— Руки в верх! — закричала Мирабелла, поднимая пистолет и наводя его на дерущихся.

Оба подскочили от неожиданности и обернулись. Доминик даже раскрыл рот от удивления, но тут же очнулся, и с размаху врезал вору в челюсть. Тот отлетел к стене и затих, а двое других поспешили ретироваться, не желая иметь дела с сумасшедшей леди в ночной рубашке и чепце. Пистолет в ее руках мог выстрелить, а пуля случайно в кого-нибудь попасть.

— Опустите пистолет, мадам, — Доминик прислонился к стене, потом нагнулся и поднял картину из грязи, тряхнул ее и обтер рукавом рубахи, — вы сегодня героиня дня.

Послышался свист полицейских, и вот уже стражи порядка оказались рядом с ними, а Мирабелла так и стояла с пистолетом в руках, и смотрела, как ее муж, полуголый и босой (где он только потерял туфли?), раскланивается с полицией. Возможно, она и героиня. Только вот нет ничего геройского в ее растрепанных волосах, торчащих из-под чепца с кружевами черными спиралями, ни в грязной от беготни по лужам ночной сорочке.

— Мадам нуждается в отдыхе, — Доминик отстранился от полиции и подошел к Мирабелле, предложил ей руку, будто они были не в грязном закоулке, а в бальной зале, и чинно повел обратно в гостиницу.

Только теперь Мирабелла поняла, в каком виде она предстала перед полицией и недоумевающими прохожими. Да еще и репортер! Как, скажите на милость, эти падальщики всегда оказываются в центре событий?В ужасе она хотела закрыть лицо руками, но Доминик не дал ей этого сделать.

— Ведите себя, будто вы одеты в лучшее ваше платье, — шепнул он ей, — все равно уже ничего не исправишь.

Действительно, исправить было ничего нельзя. Можно было выстрелить в репортера с камерой. Или...

— За столько вы продадите мне снимок? — Мирабелла подошла к репортеру и переложила пистолет из одной руки в другую.

Молодой человек побледнел.

— Дддддвести ддддоллларов! — выпалил он, боясь продешевить, — нет, триста!

— Я дам вам пятьсот. А вы мне прямо сейчас отдаете кассету.

Рука репортера дрогнула, но кассету он достал.

— Благодарю, — Мирабелла снова облокотилась о руку Доминика, — приходите ко мне сегодня вечером, я выпишу вам чек. Мои комнаты в гостинице “Святая Целестина”. Это тут рядом.

— Ловко, — Доминик рассмеялся, как только они вошли в холл гостиницы, — браво, мадам.

Мирабелла пожала плечами.

— Те проблемы, которые можно решить за деньги — это не проблемы, а расходы.

...

Разбирательство дела о картине имело широкий резонанс. Все газеты перевирая факты написали об утренней погоне, о застреленном грабителе и мужестве герцогини де Сен-Савиньон, бегавшей по улицам Нью-Йорка в ночной сорочке и с пистолетом. Грабитель, однако, выжил, и давал показания.

Мирабелле не было дела до того, что он говорил. Она смотрела на Доминика, и размышляла, что было бы, если бы он погиб от рук бандитов. Ее кидало в дрожь от мысли, что Доминик мог пострадать. В его же глазах она читала неподдельное восхищение.

— Зачем вам эта картина? — спросила она его, когда вечером они ужинали в самом дорогом ресторане города. Мирабелла предпочла бы поесть в гостинице, но Доминик с его тягой к безумным тратам, не мог позволить себе есть в менее помпезной обстановке. В дыму дорогих сигар, среди красиво одетых людей и драпированных золотом интерьеров, он чувствовал себя уверенно и спокойно.

— Это Моне, мадам.

— Да хоть Рембрант.

— Будь это Рембрант, они меня бы убили.

— Они вас и за пятна на холсте готовы были убить! Давайте отдадим этого Моне обратно торговцу. Я могу даже не требовать денег. В подарок!

Доминик рассмеялся, показывая жемчужные зубы.

— Мадам, утром вы проявили редкое мужество. Теперь же ведется себя, как трусливая курица.

Она вспыхнула.

— Нет, мое поведение очень логично! Я не хочу, чтобы вас убили из-за ничего не значащей мазни!

— Да вам же лучше, если меня убьют, — сказал он, вдруг став серьезным. И синие его глаза стали ледяными.

Мирабелла замерла. Щеки ее вспыхнули.

— Не смейте так говорить, Ваше Высочество. Мы все же венчаны.

— Неужели для вас значима такая ерунда? — напряженно спросил он.

Мирабелла опустила глаза и стала рассматривать узор на скатерти, водя по нему пальцем. Потом нервно сняла перчатку, бросила ее на стол.

— Да, для меня значима всякая ерунда.

— Вы же писали, что придерживаетесь прогрессивных взглядов!

— Ну и что же? Да, я вышла замуж за титул. Но это не означает, что я позволю убить своего мужа у себя на глазах! Тем более из-за какой-то мазни.

— Это Моне, — напомнил он.

— Да хоть Рембрант.

...

Картина, как трофей, была привезена в Санрайз Хиллс и с торжеством показана Аманде, которая восхищенно сложила руки, как на молитве.

— Настоящий Моне! — воскликнула она, — господи, это же настоящий Моне!

Мирабелла смотрела на сестру, как на сумасшедшую. Потом отвернулась и ушла к себе, оставив этих двоих восхищаться пятнами на холсте, которые чуть не стоили Доминику жизни. Но наутро ее ждал сюрприз.

— Вы не хотите признать гений Моне, мадам, — Доминик улыбался, пряча что-то за спиной, и улыбка эта делала из него шкодного мальчишку, — но я знаю, что вам понравится мой подарок.

И он достал из-за спины фотографию в рамке. На фотографии, хоть и не очень резкой, они вышагивали по улице Нью-Йорка в нижнем белье, гордо вскинув головы, и Мирабелла чинно опиралась на руку Доминика, в другой руке держа пистолет. Ее босая нога выглядывала из-под разлетавшейся ночной рубашки, волосы торчали в разные стороны, рубаха Доминика распахнулась, выставляя на всеобщее обозрение его грудь.

— Боже мой, какой же скандал! — воскликнула Мирабелла и вдруг рассмеялась.

Герцог тоже засмеялся, потом к ним присоединилась Аманда.

— Как жаль, что это не попало в прессу, — воскликнула она, — после этого оставалось бы только застрелиться вам обоим из твоего пистолета.

Дело о краже картины не сходило с первых полос несколько недель. В Санрайз Хиллс приезжали репортеры, следователи и полицейские, и со всеми с ними общался только Доминик, сохраняя неизменную вежливость и бесконечное терпение. Мирабелла пряталась в кабинете. Ей совсем не льстила такая популярность, но, герцог был как рыба в воде, позировал перед камерой, как профессиональная модель, широко улыбался, поворачивал голову и замирал давая снять себя с лучшего ракурса. Будь она так же красива, думала Мирабелла, она бы тоже позировала с большим удовольствием. Она вышла только один раз, и фотограф сделал их семейный снимок — Доминик сидел на стуле, а она стояла чуть позади, положив руку ему на плечо.