– Мерен!
Наконец-то юноша узнал ездока на первой колеснице. Мерен натянул вожжи и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел в сторону слепящего солнца. Потом, разглядев Нефера, тоже замахал и закричал. Нефер помчался вниз по склону, скользя на осыпях, и вскоре они с Мереном уже обнимались, смеясь и говоря одновременно.
– Где вы были?
– Где Минтака и Таита?
Затем подоспел Хилтон и почтительно склонился перед фараоном. За ним тянулась вереница измученных и раненых людей. Лица у них были изможденные, кровь и гной просачивались через повязки, засыхая коркой. Даже ехавшие в крытых повозках или несомые на носилках, слишком слабые, чтобы идти самостоятельно, приподнимались и благоговейно смотрели на Нефера.
Тому хватило короткого взгляда, чтобы понять – перед ним воины, но воины, разбитые в бою, сломленные морально и физически.
Поздоровавшись с Хилтоном, Нефер повернулся к остальным и прокричал:
– Все так, как я вам обещал! Здесь, перед вами, стоит истинный ваш фараон, Нефер-Сети. Фараон не умер, фараон жив!
Люди безразлично молчали, утомленные и подавленные, и с сомнением смотрели на Нефера.
– Ваше величество, – прошептал ему Хилтон. – Встаньте на тот валун, чтобы вас все ясно видели.
Юноша забрался на камень и с любопытством обозрел толпу. Та молча смотрела в ответ. Многим никогда не доводилось прежде видеть живого царя. А те, кто видел, наблюдали его во время официальных церемоний, издалека. Тогда фараон казался им похожим на куклу: с головы до пят укутанный в роскошные одеяния и драгоценные украшения, с маской из краски на лице, он надменно восседал на царской повозке, влекомой белыми быками. Та далекая неживая фигура никак не сочеталась в их воображении с одетым в лохмотья пареньком, тощим и жилистым, с живым и подвижным загорелым лицом. Это был не тот фараон-дитя, известный им по одним только рассказам.
Пока они таращились на него, ничего не понимая, или переглядывались между собой, рядом с Нефером откуда ни возьмись возникла другая фигура. Этот человек, словно джинн, появился по соседству с фараоном. Его в народе знали хорошо, и в лицо, и по рассказам.
– Таита Чародей! – пронесся благоговейный шепот.
– Я знаю, что довелось вам претерпеть, – обратился к ним Таита голосом, проникавшим в каждое ухо, доходящим даже до больных и раненых. – Знаю, какую цену пришлось вам заплатить за отказ покориться тирании убийц и узурпаторов. Знаю, что вы пришли узнать, жив ли еще истинный царь.
Люди одобрительно зароптали, и Нефер вдруг понял, кто это такие. Перед ним стояли уцелевшие участники восстаний против Наджи и Трока. Где Хилтон разыскал их, оставалось загадкой, но эти жалкие оборванцы были некогда отборными воинами, колесничими и пехотинцами.
– Здесь будет положено начало, – тихо промолвил Мерен. – Хилтон привел к тебе семена твоих будущих полков. Поговори с ними.
Стоя перед толпой, Нефер, гордый и стройный, озирал ее еще некоторое время. Он заприметил в первых рядах человека постарше остальных, с проседью в волосах. Взгляд у него был острый, в глазах светился ум. Даже будучи одет в лохмотья, воин не утратил начальственного вида и властности.
– Кто ты, воин? – обратился к нему юноша. – Назови свое звание и полк.
Седой поднял голову и расправил ссутулившиеся плечи:
– Меня зовут Шабакон. Лучший из Десяти Тысяч. Прошел Красную дорогу. Начальник центра в полку Мут.
«Лев, а не человек!» – подумал Нефер, но вслух сказал:
– Приветствую тебя, Шабакон! – Он поднял полу хитона и указал на вытатуированную на бедре эмблему. – Я – Нефер-Сети, истинный фараон Верхнего и Нижнего Египта.
Вздох и гул прокатились по рядам оборванцев, стоило им узнать царский символ. Как один они распростерлись на земле.
– Бак-кер, божественный, любимец бессмертных! Мы – твои верноподданные, фараон. Вступись за нас перед богами.
Минтака пришла вместе с Таитой и теперь стояла поблизости. Нефер протянул руку и помог ей взобраться на камень.
– Вот царевна Минтака из дома Апепи. Минтака станет моей супругой и вашей законной повелительницей.
Объявление было встречено новым хором одобрительных возгласов.
– Хилтон и Шабакон будут руководить вами, – распорядился Нефер. – А Галлала сделается нашей столицей до победоносного возвращения в Фивы и Аварис.
Воины вскочили, и даже тяжелораненые норовили слезть с носилок, чтобы выказать почтение фараону. Голоса у них были слабые и почти терялись в бескрайней пустыне, но их звук наполнил Нефера гордостью, возродив в нем решимость и уверенность. Он поднялся на передовую колесницу, принял у Мерена вожжи и повел едва держащуюся на ногах крошечную армию в свою разрушенную столицу.
Когда было покончено с устройством помещения для прибывших, Нефер призвал к себе Хилтона, Шабакона и других вожаков. Допоздна в ту ночь и во многие последующие он сидел и выслушивал рассказы о мятежах, о сражениях и закономерном поражении от объединенных сил двух фараонов. Они поведали ему о жестоких карах, которые обрушили Трок и Наджа на попавших к ним в лапы бунтовщиков.
По приказу Нефера они в подробностях рассказали о новом боевом порядке египетской армии, перечислили имена военачальников, названия частей с количеством воинов, колесниц и лошадей, находящихся в распоряжении у Наджи и Трока. В числе беглецов сыскались три войсковых писца, и фараон усадил их за работу, велев составить на глиняных табличках подробный список вражеских гарнизонов и укреплений.
Тем временем Таита при помощи Минтаки устроил лечебницу, где поместили всех больных и раненых. Хилтон привел с собой около десятка женщин: жен некоторых воинов или просто из числа обитавших при военном лагере. Таита всех их привлек к работе сиделок и стряпух. Маг работал дни напролет, собирая сломанные кости, извлекая своими золотыми ложками зазубренные наконечники стрел, зашивая оставленные мечом раны, а в одном случае даже провел трепанацию черепа, проломленного боевой дубиной из твердого дерева.
Когда становилось слишком темно, чтобы лечить, Таита присоединялся к Неферу и его подчиненным, сидевшим при свете масляных ламп за картами из дубленой кожи ягненка и строившим планы и схемы. Хотя главнокомандующим считался Нефер, в военной науке он был еще новичком, и уроки опытных воинов имели для него неоценимое значение.
Бывало обычно за полночь, когда он распускал этот невеселый совет и отправлялся к Минтаке, терпеливо дожидавшейся его на подстилке из овчины. Они занимались любовью и перешептывались. Хотя оба страшно уставали за день, рассвет нередко уже брезжил над безмолвной пустыней, когда они наконец засыпали в объятиях друг друга.
В общей сложности в Галлале обитало полторы сотни человеческих душ и пятьдесят лошадей, но уже в первые несколько дней стало ясно, что дающие горьковатую воду колодцы города не в силах обеспечить даже столь малое количество ртов. Каждый день их осушали, и каждую ночь им требовалось все больше времени, чтобы наполниться. Да и качество воды ухудшилось: с каждым днем она становилась все более горькой и вонючей, пока пить ее стало совершенно невозможно, не смешав с кобыльим молоком.
На воду пришлось ввести ограничения. Лошади страдали от жажды, у кобыл пропало молоко. А подземный источник продолжал хиреть.
Наконец Нефер созвал своих приспешников на чрезвычайный совет. Пообсуждав около часа назревшую тему, Хилтон уныло подвел итог:
– Если Гор не сотворит для нас чуда, колодцы пересохнут совсем, и нам придется покинуть город. И где тогда искать приют?
Все посмотрели на Нефера, а тот с надеждой поглядел на Таиту:
– Что будем мы делать, когда вода иссякнет, маг?
Таита открыл глаза. Все время долгих споров он просидел молча и, как казалось, дремал.
– Я хочу, чтобы завтра на заре все, кто способен ходить и держать в руках лопату, собрались перед городскими воротами.
– Зачем это? – спросил фараон.
Таита только загадочно усмехнулся.