– Ты вызвал бурю? – спросила Минтака робко и недоверчиво.

– Она собиралась все последние дни, – ответил Таита. Лицо его было невозмутимым, голос ровным. – Вы ведь наверняка обратили внимание на духоту и угнетающую желтую пелену.

– Нет, тут дело не в природе, – возразил Нефер. – Это ты. Ты все знал и понимал. Ты вызывал бурю. А я сомневался в тебе.

– Пора прятаться. Скоро накроет.

Его голос потонул в завывающей какофонии хамсина. Минтака первой протиснулась через проем в грубо сложенной стене в тесную пещеру. Остальные последовали за ней. Когда наступила его очередь, Хилтон покидал внутрь почти опустевшие мехи с водой.

Наконец снаружи остался только Таита. Он наблюдал за надвигающимся штормом так, как если бы тот был собственным его детищем. Буря ударила с такой силой, что скала вокруг беглецов задрожала, а высокая фигура Таиты полностью скрылась из глаз. Первый порыв продлился всего несколько секунд, и когда он миновал, Таита стоял на прежнем месте, неподвижный и серьезный. Шторм собирался с силами, завывая, как обезумевшее чудовище, и когда он обрушился на них во всем своем ужасном величии, маг протиснулся через лаз и сел, привалившись спиной к внутренней стенке.

– Закрывайте, – сказал он.

Мерен и Хилтон завалили вход приготовленными для этого камнями.

– Укутайте голову, – продолжил Таита и обмотал накидкой лицо. – Зажмурьте глаза, не то ослепнете. Осторожно дышите через рот, иначе захлебнетесь песком.

Буря была настолько могучей, что первый же порыв подхватил колесницу Трока и покатил вместе с визжащими лошадьми, которым дышло переломало хребты.

Трока выбросило с платформы. Он пытался встать, но шторм снова валил его с ног. Используя свою недюжинную силу, фараон заставил себя ползти, но полностью утратил чувство направления. Рискнув открыть глаза, он ослеп от песка. Трок не представлял, в какую сторону он ползет и где искать спасения. Буря кружила, и казалось, что она налетает со всех сторон света разом. Страшно было снова разомкнуть веки. Хамсин бил по лицу, обдирая кожу со щек и губ, пока гиксос не сообразил укрыть их головной накидкой.

– Помогите! – заорал Трок среди безумия ветра и песка. – Спаси меня, Иштар, и я вознагражу тебя щедрее, чем в самых алчных твоих мечтах.

Казалось невозможным, что кто-то услышит крик в таком оглушительном реве. Но тут он почувствовал, что Иштар ухватил его за руку и крепко пожал, давая знак держаться.

Они ковыляли дальше, иногда по колено погружаясь в песок, который тек, как вода. Трок споткнулся обо что-то и потерял Иштара. Лихорадочно пытаясь нащупать мага, он наткнулся на какой-то предмет, об который ушибся, и понял, что это брошенная и лежащая на боку колесница.

Фараон закричал, зовя Иштара и кружа на месте; тут рука Мидянина ухватила его за бороду и потащила. Песок обжигал кожу, песок слепил, песок душил.

Трок упал на колени, Иштар снова поднял его, вырвав клок волос из бороды. Трок попытался заговорить, но стоило открыть рот, в него набился песок, заставив закашляться. Фараон понимал, что умирает, что никто не в силах выжить среди ужасного ненастья, обрушившегося на них.

Казалось, этому мучительному путешествию в неизвестность не будет конца. Затем Трок внезапно ощутил, что ветер ослабел. С минуту ему думалось, что буря миновала, но рев не стихал, а, напротив, усиливался. Двое брели, спотыкаясь и сталкиваясь, будто парочка пьяниц на пути из таверны до дома. Ветер продолжал слабеть. Почти ничего не соображающий Трок предположил, что это Иштар мог сотворить какое-то заклинание, защищающее их, но тут внезапный порыв едва не свалил его с ног и вырвал его бороду из хватки колдуна. Фараон с такой силой врезался в каменную стену, что почувствовал, как хрустнула ключица.

Он упал на колени и припал к скале, как ребенок к груди матери. Как Иштар смог провести его сюда, ему было безразлично. Важно было то, что утес над ними принимает на себя большую часть силы шторма. Трок почувствовал, как колено Мидянина уперлось ему в бок, и задрал тунику так, чтобы укрыться ею с головой. Иштар заставил его улечься под защитой утеса и сам примостился рядом.

В крошечной пещере Нефер подполз к Минтаке и обнял ее. Он пытался поговорить с ней, утешить и подбодрить, но головы их были окутаны тканью, а ветер заглушал все звуки. Девушка положила голову ему на плечо, они тесно прижались друг к другу. Беглецы оказались погребены среди ревущей тьмы, оглохли, ослепли и наполовину задохнулись. Воздух приходилось с трудом втягивать через материю, и делать это маленькими порциями, чтобы тончайший песок не набился в рот.

Со временем рев ветра настолько оглушил их, что все другие чувства притупились. Ветер дул и дул, не прекращаясь и не ослабевая. Людям в пещере трудно было судить о ходе времени: сквозь закрытые веки они едва улавливали слабые колебания между светом и тьмой. Розовое свечение сообщало о наступлении дня, полная тьма говорила о приходе ночи. Такой непроглядной и полной тьмы Нефер не встречал еще никогда. Если бы не тело Минтаки, тесно прижимавшееся к нему, он решил бы, что сошел с ума. Девушка иногда шевелилась и отвечала на пожатие. Наверное, Нефер спал, но снов не видел, его окружали только рев хамсина и мгла.

Прошло много времени, и он попытался передвинуть ноги, но не смог. Юноша перепугался, что ослабел до полного изнеможения. Напрягая все силы, ухитрился пошевелить ступней и пальцами. И понял, что его засыпало песком, проникшим в пещеру через щели между камнями в стене заребы. Песок уже доходил ему до пояса. Им предстояло быть заживо погребенными здесь. Мысль о столь бесславной смерти наполнила его ужасом. Голыми руками он разбросал песок, освободив ноги, затем проделал то же самое для Минтаки.

Нефер чувствовал, что остальные заняты в переполненной пещере тем же самым, пытаются отгрести песок, но тот просачивался, как вода. Он летел из густых вращающихся пылевых облаков.

Буря продолжала бушевать. Два дня и три ночи ветер не знал отдыха. Неферу удавалось отгребать от себя песок настолько, чтобы шевелить головой и руками, но нижняя часть туловища оказалась в надежном плену. Откапываться юноша не стал, потому как сдвигать песок было некуда.

Вытянув руку, он коснулся каменного потолка, находившегося буквально в нескольких дюймах над головой. Он провел по нему пальцами и обнаружил, что у него слегка куполообразная форма. Головы беглецов оказались в этом крошечном пространстве. Тем временем песок полностью закупорил вход и больше не прибывал. Но неумолчный рев бури по-прежнему доносился снаружи.

Нефер ждал. Иногда он чувствовал, что Минтака тихо плачет рядом, и пытался утешить ее нежным пожатием руки. Воздух в замкнутом пространстве купола сделался затхлым и спертым. Юноше подумалось, что вскоре он станет непригодным для дыхания, но, видимо, свежий воздух понемногу просачивался через песок и хоть и с трудом, но поддерживал в несчастных жизнь.

Большую часть воды из мехов они выпили, оставив лишь на донышке. И пришла жажда. Хотя укрывшиеся в пещере не двигались, тела их продолжали нуждаться во влаге, поскольку горячие песок и воздух вытягивали ее из них. Нефер чувствовал, как язык его постепенно присыхает к нёбу. Затем он стал распухать, и если дышать и раньше было трудно, то теперь стало почти невозможно.

Терзаемый страхом и жаждой, молодой фараон почти утратил счет времени. Ему казалось, что прошли годы. Затем Нефер очнулся от постепенно поглощавшего его беспамятства и понял – что-то изменилось. Он пытался понять, что именно, но голова отказывалась соображать. Минтака лежала рядом и совсем не двигалась. Испугавшись, он сжал ей руку и ощутил слабую дрожь в ответ. Жива. Они оба были живы, но погребены и едва могли шевелиться.

Нефер почувствовал, что снова проваливается во мглу, в мучительные грезы о воде, об огромной зеленой поверхности реки, о водопадах и журчащих перекатах. Он стряхнул с себя тьму и прислушался. И ничего не услышал. Именно это его и разбудило. Не было никаких звуков: рев хамсина уступил место глубокой тишине. Тишине могилы, подумалось ему, и ужас вернулся с прежней силой.