– Это не производная, а первообразная – ты константу забыл. Есть такой смешной анекдот про блондинку и интеграл от икса в квадрате по dx .

– Если ты возьмешь эти значения, в знаменателе получится ноль, а на ноль делить нельзя. Даже, если очень хочется. В универ если пойдёшь, там расскажут, как это правило обходить, а пока не нарушай.

– Коэффициент перед икс в квадрате отрицательный, значит ветви параболы смотрят вниз. Как опущенные рога. Не драконьи рога, оленьи!

Следующие недели наполнились сложными словами, непривычными терминами, но очень и очень интересными вещами. Я даже не представлял, что из простых понятий, типа чисел для счёта при их разнообразном использовании, могут появиться столь увлекательные конструкции.

Кто ж знал, что моя бабушка не просто учитель математики, но и её ярый фанат. Математики бывшими не бывают, как она сама тут же пошутила.

Про час в день мы давно забыли. Точнее Валентина Ивановна забыла, а я-то помнил. Теперь даже за чашечкой чая – файф о’клок ти – да-да, бабушка настояла, чтоб я «повторил» этот иностранный язык, так как в смежных с компьютерами областях его часто используют; так вот, даже за чашечкой чая мы обсуждали задачи, которые я нашёл в книге. На что бабушка обычно фыркала и выдавали на-гора истории, как нечто похожее попадалось её ученикам на олимпиаде в таком-то дремучем году, и как они выкручивались. Мы обсуждали изящные и нестандартные решения, варианты доказательства теоремы Пифагора Наполеоном, применение в жизни решета Эратосфена и другие занятные штуки.

Числа Фибоначчи, кстати, чьи пропорции можно проследить в спиралях подсолнечных семечек, расположении листьев на стеблях и даже в скручивающихся галактиках Млечного пути, заинтересовали меня больше остального. Их ещё применяли художники в построении «золотого сечения», в знаменитый испанский архитектор Антонио Гауди при строительстве. В рамках общего развития Валентина Ивановна показала меня пару фотографий из энциклопедии, и я, как ценитель прекрасного с почти тысячелетним опытом, по достоинству их оценил.

Но взволновало меня не это. А что, если и драконьи чешуйки подчиняются этому же закону, и, зная об этом, можно рассчитать их количество, формулу увеличения площади одной чешуйки или даже механизм отрастания новых. Я мысленно нахмурился. Можно было бы, если бы я помнил хотя бы начальные параметры. Это неожиданное открытие, заставило меня новыми глазами взглянуть на науку. Зная всё это – какие открытия можно было бы совершить в моём мире! «Первый дракон, выведший формулу покрытия бронированных пластин на хвосте», «Победитель конкурса на самый точный расчёт сезонного обострения у охотников на драконов» или «Статистические выводы о предположительных местах с максимальной концентрацией золота». Эх, размечтался, да ещё в таких ехидных выражениях. Кажется, я заразился этим от Валентины Ивановны, но и сам, как оказалось, существенно повлиял на неё.

День за днём я наблюдал и замечал, что бабушка перестала причитать по поводу и без, стала чаще улыбаться, начала припевать во время готовки. Навязала кипу воздушных белых салфеток и украсила ими все полочки в доме. Но изменения наметились не только внутри семьи.

Также мы помирились с Колей и Славкой. Почему-то Славиком мне стало неприятно его называть, в итоге и сам я привык к новому варианты, а ребята быстро переняли мою манеру. Они смотрели на меня как-то снизу вверх, с испугом ожидая именно моей реакции в любых разговорах, словно боясь предугадать, сказать, отметить, пояснить что-то неправильно. Я бы и дальше пребывал в замешательстве относительно такой ситуации, если б Валентина Ивановна в один прекрасный день, закрыв дверь за гостями, с умным видом не провозгласила:

– Авторитет!

– Что?

– Ты у них теперь авторитет, говорю.

– А что это значит?

Женщина протянула руку и пощупала мой лоб.

– Вроде нет температуры. Так чего дуришь-то? Уважают тебя они, вот и ведут себя так. Ты что, сам не видишь?

Я-то может и видел, а вот понять, что к чему не мог. В прочитанной литературе такого слова не встречалось. Пока не встречалось. Так что повода соотнести поведение с термином у меня не было.

– Значит, уважают авторитетов. И я – авторитет. Это хорошо?

– Очень! – бабушка вдруг порывисто накинулась на меня с объятиями, крепко прижала в груди, и я близко-близко ощутил её рыхлые мышцы, сухую дряблую кожу и кисловатый запах пота. Я не знал, что делать в таких ситуациях, – драконы между собой-то не очень нежничали, а уж с окружающими, – и потому обнял в ответ. Она меленько затряслась, и на футболку на плече что-то капнуло. – Как же я рада, что ты стал таким. Наконец-то в себя пришёл, очухался. Мальчик мой, золотиночка моя. Кто ж знал, что и правда, клин клином вышибают.

* * *

– Это зачем?

Впервые за всё время бабушка поставила на стол облепиховую настойку. Я видел такие бутыли в подполе, но, не интересовался. Оранжевая смесь, плотно набитая под стекло с какими-то приправами и травками, чтобы не скиснуть. Я однажды застал, как бабушка крутила мясорубку, перерабатывая кислые тугие ягоды в однородную массу и разливая по бутылкам, приговаривая, что вот схватит кого простуда, тогда и распакуем.

– Пить будем! Там только сахар и родные травы, алкоголя нет, не бои́сь, – щёлкнула меня по носу и ловко выставила две маленькие прозрачные рюмочки. – Чисто для антуражу!

Когда я пил у Флюры, то как-то не обращал внимания на церемониальные особенности, традиции пития, был слишком взвинчен произошедшими событиями. Зато сейчас, как раз и припомнил, что и тогда посуда была мелковата, особенно по сравнению с моей любимой пол-литровой кружкой для чая.

– По какому поводу? – также, из первого опыта я вынес, что эта церемония проходит по большим праздникам либо в связи с эпохальными событиями. Но ничего значимого сегодня вроде как не намечалось. Про праздники мне обычно сообщали Коля со Славкой, происшествий тоже не припоминалось.

– За тебя! – Валентина Ивановна уже держала у меня перед носом свою рюмку, и, опустив глаза, я увидел, что вторая тоже наполнена. Бабушке отказывать было чревато, так что я чокнулся и послушно выхлебал всю стопку. Неожиданно оказалось вкусно: не слишком сладко и с вяжущим привкусом трав. – Как же я боялась. Ты был таким умным, подвижным, любознательным мальчиком, пока не попал в ту аварию и остался без родителей... Чёртов лесовоз.

– Это та авария, где погибли родители? – вторую я пригубил уже осторожнее, памятуя, что творилось после второй у Флюры, но на удивление, подобного эффекта не случилось.

– Горячим чаем запивай, сразу эффект будет, – на мгновение выйдя из образа бабушка выставила рядом мою любимую кружку. – Можно было бы просто в чае размешать, но тогда сломается концепция.

Я послушался, сделал большой глоток чая, сразу же ощутив эффект. Теплота разливалась по телу, заставляя каждую клеточку ощущать счастье и возбуждение. Я вздрогнул и расслабился, радуясь, что видений с перепроживанием в этот раз не будет.

– Спасибо.

– Глупенький. Мой бедный глупенький внучек. Ты стал таким, таким… – она попыталась изобразить руками некую пространственную фигуру. – Ты стал таким пустым! Глаза пустые, ничего не хочешь, ничего не делаешь, ничем не интересуешься. Вот даже поговорить с тобой нормально нельзя было. Чуть что нужно, так ты всегда был согласен. Что ни предложи. Словно ничего не хочешь, ничего тебе не надо. И в ПТУ это дурацкое тебе Булатка в шутку предложил, а ты согласился. Как будто тебе всё равно. Твоё здоровье!

Ситуация начала складываться. Не могу сказать точно, присутствовало ли подобное в здешнем мире, но там, откуда я пришёл, попадались люди-оболочки, не до конца мёртвые, не целиком живые. С полу-высосанной душой, они жили, работали, двигались, ели, даже вроде бы размножались, но оставались такими же пустыми и бездушными, каким, похоже, стал Саша после той аварии. После той первой аварии, в которой погибли его родители, и видимо, часть его собственной души. А вторая, получается, – окончательно добила остатки, держащие его тщедушное тело на этом свете. И в этот момент появился я. Но вот почему я появился, и какова моя роль в этой истории – на этот вопрос мне ещё предстояло найти ответы.