— В общем, — проговорила она, голос был почти ровным. — Как бы я ни ненавидела того ублюдка… ребёнок был моим. Я не сделала аборт. Просто не смогла. Пусть он был от насилия, пусть — от боли, но… это была моя девочка.

Она выдохнула, и только тогда я заметил, как плотно она сжала челюсти.

— А потом мне исполнилось восемнадцать. Я наконец выбралась из этой помойки, надеялась начать всё с нуля. И тут — диагноз. У Аси рак спинного мозга. Онкология в начальной стадии. Лечится. Но… — она хрипло усмехнулась, — только очень дорогими препаратами, которые обычной девочке из детдома не потянуть даже в мечтах.

Она посмотрела на меня, в её взгляде не было слёз. Там было только что-то острое, выжженное.

— Представь: глобальный кризис. Полный экономический хаос. Корпораты теряют целые сектора, некогда успешные персонажи заканчивают жизнь выстрелом в башку от безысходности. И девочка — без документов, без статуса, без связей. С ребёнком на руках, которому очень нужны дорогие лекарства. Поэтому я оказалась здесь.

Я медленно выдохнул.

— Жесть… Слушай, прости. Я не знал.

— Ты и не должен был, — она чуть пожала плечами. — Думаю, если бы не события последних двух недель, я бы и не рассказала. Это не та история, с которой приятно жить. Но она — часть меня.

Она вернулась к дивану, села рядом, но словно всё ещё была где-то далеко.

— Тогда я уже была знакома с Ромой по каким-то случайным контактам. Он предложил мне устроиться сюда. Он ещё тогда был обычным администратором. Сказал, что всё культурно, просто работа, пусть и нескромная, но без интима и за хорошие деньги. Но, как оказалось, не такие, чтобы хватило на всё. Ася сгорала у меня на глазах. Каждый день. Я видела, как она вжимается в меня, как теряет волосы, как смотрит — без страха, но с болью. Время уходило быстрее, чем я зарабатывала на его восстановление.

Она сделала глоток и провела рукой по волосам.

— Я тогда уже хорошо поднялась здесь. Работала на этом уровне, — она кивнула на роскошный интерьер вокруг. — Некоторые клиенты предлагали больше. Личные встречи, продолжение вечера за пределами бара. Но Роман, как и владельцы этого заведения, категорически против таких тем. Поэтому… я ушла сама. В эскорт. Там уже было по-другому. Свободы больше. Деньги — больше. Риски — тоже. Но мне было плевать. Главное — лекарства.

Она сделала паузу. Потом добавила с усмешкой:

— Кстати, именно тогда мы с тобой и познакомились. Приехала к очередному влиятельному уроду. Он хотел романтики, как водится. Я пошла в душ. И тут ворвались вы. Взрывы, крики, стрельба. Я в полотенце, посреди чужого дома, и думаю: всё. Сейчас снова изнасилуют или убьют. Или то и другое. Или просто используют как щит, а потом выкинут в канаву с дыркой во лбу.

Она вздохнула.

— Но ты вывел меня. И не требовал ничего взамен. Просто посмотрел в глаза — и понял. Я не забыла этого, Макс. Тогда ты продлил Асе жизнь ещё на год.

Мурашки прошлись по спине.

Я отложил стакан, не зная, что сказать.

— А потом…

— Потом всё. Конец. — Она пожала плечами. — Не помогали ни лекарства, ни операции, ни даже полное переливание на дорогущую синтетику, на которую я успела заработать, потеряв руку.

Я вопросительно посмотрел на неё.

— Это что, блядь, за обмен такой?

Яра откинулась на спинку дивана, медленно, с усталостью, как будто даже этот разговор выжимал из неё остатки сил.

— Да нет никакого обмена, — глухо ответила она. — Просто премиальная синтетика — это был последний шанс. Ты же знаешь, что она вытягивает метастазы прямо из спинного мозга, если успеть вовремя сделать переливание. Но даже на моём уровне, даже с самыми щедрыми клиентами, мне не хватало. Я пошла к своему проду и сказала: мне нужно много. Срочно. Всё, что есть.

Она сделала паузу, как будто взвешивала, стоит ли говорить дальше.

— Он посмотрел на меня, как на мясо. Потом сказал: «Есть клиенты… особенные. Им уже мало классики, даже во всех самых извращённых вариантах. Им нужно… нестандартное». Я знала, что это значит. Что могут быть ожоги, сломанные пальцы, открытые раны. Что они, возможно, будут бить, калечить, унижать. Я не дура, Макс. Я понимала, на что иду. И, как бы страшно это ни звучало… я была готова.

Я молчал. Каждое слово сейчас казалось неуместным.

— Но я не ожидала, — продолжила она, голос стал ниже, грубее. — Что первый же выродок решит отрезать мне руку. На живую. Ржавой, тупой ножовкой. А потом, чёрт побери, начать ей себе дрочить, пока она ещё тёплая.

Она засмеялась. Не громко. Даже не горько. Просто истерично. Сухо.

— Просто ПИЗ-ДЕЦ, — выдохнула она.

— Как ты не умерла от этого?

Яра подняла руку, коснулась пальцем металлической поверхности импланта и дважды по нему постучала.

«Тынь-тынь».

— Ах, ну да… — ответил я и выпил. — Боевой имплант… Но они же вроде тоже не дешёвые?

— Мне он достался «в комплекте». Вошёл в тариф клиента. — Она криво усмехнулась. — Ему было важно, чтобы я осталась в сознании и не откинулась от болевого шока. Чтобы можно было «поиграть», чтобы я всё видела и чувствовала. Поэтому сделал мне такой подарочек, блядь.

Я просто медленно протянул руку и аккуратно приобнял её. Она не отстранилась, но и не ответила на жест.

— В общем, — сказала она после паузы. — Я получила деньги. Успела. Сделала переливание. Но всё уже было… поздно. Ася умерла через месяц. Без боли. Тихо. А я…

Она выдохнула сквозь зубы и устало посмотрела в стену.

— А я осталась ни с чем. Без неё. Без будущего. С куском железа вместо руки. И полной апатией. Окончательно ушла в эскорт, потому что после всего, что я прошла, мне было уже плевать. Люди казались пустыми, как бутылки. Я просто… жила. В том смысле, в каком это слово уже ничего не значило.

Она ухмыльнулась.

— Знаешь, что самое идиотское?

— Что?

— Этот сраный имплант прямо сейчас не даёт мне плакать. Точнее, скрипты не дают. Совсем.

— Даже меня это тронуло… — пробормотал я. — А тебе реально всё равно?

— Сейчас? Да. Я рассказываю тебе это — и мне абсолютно поебать. Как будто говорю про разбитую кружку или отмену рейса. Но если бы мы подняли эту тему ещё пару недель назад…

Она прикрыла глаза.

— Тогда бы меня просто разорвало.

— Нужно убрать эти скрипты.

— Спасибо, Капитан Очевидность.

Я сделал ещё глоток и сел на край дивана, немного ближе к ней. Плечи у неё были напряжены, взгляд упёрся в пол.

— Надеюсь, Гриша всё же нам поможет, — выдохнул я.

Она чуть дёрнулась, словно это имя вернуло её в реальность.

— Думаешь, он нас кинул?

Я помолчал, прежде чем ответить.

— Не знаю. Его уже долго нет. Может, где-то договаривается. А может… уже всё.

Она покачала головой, нахмурившись.

— Мне это не нравится.

— Мне тоже, — согласился я и откинулся назад, уставившись в потолок. — Но пока мы всё равно ничего не можем сделать.

Повисла тишина. Густая, давящая.

Прошло минут десять, прежде чем Яра медленно выпрямилась и чуть приподняла уголки губ.

— Ладно… Тогда давай просто подождём.

Она встала и направилась в гримёрку, её шаги были медленными, но твёрдыми. Дверь закрылась за ней мягко, без щелчка.

Я остался один.

Подошёл к бару, налил себе ещё. Сел. Покрутил в пальцах сигарету, но не закурил. Включил экран — огонь камина разгорелся тёплым светом, но вся эта бутафория не дала никакого уюта.

Где ты, чёрт возьми, Гриша?

Время растягивалось до неприличия. Секунды тянулись, как жвачка по подошве, размазанная по асфальту. Мы ждали уже не просто долго — слишком долго.

Яра успела переодеться в новую одежду. Я выкурил полпачки и истоптал весь ковёр, нарезая круги по «випке». Девочки Романа подкинули нам немного еды — будто на поминки. А ещё — сменную одежду: чёрная футболка с логотипом клуба, джинсы и плотная кожаная куртка. Как будто наряд местного охранника. Видимо, намёк на «маскировку». Или на то, что ничего лучше у них нет.