Вспомним, что именно во время пребывания Л. Ивашова в должности начальника главного управления международного военного сотрудничества Россия в ущерб собственной национальной безопасности поставляла оружие в долг на миллиарды долларов наиболее агрессивным мусульманским странам — Сирии и Ираку.

Сегодня национальная военная доктрина такова, что на ее основании Россия в любой момент может объявить войну кому угодно и когда угодно, лишь заявив о наличии какой-нибудь из этих неопределенных, а потому легко трактуемых угроз. Поражает и то, что президент РФ В. Путин, подписавший эту доктрину в 2000 году еще в роли исполняющего обязанности президента, так и не удосужился ее осмыслить и пересмотреть в соответствии с современными отношениями России и внешнего мира. И еще более поразительно, что наши демократы (среди лидеров которых есть и генералы) уже многие годы не обнаруживали, что последние несколько лет главной угрозой демократии является военная доктрина. Все остальные проблемы страны: и зажим средств массовой информации, и криминал в ВС, и беспредел правоприменительных органов, и институализированная коррупция, и экспансия чекистов в государственную власть — угрожают демократии, и национальной безопасности в той же степени, как военная доктрина. Более того, именно изложенные в военной доктрине принципы деятельности являются во многом одним из главных столпов для всех остальных угроз демократическому устройству и одновременно идеологической завесой над ними. Изложенная на более или менее современном языке, эта доктрина прямо воспроизводит основания для военно-политической экспансии и, соответственно, мобилизационного развития Советского Союза, сформулированные в свое время советской постсталинской партноменклатурой.

Сейчас реализуется очередная попытка руководства страны повторить опыт военно-мобилизационного развития — притом, что процесс реинкарнации советских ВС и ОПК начался еще при Б. Ельцине, а отнюдь не инициирован В. Путиным. Во-первых, продолжается всяческая поддержка целого ряда тоталитарных режимов даже в ущерб собственной национальной безопасности (благодаря поставкам вооружения и технического оборудования в долг). Во-вторых, несмотря на многочисленные решения высшей власти, размер ВС не только не сокращают, а наоборот, пытаются увеличить за счет сокращения отсрочек. В третьих, хотя еще в 1996 году вышел указ президента Ельцина о завершении перехода ВС на контрактную систему в 2000 году, наблюдается массовое бегство контрактников из Вооруженных сил. В-четвертых, все более растет финансирование деятельности высшего руководства ВС и ОПК. Но очевидно, что любая попытка России всерьез и официально (а не слегка, более или менее «втихаря» и даже во многом нелегально) реализовать ответ на эти угрозы за пределами страны (например, чуть не состоявшаяся отправка эскадры на помощь Милошевичу) приведет или к третьей мировой войне, или к окончательному распаду России.

Остается надеяться, что сегодня для руководства Минобороны все эти военные угрозы — не более чем основания для сохранения и даже увеличения размера ВС, и прежде всего масштабов их финансирования. Но тем не менее сохраняется военная доктрина советского образца — бесполезная для оценки реальных военных угроз России и одновременно опасная для всех. А вопрос о разработке и принятии современной военной доктрины, которая должна учитывать, с одной стороны, современные геополитические реалии, а с другой — настоящие экономико-технологические возможности России, даже не ставится. Необходимо наконец понять, для чего сегодня демократической России нужны ВС и какими они должны быть: их размер и состав, системы управления и контроля, системы вооружения и технического обеспечения. Скажем, США, как и все страны НАТО, прямо и открыто декларируют свои задачи и раскрывают военный бюджет. В строительстве вооруженных сил НАТО уже начало ориентироваться не столько на существующие угрозы, сколько на создание возможностей для отражения труднопредсказуемых будущих угроз. Например, министр обороны США Д. Рамсфельд еще в сентябре 2001 года в предисловии к «Четырехлетнему обзору по вопросам обороны» писал: «Центральная цель данного обзора — перевести оборонное планирование с „модели угроз“, ориентирующейся на конкретные угрозы (threat-based model), доминировавшей в нашем мышлении в прошлом, на „модель возможностей“, ориентирующуюся на создание возможностей отражения труднопредсказуемых будущих угроз (capabilities-based model). Эта модель возможностей уделяет больше внимания тому, как противник будет воевать, без уточнения, кто этот противник или где может вспыхнуть война… В „Дорожной карте трансформации Сухопутных сил“ за 2002 год, в частности, подчеркивается, что XXI век требует трансформированных единых вооруженных сил. Мы не можем определенно указать тех, кто будут угрожать Соединенным Штатам и их жизненным интересам, или как наши противники будут реализовывать свои угрозы. Однако мы знаем наверняка, что если мы будем ждать появления этих угроз, чтобы создавать силы для их отражения, будет слишком поздно… Результатом трансформации должны стать новые сухопутные силы, построенные с такими возможностями, которые позволяют одерживать победу в любой ситуации»[62].

Рассмотрим выставленные на сайте Минобороны планы технической модернизации ВС[63]. Начнем с самооценки руководством Минобороны status quo ВС. «На сегодняшний день Вооруженные Силы РФ основными видами вооружения, военной техники и другими материальными средствами обеспечены на должном уровне. Однако качественный анализ показывает, что доля современных образцов вооружения и военной техники составляет 20–30 %, в то время как в современных армиях мира этот показатель — более 70 %». Но если констатируется кардинальное отставание ВС РФ в современном вооружении, то это означает, что с точки зрения стратегического руководства ВС РФ таким и должен быть этот пресловутый «должный уровень». Бездомность и уровень жизни ниже черты бедности большинства офицеров — это тоже «должный уровень» обеспечения материальными средствами. А если всерьез поверить в эти цифры, то напрашивается и прямой выход из проблемы технического отставания ВС России. Сегодня в пересчете на душу населения масштабы ВС РФ практически в два, а с гражданским персоналом — и в четыре раза больше, чем у ВС, например, США. А потому, если поверить в утверждение высшего руководства ВС, что «доля современных образцов вооружения и военной техники составляет 20–30 %», достаточно сократить ВС РФ в 3 раза, и мы сможем начать формировать современную армию. Правда, это утверждение явно берет под сомнение генерал-полковник Алексей Московский — заместитель министра обороны РФ — начальник вооружения. Так, на том же сервере Минобороны в интервью обозревателю ПВО И. Ю. Коротченко («Почему государство не инвестирует „оборонку“») он признается, что «современное состояние вооружений оценивается многими средствами массовой информации как закритическое. Действительно, вся масса оружия, доставшаяся России от СССР, за истекшие годы не стала новее, практически средств на ремонт и обновление не выделялось. … В результате требующее замены вооружение практически не заменяется или заменяется очень медленно, что значительно ухудшает качественный уровень оснащенности Вооруженных Сил, требует все больших расходов на содержание и ремонт вооружений. Одновременно повышается аварийность его эксплуатации в войсках и связанная с ней угроза для жизни обслуживающего личного состава. Фактически, весь запас прочности, доставшийся России от СССР, в настоящее время практически исчерпан. Это уже не требует доказательств». Тем самым главный оружейник страны вносит еще одну характеристику «должного уровня» вооружения, говорит о его повышенной аварийности и угрозе для жизни обслуживающего личного состава. Теперь появляются сомнения в достоверности базисного утверждения, что «доля современных образцов вооружения и военной техники составляет 20–30 %». Ведь если еще двадцать лет назад отставание СССР в современном вооружении было критическим, а сегодня, согласно утверждению начальника вооружения является «закритическим», то невозможно понять, откуда взялись эти оптимистические цифры. И депутаты почему-то не верят в них. Так, член Комитета по безопасности Госдумы Г. Гудков — коллега Иванова по работе в КГБ — утверждает, что «к 2010 году потребности в бронетехнике будут удовлетворены лишь на 20 процентов… запасов боеприпасов в настоящее время вооруженным силам хватит лишь на четыре дня полномасштабной войны с „крупным противником“». И, кстати, неясно, как Геннадий Гудков — подполковник из КГБ, а отнюдь не военный стратег — может оценить потребности России в бронетехнике через 5 лет.