Соня видели пару раз такое в криминальных сводках, где, например, женщина зарезала сожителя за то, что он на неё наехал. Не напал, не поднял руку, а сделал устное замечание. У неё были добрые-предобрые голубые глаза, чистые как летнее небо. Именно их Соня запомнила из всей передачи. Их и абсолютно непонимающее выражение лица, “почему она не должна была убивать человека за одно слово”. У Сони тогда даже морозец по загривку пробежал, несмотря даже на то, что передача была снята давно и вообще на другом конце страны: потому что вот скажи такому человеку что-то не то, и он тебя не задумываясь пырнёт. После таких история десять раз посомневаешься, прежде чем что-то постороннему человеку говорить.

Она потом несколько ночей думала, крутила эту мысль в голове перед сном, нервно ворочалась, пытаясь как-то уложить в голове существование вот таких вот индивидов. Страшно, до трясучки, до дрожи в коленях страшно, что в нашем мире существует такое нелогичное и смертоносное зло, которое не то что остановить, даже мотивацию понять невозможно. Оно просто есть, и оно тебя просто убивает.

У этого охранника взгляд был почти такой же, только в разы страшнее. Потому что он был тут, и смотрел на неё вживую, как на докучливое и бесполезное насекомое, от которого нужно избавиться. Даже скорее, как на улитку, которая зачем-то заползла в его огород. Как-то так наверняка смотрели нацисты в концлагерях на заключённых, спокойно провожая их в газовые камеры.

– Ах вот вы где! – вырвалось у охранника, он сунул руку в карман, со щелчком вытащил нож, тут же пошёл на разбег.

Соня тоненько взвизгнула. Волнение обуяло её с новой силой, не только кончики пальцев заискрили, горло судорожно сжалось, лёгкие обожгло воздухом.

Саша молча сделал шаг вперёд, вставая между ней и приближающимся мужчиной.

В крайних случаях практиками допускалось использование силы. В целях самообороны либо спасения от смерти. Но сейчас Соня была совсем не уверена, что сумеет аккуратно оглушить охранника. Что, вообще, сумеет шевельнуться. Страх обвил её с ног до головы, пригвоздил к месту и заставил оцепенеть. Мышцы не двигались, даже горло отказывалось издавать звуки. Тот жалкий писк был последним, что вырвалось из её рта.

Примерно так выглядит сонный паралич. Ты всё видишь, всё чувствуешь, но ничего не можешь сделать. Даже опустить веки, закрыть глаза, чтобы не видеть окружающего ужаса.

Будто в страшном сне Соня смотрела, как охранник замахнулся на Сашу, явно целя в горло, парнишка перехватил руку, чуть выше запястья, резким хлопком по кисти выбил нож и вывернул в захват, затем дернул на себя. Это сработало, они переместились чуть в сторону, подальше от неё, – как видимо и планировал Саша. Но противник не сдавался.

Грубо вывернулся, оставив в сашиных руках то ли карман толстовки, то ли прядь волос, а затем ловко подставил подножку и впечатал покачнувшегося парня в стену. Он вообще как-то странно двигался, дёргано, несинхронно – голова в одну сторону, тело в другую, – непредсказуемо, но не как профессиональный боец, а словно выполнял чьи-то то запаздывающие, то нагоняющие тайминг команды.

Саша сдавленно прохрипел. Сверху посыпалась штукатурка, в каком-нибудь боевике про супергероев показали бы, как змеящиеся по стенам трещины разбегаются в стороны. Саша ловко вывернулся, тоже распрощавшись с фрагментом футболки и начал бить. Удары сыпались один за другим: прямой, хук, боковой, опять прямой. Охранник на удивление ловко уворачивался. Саша – деревенский парень – по нему было видно, что он как минимум делает зарядку, а как максимум, способен наколоть дров, натаскать воды и свернуть волка, напавшего на козу, в бараний рог, а охранник больше смахивал на сидящего двадцать четыре часа в сутки за компом мужика.

Мысли роились в голове, но даже просто двинуться у неё не получалось. Как в ступоре Соня наблюдала за происходящим, страх нарастал, скручивая желудок в тяжёлый, ледяной узел.

– Ах!

Как раз в тот момент, когда Саша начала одерживать верх, а его соперник ощутимо сдал, Соня уже готовилась хоть мысленно кричать “Наши побеждают!”, но тут парнишка пропустил удар в висок. Ахнул и сложился, как мокрая бумага, прямо под ноги охраннику.

Словно свет помутился перед глазами. Соня взвыла. Сначала внутри себя. Не горлом, а сердцем, словно добровольно жилы выкрутила, на разрыв аорты. Мышцы всё ещё не слушались, но сила внутри уже начала закипать. Не как обычно, испуганно, защищаясь, готовясь выплеснуть в пространство и сбежать под шумок, а осознанно. В голове не осталось мыслей ни о чём и ни о ком кроме Саши. Она больше не думала, как они всё это будут объяснять прибывшим полицейским, сколько придётся платить за ущерб, что скажут на работе, как с превосходством будет ухмыляться противная секретарша из соседнего кабинета или как укоризненно смотреть начальница – всё ушло из головы, вымело гигантским веником. Осталась одна, огромная и страшная, важная – как смысл всей жизни.

“САША!”

Он должен жить. Должен. Он не может умереть. Вот так просто упасть, превратиться в мешок с костями и мясом, и больше никогда не взглянуть на неё жёлтыми глазами. Он не может.

САША!

Крики вырвался из горла и отразился от стен. Охранник, подобравший нож, уже стоявший над телом парня, недовольно обратил на неё внимание, а спустя мгновение пожалел о своём недовольство.

Соня отмерла. Мощная волна силы вырвалась у девушки из пальцев и откинула его аж до поворота коридора, так мощно, что тот сразу отключился. Но девушка на него уже не смотрела, рухнув на колени возле Саши.

– Сашенька! Сашенька! Ты живой? Живой? Открой глаза! Посмотри… Ну посмотри на меня. Сашенька… – она била его по щекам, тормошила, кричала.

– Я тут, я тут, всё хорошо, – наконец-то прохрипел тот.

– Идиот! Нашёл время геройствовать.

– Спасибо, что спасла меня. А теперь…

– А теперь я вызываю полицию!

– А кристалл?

– Ты говорил, что знаешь как его обезвредить? Берём с собой. Чтоб ещё когда-нибудь… Только посмей ещё когда-нибудь… Только посмей…

Сон снова унёс Соню на флюрину кухню, на чаепитие с драконом. День выдался настолько тяжёлым, что она даже не удивилась и не испугалась, как в прошлый раз. Молча дошла до плиты, взяла чашку, плеснула чая и от души положила варенья, не стесняясь звенькать ложечкой, размешивая. А потом села напротив и вывалила всё, как на духу. И про то, как скучает по Флюре, и про чёртов чёрный кристалл, который вынимает всё самое тёмное со дна души, и про Сашу, который очень странно себя ведёт, но ей всё равно нравится, и про то, что она до скручивающегося желудка боится не справиться или сделать хуже.

– А знаешь, как раньше люди спасались от таких бед? – дракон аккуратно держал чашечку в красный горох оттопыренным чешуйчатым пальцем, коготь легонько позвякивал о фарфор. Отчего-то его голос вдруг показался Соне очень знакомым, и не только голос, интонации тоже. Такие проникновенно-вдумчивые. Так старики восхищаются новинками технического прогресса, понимая, что сами этим вот так обыденно уже пользоваться не будут никогда. Примерно также Саша начинал ей рассказывать какую-нибудь впечатляющую историю или факт, а потом виновато улыбался.

– Наваливались всем скопом? Убегали? Прятались? Ну у них же там регулярные армии уже были, – Соня выдвигала предположения, не стесняясь. Пусть даже дракон её съест, это не так страшно, как провалиться. – Да и короли обязаны были защищать свой народ. Жрецы и религиозные служители ещё.

– Всё проще, – покачал головой собеседник. Вышло пугающе. Драконья гибкость, определённо, не рассчитана на такие человеческие жесты. – Приносили в жертву того, кто был чист помыслами, светел душой и достоин телом.

– Но это же… тоже зло? – девушка поперхнулась чаем.

– Тем не менее, это помогало.

– Почему? То есть, как такое, вообще, могло помогать. Если я прихлопну комара, разве остальные комары прекратят пищать над ухом. Чушь же.