Много раз заставили, как повелось ещё с Земли, макнуть приколотую на левой стороне груди серебряную со вставками чёрных и зелёных камней медаль "Honos et Virtus" — древнеримскую персонификацию чести и доблести — в рюмку с добрым крепким напитком. После чего полагалось выпить до дна.
Когда отзвучали тосты за наши награды, вспомнили, что моя, собственно, совпала с днём рождения.
— Наконец-то добрался до отметки тридцать один. Салага ещё совсем! — громко провозгласил Вэрм, который был старше ровно на полгода. — За моего давнего соседа-раздолбая, которого, на самом деле, я всему и научил!
Под взрыв смеха все подняли рюмки и бокалы. Но Квинтис вдруг резко изменившимся тоном продолжил, хотя язык уже немного заплетался:
— Это всё шутки, друзья, а теперь скажу серьёзно. Сиор — сильный и грамотный ликтор, у которого многим есть чему поучиться. Мы все видим портреты его отца, деда и прадеда в Зале славы Конгрегации. А туда не так-то легко попасть. Но он — не избалованный отпрыск знаменитой династии, а человек, сам заслуживший уважение. Прошедший разные ступени и ставший толковым руководителем. Скажу честно, я был рад, когда узнал, что в Вирее нами будет командовать он, а не какой-нибудь кабинетный мудила. Он там рисковал жизнью, чтобы спасти как можно больше наших ребят и гражданских. И у него получилось. Да, есть погибшие, память им и слава. Но, мужики, кто был в Дирмике, мы сейчас видим тут друг друга живыми. А погнал бы нас другой командир на непродуманный штурм, хрен его знает, как обернулось, — Вэрм подошёл и свободной рукой приобнял меня за плечи. — Так что и награда заслужена, и день рождения твой нам в радость. И много десятилетий ещё бы собираться в этот день. А самое главное — ты отличный верный друг. За тебя, дружище!
Моё неподдельное смущение потонуло в звоне бокалов и одобрительных возгласах. Впервые в жизни меня поздравляли с днём рождения столько людей, и я, признаться, не знал как реагировать. Бормотал: "Спасибо, спасибо". Даже Арах, кажется, охренел, перестал подкалывать и притих на руке, хотя и выдавал стабильные псиэм-волны гордости за хозяина (по-прежнему мысленно так себя называл, никак не желая верить, что симбионт может воспринимать меня по-другому).
Веселье шло своим чередом, и я знал, что ко мне подкрадывается уже известная опасность. У неё были светлые волосы и пухлые губы. Арита всё время была рядом, периодически касаясь меня рукой или ещё какой-нибудь частью тела, будто предъявляя свои права. Не сомневалась, что ночь проведём вместе.
А я сомневался. Вернее, точно знал, что не проведём. В Нова Аркадии ждала Кас, которую я любил, и даже думать о сексе с интересной, страстной, но нелюбимой Аритой уже не хотелось. Наверное, что-то могло в такой день отвлечь меня от мыслей о Кассии, но только не эта ветреная блондинка.
Что-то. Кое-что… Кое-кто!
Рюмка внезапно выпала из разжавшихся пальцев. Хорошо, что пустая.
Фиолетово-красный след мигом уловил даже Арах, сжавший предплечье и выдавший чёткий сигнал: "Что-то своё". Вихрь эмоций, гамма красок, мощная вибрация многослойных тончайших смыслов, запахи миндаля, жасмина, чистой кожи и страстного секса, ощущение глубокой, но подавленной чувственности и послевкусие способности к яркой любви. Ментальный запах крови — родной и неродной одновременно. Много всего ещё. Так близко — протяни руку и коснёшься.
Не ожидал этого. Уже, признаться, немного подзабыл.
"Вива!" — я невольно завертел головой, будто она и впрямь могла оказаться здесь, в особняке Конгрегации.
"Хочу поздравить. Очень сильно хочу! Если сможешь выделить время", — лёгкий псиэм-шёпот, близкий и далёкий.
"Где ты? Хотя… сам найду", — я постарался незаметно выскользнуть из зала, где всё громче звучали музыка и смех.
"Не сомневаюсь. Где угодно найдёшь", — тихо, с образом милой улыбки.
Псиэм-след вёл наверх. Но не в нашем здании. Почувствовав знакомый азарт охоты, я вышел на улицу. Открыл себя бурному псиэм-морю Иггарды, которое так любил. Тысячи отблесков чьих-то чувств, стремлений, желаний — мазками невесомой кисти на незримом полотне. Настроившись на нужный след, пересёк площадь Трансгуманизма и вошёл в красивую тёмно-синюю башню, на которую часто смотрел из окна своего бывшего кабинета. Охрана делового центра даже не думала останавливать ликтора в парадной форме, целеустремлённо шагающего к лифтам. Мало ли за какой надобностью его понесло на последний этаж, а потом, по служебной лестнице, на крышу.
Она была там. Лёгкий ветерок играл с длинными локонами. Красный костюм плотно облегал стройную фигуру, шею обвивал тонкий фиолетовый шарфик. За несколько шагов я ощутил её потрясающий аромат, мгновенно пробудивший самые приятные воспоминания. Большие глаза буквально пожирали меня. Губы приоткрылись в предвкушении поцелуя.
Я не стал обманывать ожидания. Привычно сжав тонкие запястья, завёл руки ей за спину и крепко прижал девушку к себе, чтобы почувствовать всё тело. Начал целовать легко и нежно, потом всё сильнее, настойчивее. Она жадно отвечала.
Отстранившись, заглянул в глаза.
— В прошлый раз расстались неоднозначно. И долго не виделись. А сегодня ты сама нежность и покорность. Что случилось?
Вива прищурилась, снова меня нежно поцеловала и ответила:
— День такой, особенный. Сегодня всё должно быть так, как хочется имениннику.
— Смелое заявление. Хорошо подумала? Имениннику многого хочется. Например, оказаться в более уединённом месте.
— Уж это-то предсказуемо, — моя альсеида вывернулась из объятий и, взяв за руку, повела к краю крыши. — Исполняю твоё желание.
Уловив её псиэм-призыв, понял, что задумала. С вечернего неба к нам слетела большая вуаль, способная выдержать двоих. Подождав, пока сеть опустится у самого края, мы аккуратно перешли на неё. Я не вмешивался, вверив управление Виве, чей псиэм выдавал радостно-таинственные смыслы. Стало любопытно, куда направимся.
Обняв свою альсеиду сзади и прижавшись щекой к густым мягким волосам, я с удовольствием ощутил набегающий ветер. Чувство плавного полёта над городом, разделённое с близким человеком, принесло особое удовольствие.
Вскоре понял, куда летим. Улыбнулся воспоминаниям и выплеснул: "Отличный выбор". Уловил ответное: "Знала, что тебе понравится".
Оказавшись на крыше отеля "Oblivio", я вспомнил, как в прошлый раз сшиб замок технической двери выстрелом. Сейчас, конечно, безобразничать не стал. Потратил немного времени на точечное псиэм-воздействие и приглашающе открыл вход перед Вивой. Лестница, короткий коридор, лифтовый холл — всё как и тогда.
— Теперь вниз? — спросил я с лёгкой усмешкой.
— Обязательно вниз, — ответила альсеида, выразительно посмотрев чуть ниже моего ремня.
— Дай угадаю, двадцать первый этаж?
— Угадал, — она хитро подмигнула. — Сняла тот же номер. Ты в нём тогда так меня хотел.
— А ты разве нет? — я хитро прищурился.
— И я. На самом деле, всегда тебя хотела. С первой встречи, — огромные глаза Вивы не отрывались от моих. — Такая уж сегодня ночь, буду говорить всё как есть.
— Это было всегда заметно, — я прижал и поцеловал её прежде, чем двери лифта открылись на двадцать первом.
В номере осмотрелся, освежая воспоминания. Да, на этой самой кровати она сидела и рассказывала про проект "Буддхи", а мне было больно видеть её слёзы. Тогда не настало время для более приятных дел. Но сейчас…
На маленьком столике в блестящем ведёрке со льдом ожидала своей участи бутылка игристого. Рядом — два бокала, а за ними — загадочная плоская прямоугольная коробка.
— Твой подарок, — прокомментировала Вива.
— Я думал, ты — мой подарок.
— Само собой, я — основной. Но это тоже символично.
Присев на кресло, с интересом открыл коробку. И тут же послал Виве псиэм-волну с искренней благодарностью.
Это была репродукция знаменитой картины "La notte del ragno"[48], написанной два века назад Сильвио Перетти, первым Главой только что основанной Конгрегации очищения. Один из первых решившихся на симбиоз с пауком, он в свободное от службы время посвящал себя творчеству, писал полотна, многие из которых стали знаковыми для нас, ликторов. Подаренная Вивой репродукция была заключена в сияющую серебром активную псиэм-раму, передававшую тонкие смыслы и настроения, с которыми первый Глава творил композицию — своего рода послание от него будущим поколениям. На полотне огромный неотарантул застыл в атакующей стойке где-то между густыми зарослями исконных трав Нова Ромы и видневшимися вдали строгими зданиями человеческого города. Естественная среда эндемиков гармонично сочеталась с искусственной, принесённой колонистами, символизируя построение людьми своего будущего в союзе с пауками. С ночного неба светили две луны Нова Ромы, их расположение свидетельствовало, что изображённый миг относится к Часу богомола. То же сообщала псиэм-рама.
