Существующие между социальными и языковыми явлениями взаимосвязи раскрываются во всем их многообразии в самых различных аспектах при рассмотрении таких явлений, как развитие языка вообще и отдельных языков в частности; подавление языков национальных меньшинств в феодальном или капиталистическом государстве и политика, направленная на развитие языков в многонациональном социалистическом государстве; развитие форм языкового проявления и социально-групповых языков, а также языковой онтогенез, языковое нормирование (кодификация) наряду с кодированием и декодированием речи внутри определенного коммуникативного процесса. Следовательно, общественные факторы определяют, с одной стороны, язык больших и малых общностей, с другой стороны, язык как таковой. На основе этой зависимости языковое развитие протекает всегда в трех измерениях: каждое языковое явление характерно для определенного времени, определенного места, а также для одного или нескольких социальных слоев. Особенно отчетливо это трехмерное единство видно при рассмотрении взаимозависимости между пластами языка и социальными слоями.
2
В различных работах по этой проблеме проводится мысль, что определенные социальные группы являются носителями определенных пластов языка. В качестве основных социальных факторов, характерных и даже основополагающих для этих групп, называются чаще всего профессия и образование. В отношении крестьян, а также определенной части ремесленников и рабочих в настоящее время иногда еще усматривают непосредственную связь между социальным слоем и пластом языка, в частности употреблением диалекта или более низкого пласта разговорного языка. Например, В. Хенцен[190] пытается обнаружить относительно прочную связь между определенными профессиональными группами и определенным пластом языка. Очень схематично излагает это соотношение В. Никеркен:
«Говорящие на северно-немецком диалекте составляют подавляющее большинство населения. Они учатся, как правило, в общеобразовательной школе и после ее окончания занимаются ремеслом… Носители и творцы общенемецкого литературного языка (Hochsprache) представляют собой сегодня, как и раньше, узкий круг наиболее одаренных с точки зрения языковых способностей и умения абстрактно мыслить»[191].
Тем самым диалект рассматривается более под социологическим углом зрения, чем территориальным; одновременно основные носители этой формы проявления языка как бы лишаются классовой принадлежности. Хотя и не так односторонне, но все-таки еще слишком упрощенно представляет взаимозависимость между стратификацией языка и общества X. Розенкранц, когда он пишет,
«что каждому пласту языка следует приписать в качестве его носителя определенную социальную группу…»[192].
Подобной концепции придерживается и М. Хельзиг:
«В качестве основных носителей всех трех пластов (литературного языка, разговорного языка, диалекта. – X.Л.) выступают разные социальные слои…»[193].
В основном эта концепция относится к крестьянству, характеризуя его как главного социального носителя диалектов и полудиалектов.
Конечно, нельзя отрицать, что местные говоры по мере формирования единого языка немецкой буржуазной нации все больше и больше превращались в социальные диалекты. Однако теорию непосредственной связи между крестьянским населением и диалектом в наше время можно принять лишь условно, поскольку уже не все крестьяне и сельскохозяйственные рабочие могут считаться носителями диалекта. И уж никак нельзя считать крестьянина моноглотом в том смысле, что он может говорить только на диалекте, как это утверждает У. Энгель[194].
В приведенных идеях несколько недооцениваются сложные взаимосвязи, существующие в высокоразвитом капиталистическом и тем более в социалистическом государстве. Утверждения Никеркена и других неверны в наше время даже для сельских областей ФРГ. Г. Веше показал, что в процессе развития современного капитализма диалект в Нижней Саксонии заметно оттеснен на задний план. Нельзя отрицать, что употребление диалекта явно сократилось и что ни в одной деревне, да и почти ни в одной семье, нет больше единого диалекта.
«Диалект отрывается от семьи и от деревни, у него появляется больший охват. Старые разграничения исчезают, а новое еще не закрепилось…»[195]
Этот вывод, по мысли Г. Веше, справедлив для всей языковой территории, хотя и нельзя отрицать, что между отдельными областями распространения языка еще имеются большие различия. Вытеснение диалектов пластами разговорного языка – это общественно детерминированный процесс. Капиталистический способ производства вносит изменения и в жизнь села, он порождает и в городе и в деревне процессы социальной и языковой интеграции, влияющие на структуру форм проявления языка. На фоне отхода диалектов на задний план особенно заметно растущее значение разговорного языка. Г. Эггерс подчеркивает,
«что устный разговорный язык, даже на уровне самых низких его пластов, оказывает в настоящее время очень большое влияние на наш письменный язык…»[196].
Этот процесс связан с общественными переменами. Письменный язык сегодня уже не является формой выражения, свойственной языковой элите, а используется новыми широкими социальными слоями. Тот, кто пишет сегодня, считает Г. Эггерс, выбирает в качестве духовно-языкового образца не Канта, Гёте и Шиллера, а опирается на язык непосредственно нашего времени. По его мнению, новый, свободный от традиций письменный язык вырастает из языка повседневности.
Эту точку зрения можно принять лишь с определенными оговорками. Во-первых, свободного от традиций письменного языка не существует; во-вторых, развитие в условиях капиталистического общественного порядка не ведет к языковой интеграции всех социальных классов и слоев. Против этого направлена политика в области образования в ФРГ, в соответствии с которой определенные социальные слои не могут стать носителями единого наддиалектного письменного языка.
Весьма четко эта политика прослеживается и в последних дискуссиях на тему о языковых барьерах. В ходе этих дискуссий вновь, хотя и в несколько видоизмененной форме, с бóльшим упором на социологический аспект, определенные пласты языка были поставлены в прямое соответствие с определенными социальными слоями. Так, Г.М. Хейнрихс говорит о «языке нижних слоев» как о «языке рабочих и ремесленников, крестьян и сельскохозяйственных рабочих»[197]. Впервые комплексная проблема соотношения класса – слоя, языка и воспитания была поставлена в 1958 г. Б. Бернстайном в его исследованиях языка лондонских детей из нижних и средних слоев общества. С тех пор в ФРГ также появились многочисленные работы по этой тематике, которые, правда, значительно отличаются одна от другой в части методического подхода, результатов и конечных выводов, но по основным, принципиальным вопросам в них представлена единая точка зрения[198].
Во всех этих работах, например, подчеркивается, что социальное положение и социальная принадлежность семьи к определенному слою общества имеют решающее значение для языкового развития детей; что между детьми низших слоев и детьми средних и высших слоев общества имеются значительные различия в отношении языковой компетенции и владения языком[199]. Вместе с Б. Бернстайном авторы обозначают эти различия терминами «ограниченный код» (restringierter Kode) и «развитый код» (elaborierter Kode). Этими терминами, которые, правда, не имеют единого значения при употреблении[200], характеризуются не только конкретное владение языком, но и языковое поведение человека. Различное же языковое поведение приводит якобы к языковым барьерам, затрудняет доступ к единому литературному и письменному языку, отрицательно сказывается на успеваемости в школе и тем самым уменьшает шансы на получение образования и жизненный успех представителей низших социальных слоев[201]. Под языковыми барьерами понимается
