– Это безумие, – прошептал командир, хотя не мог оторвать глаз от бледного тела. – Она ведь царевна из дома Тамоса.

Хезерет выхватила из руки ближайшего охранника копье и огрела его древком по спине:

– Ну же, у тебя нет яиц? Покажи нам, как ты глубоко погружаешься в истекающую медом щель.

Воин попятился, потирая ушибленную спину:

– Вы совсем спятили? Какое наказание обрушит на мою голову Нефер-Сети!

Он вдруг повернулся и опрометью выбежал из лагеря, влившись в поток идущих по дороге беглецов. Его товарищи помялись немного, затем один пробормотал:

– Она чокнулась! Я не собираюсь ждать, когда Нефер-Сети придет и обнаружит свою сестру в таком положении.

Он устремился к воротам; его соратники следовали за ним по пятам.

Хезерет кинулась вдогонку:

– Вернитесь! Я приказываю!

Но стражники смешались с толпой и исчезли.

Хезерет подбежала к проходившему мимо высокому лучнику-нубийцу, схватила его за руку и попыталась утащить в лагерь:

– Пойдем со мной. Я знаю вас, черных скотов, отростки у вас длинные, как у слона, и вы любите пускать их в ход. У меня есть кое-что, что тебе понравится.

Лучник с силой отпихнул ее:

– Отстань, шлюха! Мне сейчас не до того, чтобы раскошеливаться за твои услуги.

Глядя, как нубиец шагает по запруженной людьми дороге, Хезерет крикнула:

– Не мои, скотина. Как ты смеешь оскорблять царицу Египта?

Завывающая и взбешенная, она вернулась в лагерь.

– Хезерет, все кончено, – сказала ей из клетки Минтака. – Возьми себя в руки. Освободи Мерикару, и мы защитим тебя.

Она говорила тихим, успокаивающим тоном: было ясно, что Хезерет пересекла границу рассудка и блуждает в дебрях безумия.

– Я – царица Египта, а мой супруг – бессмертный бог! – визжала Хезерет. – Смотрите на меня и страшитесь моей красоты и моего величия.

Покрытая кровью и грязью, она неистово размахивала копьем.

– Пожалуйста, Хезерет, – присоединилась к просьбе Мерикара. – Нефер и Мерен скоро будут здесь. Они позаботятся о тебе и защитят.

Хезерет зло посмотрела на сестру:

– Я не нуждаюсь ни в чьей защите. Разве ты не понимаешь, что я тебе говорю? Я богиня, а ты – обозная шлюха.

– Дорогая сестра, ты расстроена. Освободи меня, и я помогу тебе.

На лице Хезерет проступило коварное выражение.

– Думаешь, у меня не получится найти для тебя мужской шип? О, как ты ошибаешься. У меня свой есть. – Она повернула копье так, что тупой конец указывал на Мерикару. – Твой воин-любовник спешит в твои объятия!

Она стала угрожающе надвигаться на девушку.

– Нет, Хезерет! – выкрикнула Минтака. – Оставь ее.

– Ты будешь следующей, подлая предательница. Я займусь тобой после того, как обслужу эту девку.

– Хезерет, нет! – умоляла ее Мерикара, извиваясь в путах.

Но Хезерет, казалось, не слышала сестру и нацелила древко копья между ее разведенными бедрами.

– Сестра, ты не можешь! Неужели ты не помнишь…

Мерикара замолчала, и ее глаза широко распахнулись от боли и ужаса.

– Вот так! – сказал Хезерет, глубоко заталкивая древко. – Вот так! И так!

Копье с каждым толчком входило все глубже, пока не погрузилось почти на длину руки в живот и не окрасилось кровью Мерикары.

– Перестань! – завопили обе девушки хором. – Пожалуйста, перестань!

Но Хезерет продолжала заталкивать древко глубже.

– Ну вот! Утолила свою похоть?

Девушка истекала кровью, но Хезерет всей тяжестью налегла на копье и погрузила его в тело несчастной почти на всю длину древка. Мерикара пронзительно закричала в последний раз и обмякла в путах. Ее подбородок упал на обнаженную грудь.

Хезерет оставила копье торчащим из тела и отошла, ошеломленно глядя на то, что сотворила.

– Ты сама виновата. Я тут ни при чем. Это был мой долг. Ты вела себя как шлюха. Вот я и обошлась с тобой, как со шлюхой. – Хезерет снова начала рыдать и заламывать руки. – Это уже не важно. Ничто теперь не важно. Наджа мертв. Наш нежно любимый супруг умер…

Как помешанная, Хезерет вошла в свой шатер, роскошно обставленный, но покинутый. Сняв пропитанный кровью и мочой хитон, она уселась посреди пола, затем наугад вытащила из кучи в углу платье и натянула на ноги сандалии.

– Пойду искать Наджу, – сказала она с внезапной решимостью.

Быстро собрав кое-какие вещи, женщина затолкала их в кожаную заплечную суму. Затем целеустремленно направилась к двери.

Когда она вышла на свет утра, ее окликнула Минтака:

– Прошу, освободи меня, Хезерет. Я должна позаботиться о твоей сестренке. Она серьезно ранена. Прояви милосердие, дозволь мне пойти к ней.

– Ты не понимаешь. – Хезерет резко замотала головой. – Я должна идти к мужу, фараону всего Египта. Он нуждается во мне. Он послал за мной.

Не взглянув на Минтаку, она поспешила прочь из лагеря, качая головой и что-то бессвязно бормоча себе под нос. Затем повернула на запад и порысила в сторону Исмаилии и Египта, навстречу испуганной толпе.

– Жди меня, Наджа, моя единственная истинная любовь! – донесся до Минтаки очередной крик сумасшедшей. – Я иду, дождись меня!

Затем ее бредовые вопли стихли вдалеке.

Минтака сражалась со своими путами, извивалась и дергалась, упершись босыми ногами в стойки клетки, чтобы усилить рывки. Она чувствовала, как кожа слезает с запястий и как теплая кровь стекает по ладоням и пальцам, но кожаные ремни были прочными и тугими, и ей не удавалось ни растянуть, ни разорвать их. Ее руки начали неметь от недостатка крови. Всякий раз, когда она отдыхала от этой борьбы, ее взгляд возвращался к обмякшему телу Мерикары на колесе.

– Я люблю тебя, моя дорогая, – обращалась она к ней. – Мерен тебя любит. Не умирай. Ради нас, пожалуйста, не умирай.

Но глаза Мерикары были широко открыты, а взгляд неподвижен. Скоро ее глазные яблоки стали высыхать и покрываться тонким слоем пыли, и мухи деловито роились над ними и пили кровь из лужи крови между ее ног.

Затем Минтака услышала шум потасовки со стороны входа в шатер. Повернув голову, она увидела двух служанок Хезерет – они выползали наружу, каждая тащила большой мешок с ценностями.

– Пожалуйста, освободите меня! – крикнула им Минтака. – Вам пожалуют свободу и щедро наградят.

Но обе испуганно и виновато поглядели на нее, а потом опрометью выскочили из ворот на дорогу, чтобы присоединиться к остаткам отступающей на восток разбитой армии.

Позднее у ворот раздались голоса, и Минтака хотела закричать, но вовремя узнала грубый говор и успела сдержаться. Четыре человека воровато проникли в лагерь. По их наружности, одежде и речи она поняла, что это мерзавцы самого низкого пошиба, скорее всего, члены одной из тех шаек шакалов и стервятников, что следуют за любой армией в расчете поживиться грабежом или кражей. Она склонила голову и притворилась мертвой.

Пришельцы задержались, чтобы осмотреть тело Мерикары. Один расхохотался и отпустил такую похабную шуточку, что Минтака с силой зажмурилась и крайним усилием воли заставила себя смолчать.

Потом они подошли к клетке и поглядели на нее. Она лежала совершенно неподвижно и затаила дыхание. Она представляла, как скверно выглядит, и уповала на то, что сойдет за труп.

– От этой несет, как от свиньи, – заметил один из разбойников. – Уж лучше я подружусь с матушкой Ладонью и ее пятью дочками.

Дружно заржав от этой шутки, они разбрелись по лагерю в поисках добычи. Потом разбойники ушли, захватив все, что попалось под руку. А Минтака наблюдала, как удлиняются тени, отбрасываемые бревнами частокола на утоптанную землю, как постепенно стихает доносящийся снаружи грохот проезжающих возов и топот ног. Перед самым закатом прошли последние из беглецов, и покой пустыни и смерти окутал лагерь.

Ночью Минтака иногда проваливалась в сон, поддаваясь утомлению и беспросветному отчаянию. Очнувшись, она всякий раз видела в серебряном свете луны распятое бледное тело Мерикары, и жуткие переживания начинались снова.