Он наполовину отвернулся от нее и мрачно уставился на уходящую к горизонту линию воды и тростника. Минтака не придала этому подчеркнуто высказанному пренебрежению ни малейшего значения и повернулась к своим рабыням:

– Ну-ка, давайте споем фараону «Мартышку и осла».

Служанка подала ей лютню, царевна пробежала пальцами по струнам, затем затянула первую строфу из дурацкой детской песенки. Рабыни хором подхватили припев, подражая голосам животных и безудержно веселясь.

Губы Нефера подрагивали, готовые растянуться в усмешке, но он уже натянул маску ледяного безразличия и не мог позволить себе ее снять. Таита видел, что парень не прочь присоединиться к забаве, но вновь угодил в свою же собственную ловушку.

«Первая любовь – это такая незамутненная радость», – с доброй насмешкой подумал Таита. И, к удовольствию девушек в соседней лодке, выдал куплет собственного сочинения про то, что сказала ослу мартышка, – получилось еще смешнее, чем предыдущие. Девушки визжали от восторга и хлопали в ладоши.

Под веселое пение охотники причалили к острову. Берег был обрывистым, под ним блестел черный ил. Лодочники шагнули за борт, погрузившись до колена в чавкающую жижу, и крепко удерживали суденышко, пока рабы не перевели царевну и служанок через прогал на твердую почву.

Едва девушки благополучно перебрались на сушу, подошла царская лодка, и рабы изготовились свести на высокий берег Нефера. Но фараон надменно отстранил их. Претерпев за утро достаточно унижений, он не собирался приумножать их, полагаясь на поддержку пары полуголых мокрых рабов. Он без труда балансировал на срезе кормы, и все присутствующие восхищенно наблюдали за ним, потому как полюбоваться было чем. Минтака старалась не выдать своих чувств, но думала, что ей никогда не доводилось видеть ничего прекраснее, чем это гибкое и стройное тело юноши, только начавшее обретать черты мужественности. Даже надменное, угрюмое лицо завораживало ее.

«Он из породы, дающей героев и великих фараонов, – в приливе увлечения подумалось ей. – Жаль, что я рассердила его. Это был злой поступок, но еще до исхода дня я вновь его развеселю. Пусть Хатхор будет свидетельницей этой клятвы».

Прыжком леопарда, спускающегося с ветви акации, Нефер преодолел щель между лодкой и берегом и грациозно приземлился на расстоянии вытянутой руки от места, где стояла девушка. Помедлил, понимая, что все взоры направлены на него.

А потом грунт под его ногами обрушился. Кусок рыхлой глины, на котором стоял фараон, не выдержал его веса. На один мучительный миг мальчик застыл, размахивая руками в напрасной попытке сохранить равновесие, затем полетел спиной вперед в болотную жижу.

Все в ужасе смотрели на него, обескураженные зрелищем владыки Египта, с ошарашенным лицом сидящего по пояс в липком нильском иле.

На долгую минуту все лишились дара речи. Затем Минтака рассмеялась. Это получилось не преднамеренно, просто картина была слишком потешная, чтобы удержаться. А начав, она уже не могла остановиться. Смех у нее был такой заразительный, что его подхватили служанки. Их хихиканье передалось егерям и лодочникам. Даже Таита присоединился к веселью, расхохотавшись в голос.

На миг показалось, что Нефер вот-вот расплачется, но потом гнев, так долго обуздываемый, прорвался наружу. Юноша ухватил пригоршню густой черной грязи и метнул в покатывающуюся со смеху царевну. Переживаемое унижение придало руке сил и меткости, а Минтака, обессилев от хохота, не успела увернуться, и ком попал прямо ей в лицо. Перестав смеяться, девушка уставилась на Нефера; черная маска медленно обтекала с ее лица вокруг глаз.

Пришел черед Нефера смеяться. Продолжая сидеть в трясине, он запрокинул голову и излил все свое огорчение и унижение в потоке громкого язвительного хохота. Когда фараон веселится, весь мир радуется вместе с ним. Рабы, гребцы и ловчие загоготали с удвоенной силой.

Минтака быстро оправилась от потрясения и без предупреждения ринулась с обрыва в атаку, всем своим весом обрушившись на Нефера. Нападение оказалось таким внезапным, что юноша не успел даже набрать воздуха в легкие, прежде чем ушел с головой под воду с сидящей на нем противницей.

Фараон старался найти в скользком дне опору и выбраться на поверхность, но девушка вдавила его в ил, а руки сцепила в замок на его шее. Он пытался сбросить ее, но царевна была проворной и скользкой, как уж, чему особенно помогала покрывшая ее кожу жидкая грязь. Огромным усилием Нефер приподнял ее ровно настолько, чтобы высунуть голову и глотнуть воздуха, а затем снова скрылся под водой. Ему удалось вывернуться из-под нее и оказаться сверху, но удержать ее в захвате оказалось чрезвычайно трудно. Гиксоска извивалась и пиналась с неожиданной силой. Ее туника задралась до пояса, обнажив ровные ноги. Одной из них она обхватила его ногу и повисла на ней. Теперь противники оказались лицом к лицу, и Нефер ощущал через слой липкой грязи тепло ее тела.

Всего пара дюймов разделяла их перепачканные лица, длинные волосы падали ей на глаза. Нефер с удивлением понял, что под маской из грязи она улыбается ему. Он улыбнулся в ответ, и оба рассмеялись. Но уступать никто не хотел, и борьба продолжалась.

Его грудь была обнажена, тонкая ткань ее одежды промокла и уже не шла в расчет. Голые ноги девушки все еще оплетали его ногу. Юноша потянулся, надеясь высвободиться из этой крепкой хватки. Случайно правая его рука легла на крепкую округлую ягодицу, мышцы которой энергично сокращались.

Странное и сладостное чувство разлилось вдруг по всему его телу, и желание одержать победу в этой схватке напрочь покинуло юношу. Позволив ей бороться в свое удовольствие, он довольствовался тем, что удерживал ее и наслаждался этим новым и неизведанным ощущением.

Она вдруг перестала смеяться, в свою очередь сделав ошеломляющее открытие. Между нижними частями их тел возникло нечто твердое, чего еще миг назад не существовало. Неизвестный предмет был такой большой и осязаемый, что она не могла его не заметить. Минтака сжала бедра в надежде понять, что это такое, но от этого таинственная штуковина стала еще крупнее и тверже. Это было нечто неизвестное, и, будучи любознательной по натуре, девушка повторила прием.

Она даже не заметила, что соперник прекратил попытки сбросить ее, а его левая рука обвила верхнюю часть ее туловища. Правая же его ладонь сжимала ее зад, и когда она подалась к нему бедрами, чтобы исследовать таинственный предмет, он сделал толчок ей навстречу, а стискивающая ягодицы рука юноши подтянула девушку еще ближе к нему. Отросток приник к ней, как если бы был неким маленьким живым существом, действующим само по себе.

Прежде царевна даже вообразить не могла чувства, обуявшего ее. Неожиданно это загадочное создание обрело значимость куда большую, чем все, о чем она мечтала до этого. Все ее существо наполнилось жаркой, томительной негой. Не сознавая, что делает, Минтака опустила руку, пытаясь схватить зверька, как если бы то был котенок или щенок.

А затем с потрясением, как от удара под дых, вспомнила чудные истории, которые рассказывали ей рабыни про эту штуку и про то, что вытворяют ею мужчины. Не раз служанки описывали ей этот процесс в пугающих подробностях. До сих пор она отмахивалась от этих россказней, как от чистой выдумки, потому как отростки, болтающиеся между ног ее младших братьев, никак не согласовывались с этими ужасами.

С особенной четкостью припомнились ей слова Саак, ее рабыни-нумидийки: «Ты не захочешь больше молиться Хатхор, стоит тебе хоть раз увидеть одноглазого бога, когда он во гневе».

Минтака вырвалась из объятий Нефера и села в грязи, озабоченно глядя на него. Юноша тоже сел и воззрился на нее в ответ. Оба дышали, как если бы только что бегали наперегонки.

Уловив неладное, зрители на обрыве перестали хохотать и веселиться, тишина становилась гнетущей.

– Ваше величество, – своевременно вмешался Таита. – Если вы и дальше намерены плавать, то завтрак будет не у вас, а у какого-нибудь крокодила.