Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,

Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,

Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,

И отпуска нет на войне!

Те, кто был рядом, пали. И он продолжал идти. Вперед.

Он шагал по разрушенному городу, не замечая ни трупов, ни пепла, который оседал на его лице. В его ушах всё ещё звучал этот стих, как стук сердца, как напоминание о том, что нет выхода. Он был частью этой войны, частью её ада. Его разум давно поглотила пустота, оставшаяся после того, как он потерял Зою. Всё, что ему оставалось — это идти и мстить, уничтожать тех, кто мог бы быть виновником её смерти.

Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!

И каждый шаг был теперь не просто шагом. Это было погружение в бездну. Он всё больше терял себя. Его лицо стало хладным, глаза стеклянными. Он перестал замечать, как его тело теряет силу, как на нём остаются шрамы, как кровоточат раны. Он не чувствовал боли. Он чувствовал только злость. Он не слышал ничего вокруг. Он видел только тех, кто убил её.

Он дошёл до очередной разрушенной постройки. В его голове не было больше мыслей, только образ врага. Он знал, что здесь, в этом здании, скрыты те, кто стоят за смертью её отряда. Он почувствовал их запах — они были близко. Он знал, что они его ждут. И он не собирался останавливаться.

Внутри было темно и холодно. Пыль висела в воздухе, словно невидимая паутина, которая пронзала всё вокруг. Он двигался молча, как зверь, чувствующий свою добычу. Его шаги были уверенными, быстрыми, но почти не слышными. Он был уже не Глитчем. Он был орудием мести. Его сознание стремительно разрушалось, но это было не важно. Он не мог остановиться.

Когда он вошёл в комнату, они уже были там. Несколько солдат, в которых он узнал своих врагов. У них были те же черты, те же взгляды, те же жесты. Они тоже убивали. Но в их глазах не было боли. Не было страха. Только пустота, как у него. Он застыл на мгновение, смотря на них, и в этот момент почувствовал, как что-то внутри него разрушилось окончательно. Он не стал думать о том, что будет дальше. Он не стал размышлять о том, что будет с ним. Он просто вытащил оружие и начал стрелять.

Пули летели в воздухе, разрывая тишину, разбивая стекла и металлы. Он не мог остановиться. Он не знал, что такое жалость. Он был жесток и беспощаден. Он убивал, не видя в этом ничего, кроме исполнения своей мести. В его голове всё было запутано. Зоя. Он продолжал видеть её лицо в своей памяти, и в каждом выстреле он отдавал себе наказ — за неё.

Один из солдат упал на землю, ещё один попытался подняться, но Глитч не дал ему шанса. Пули попадали точно в цель, как если бы его интуиция и скорость были высшими силами, заставляющими его действовать без раздумий. Он не задумывался о своих действиях. Он не чувствовал ни усталости, ни страха. Он был бесчувственным, его разум поглотила одна цель — месть. И эта месть требовала крови.

Здание начинало рушиться. Вспышки огня, треск металла — всё смешивалось в одну огромную какофонию разрушений. В это мгновение он не ощущал себя живым. Он был машиной. Машиной для уничтожения. Он не видел их лиц, не чувствовал их страха. Он не испытывал ни боли, ни жалости. Его сердце было пустым, его душа разрушена. Все, что оставалось — это месть.

Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.

(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)

Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,

И отпуска нет на войне!

Он вырвался на улицу. Снова была ночь. Тот же пыльный воздух, тот же мрак. Он стоял в эпицентре разрушений, окружённый обломками зданий и разорванными телами. Но всё это было уже неважно. В его глазах больше не было человеческой жизни. Было только пустое место, которое она оставила, и которое он пытался заполнить местью.

Его шаги были теперь медленными. Его тело, казалось, теряло силы. Он стал осознавать, что вся эта война, вся эта кровь, все эти смерти не дадут ему того, что он искал. Он не вернёт её. Он не вернёт её смертью врагов. Он не вернёт её ничем. В его сознании начали возникать новые вопросы, новые размышления. Он начал понимать, что месть не заполнит пустоту. Месть не вернёт тех, кого мы потеряли.

Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,

Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем!

(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)

И отпуска нет на войне!

Он остановился посреди разрушенной улицы. В его глазах были отражения огня, пламени, разрушений. Но теперь эти отражения казались ему пустыми. Он осознавал, что его месть — это не конец. Это только начало. Начало пути, который не приведёт его к спасению.

Он опустил оружие. Его руки были тяжёлыми, но он знал, что его душа уже не принадлежит ему. Всё, что осталось, — это пустота. Пустота, которую он не мог заполнить ничем. Тот, кто он был, больше не существовал. Теперь оставался только тот, кто был готов убивать, чтобы не чувствовать. Но даже эта война не дала ему ответов.

Глитч стал монстром. Он не знал, когда это случилось, когда последняя черта человеческого, что оставалась в нём, исчезла. Когда-то он был хакером, искателем правды, расследующим загадочные смерти. Но теперь... он стал частью этой ужасной машины войны. Бессердечный, безжалостный. Он ощущал, как его разум и тело превращаются в орудие разрушения. Война забрала у него всё, что он когда-то знал о жизни.

Он шагал среди разрушенных улиц, обгорелых домов и тел, разлагающихся на поле боя. В его глазах не было ничего, кроме холода. Все, что он когда-то любил и о чём мечтал, было уничтожено. Зоя была мертва. И это не было просто потерей — это было, как потерять не только человека, но и часть самого себя. Но смерть Зои не стала концом для него. Это было начало его трансформации.

Ему доверили отряд. Сначала он сомневался. Он не хотел быть ответственным за жизни других. Но тут война вступила в свои права. И Глитч с каждым днём становился всё более жестоким. Всё, что он знал — это уничтожение врага. И с каждым выстрелом, с каждым нападением на противника, он ощущал, как его старое "я" исчезает. Он больше не думал о жизнях, он не думал о потере, не думал о своих товарищах. Они были просто инструментами, которыми он пользовался.

Но однажды, среди руин, он оказался среди своей команды. Обычная операция, казалось бы. За ними шли танки, авиация, всё было как обычно. Но всё изменилось, когда они начали наступать на очередной укреплённый район. Это было как в кошмаре. В какой-то момент, всё пошло не так. Они наткнулись на засаду. Враг был скрыт в руинах, в темных уголках разрушенных зданий. Они атаковали с разных сторон, и Глитч сразу понял, что они были обречены. Пули летели со всех сторон, и его люди падали один за другим. Глитч не мог их спасти. Он не мог спасти их, как не мог спасти Зою. Но его тело продолжало двигаться. Он не чувствовал страха. Он не чувствовал боли. Он был тем, кем стал. Убийцей.

Он видел, как умирают его товарищи. Как их тела сжимаются от боли, как их глаза наполняются ужасом и последней молящейся надеждой. Но для него это было лишь частью игры. Он был солдатом, и его задача была одна — убить.

В последние моменты боя, когда оставшиеся члены отряда уже падали, Глитч, раненый, контуженный, и с разбитым лицом, полз к врагу. Он был один. Все умерли. Остался только он. Он почти не мог двигаться, его тело было изранено, но в его голове было только одно — месть. Он не знал, как, но он выжил. И он добрался до лагеря. Он полз два дня, полз через поле, как труп, израненный, без чувств, без мыслей, но только с одной целью — выжить.

Тогда, когда его всё-таки привезли в лагерь, он едва мог стоять на ногах. Его тело было потрёпанным, его лицо было покрыто пылью, кровью, и его глаза... они были пустыми. Больше не было Глитча, которого они знали. Он не был тем, кто мог с ними разговаривать. Он был просто убийцей. Машиной для мести.