гость запросто был равен прошедшему наяву Богу. Прямо так пришел и даже милостиво кивнул! И ведь не побрезговал, хотя кругом простые, хоть и богатые люди — купцы и промышленники…

Вот скажем, вы когда-нибудь с Богом виделись? И даже прислуживали ему? Уж не говоря об обеде с ним!

Нет? Все понятно, значит вы из скучного и очень реалистического XXI века. Все одинаковы, все есть, но как-то очень искусственно и опять же попроще. Ни тебе ботвиньи, ни варенной стерлядки. Даже хлеб наполовину с нефтью. А уж из чего делают водку или хотя бы бургундское, лучше вообще не знать. Опять хреновина на хреновине.

Не все, правда, и в XIX веке вкусно. Например, Константин Николаевич никак не мог понять прелести черной икры. Нет, надо будет, и он съест, залпом, как лекарство. И сразу запьет чистой водой. Но восхищаться этим и сладко наедаться, он все же не может.

Под эти мысли пообедал. Все очень просто: на салат — раковые шайки с капустой и перепелиными яйцами с мясом тетеревов. Из горячего: на первое — ботвинья на бульоне рябчиков. На второе — мякоть осетра, испеченная в сметане. И все это под бургундское 1837 и года и под Лимонное вино 1841 года.

Ничего, так сказать. На десерт пирожное и сладкие груши.

На все про все около рубля серебром. Вот-с, оказывается, и боги платят. Другое дело, у простых людей рубль единственный или вообще последний, а у князя их не меренно. Жалованье, доходы с поместья, неоднократные пожалования императора. Видит Бог, такого сановника с неопределенным доходом (кроме императора, разумеется) наша страна в XIX веке вряд ли еще видела. Даже великие князья. Те слишком видны и обществу, и императору, чтобы слишком легко обогащаться.

Во как!

Подошел к своей пролетке и несколько в замешательстве остановился. Конная пролетка — не элитный автомобиль XXI века, здесь не требуется ни специальное удостоверение, ни особые знания по теории и практики автомобилевождения. Но, pardone, как же это, он — князь рюриковой крови и на место кучера. Не осрамит ли он знаменитейшую фамилию Долгоруких таким образом?

И потом, все-таки XXI век — это уже эпоха нефтяных моторов разной модификации, а не коней, и он тогда, еще будучи Георгием Васильевичем, лошадей он и не видел и ни разу не ездил! Как оно управлять машиной на однолошадном двигателе?

К счастью, князю не пришлось долго стоять и сомневаться. Герасим, оставивший в роли постового одного из мальчишек у пролетки и теперь уведомленный им, уже торопливо спешил.

— Поели, ваше сиятельство, — сказал он, вытирая жирные губы — тоже, видимо, успел подкормится, — изволите ехать дальше?

— Да, пожалуй, — облегченно сказал князь, — прямиком в жандармское управление! Пообедали, можно и поработать.

Он грузно сел в пролетку, Григорий, забравшись на облучок, чмокнул губами, пошевелил вожжами. И норовистая, но умная кобыла Глаша, тоже поевшая положенного кучером в кормушку овса, тронула пролетку.

— Вот ведь, — с удовольствием подумал попаданец, — в каждом веке своя специфика. Тут требуется овес и простое ласковое слово, через двести лет — бензин и масло. А специальный человек везде полагается. Только здесь он называется кучер, а там будет — шофер или водитель.

Такое философское настроение держалось у него довольно долго — до жандармского управления. А там свои заботы, свои люди, так сказать, тоже требующие «ласки», стремительно отогнали у него этот дух. Уголовники это могут в два счета!

Прошел теперь уже в свой кабинет, как бы не больший, чем у Бенкендорфа. А как же! Чины — чинами, а негласное или, наоборот, открытое положение в светском обществе тоже сказывается. Ведь граф Александр Христофорович всего лишь близкий соратник и друг императора Николая I, а он, так сказать, практически родственник! Не говоря уж о том родственном, а об этом хоть подумать можно (!). Следователь он куда лучше, чем его начальник. Впрочем, даже так — пока начальник.

Его действительный начальник, пользуясь своими императорскими прерогативами, потихоньку переводит его в другую управленческую структуру. Тоже в императорскую канцелярию, но отдельную. Сначала он и слушать не хотел, только в жандармский корпус, потом все чаще задумываться, слишком уж заполонили его окружение жандармы! Можно кое-кого, например, князя Долгорукого и перевести, благо он сам неоднократно об этом просит.

И как бы А. Х. Бенкендорф даже потихоньку радуется. Ведь граф Александр Христофорович человек-то был неплохой, но это все же не профессия. А вот розыскного таланта у него нет никакого. И в этом отношении он далеко отстает от своего товарища (заместителя) князя Долгорукого.

Его секретарь (в силовых структурах, как и в XXI веке, можно было на этом месте иметь человека любого пола. Он, конечно, мужчину, ха-ха) сообщил, что есть несколько сообщений служебного толка, типа инструкций и положений, которые указывают, что с полномочиями может справится и товарищ (заместитель). Во как!

Отвлекся, спросил у оного секретаря. Нет, ничего важного и личных писем не приходило, кроме ряда прощений.

— Что за? — удивился Константин Николаевич. Попаданец не считал в XIX веке кого-то родным, даже близко знакомым. Может, у реципиента есть? Княжеский род Долгорукий в России весьма популярен. Может, кто и написал «На деревню дедушке» по служебному адресу.

— А-а! — махнул секретарь, опытный в таком деле мужчина, — просители, что б их!

Как понял князь, это были профессиональные просители, подававшие на все министерства «на всякий случай», вдруг дадут. Своего рода нищие XIX века.

Успокоился. От Бенкендорфа ничего не было. В этом не было ничего странного — ведь они встречались у императора буквально накануне. Ну а вдруг! Зная бюрократическую подоплеку графа, Константин Николаевич не сомневался, что тот еще может прислать какое-нибудь письма. Не для проверки, нет. Забыл там или новые обстоятельства всплыли. А он не ответил. Не вежливо-с! Хотя нет, так нет.

На этом, походя, закончил дела в кабинете. Есть настоящие заботы. Очень трудные и важные. Пойдет-ка он в ведомственную тюрьму! Нет, не сидеть, конечно. Проведет допрос. И у Крапивина, и у его воровской шайки, если надо будет.

И то на всякий случай, больно уж интересно вели они себя при аресте. И потом все же под суд. Обвиняемых на виселицу или (ай, милосердные) на вечную каторгу, бумаги — в архив! А мы займемся своими делами, как служебными, так и личными.

Опять же, если не будет ничего интересного!

В тюрьме сел кабинетике, «услужливо» уступленного местным следователем маленького чина (а куда ему деться) и приказал привести ему «главного злодея» на сегодняшний день — Крапивина.

Тюремные служители, ни о чем не спрашивая — и так ведь все знают, паразиты! Приволокли — иначе и не скажешь — требуемого бандита (вора по современной для XIX века терминологии). Да, его «упаковали» по всем правилам XIX века. Тюремные кузнецы (были такие по штату в то время) заковали пахана «Два пальца» ножными и ручными кандалами. Тяжелые и очень неудобные, даже по первому взгляду. Это вам не XXI век с его нарочитым человеколюбием и легонькими «браслетами»!

Кивком показал служителям, — мол, посадите на табурет. И принялся его осматривать. А то сколько раз о нем говорили, даже сражались с ним и даже пытались убить, а он его и не видел. Надо хоть посмотреть, кого его стараниями будут вешать?

Старый уже, но видно, что явно крепкий старичок. Экий дедок — боровичок, мирный и внешне добродушный. Так и хочется спросить, как дед, внуки, не болеют ли чем ненароком? Болезней ведь много в наше время, от холеры до тифа, от желтухи до чумы и рожистого воспаления.

И только искоса бросаемые взгляды показывают, что не все так просто. Никакой он не классический дед. И внуки, если есть, то уголовная мелочь. Те, что трутся около авторитетов за крохи власти, за мелкий авторитет. Чтобы и их боялись!