— Но как он может защищать, если внушает страх даже союзникам? — не удержавшись, спросила я, надеясь получить объяснение противоречию.

— Огонь — это не только разрушение, — разъяснило Древо. — Он сжигает старое, чтобы освободить место для нового. Когда дракон выпускает свой огненный гнев, он не просто уничтожает. Он очищает, освобождая дорогу для восстановления и обновления. В этом заключаются его истинная сила и мудрость. Так что не следует опасаться.

Эти слова заставили меня задуматься. Возможно, Древо дало ответ не совсем на тот вопрос, который я задала, но вдруг меня осенило понимание. Даже на Земле многие люди испытывали страх перед огнем, забывая, что он — живительная сила. Я вспомнила, как в детстве наблюдала за тем, как бабушка готовит еду на газовой плите. Пламя было живым, притягательным, хотя вначале я боялась подходить слишком близко. Потом уже освоилась, конечно.

— Но почему он так грозно летал по небу? — спросила я, все еще стараясь понять мотивы действий дракона.

— Значит, где-то поблизости были темные силы, — спокойно произнесло дерево, и его голос пронзил тишину леса.

Я ощутила холодок страха, пробегающий по спине. Темные силы? Что могло угрожать этому удивительному миру? Но, оглядевшись вокруг, не заметила ни следа опасности. Все оставалось таким же безмятежным и умиротворенным, как всегда. Однако меня беспокоило нечто другое.

Снимок никак не выходил у меня из головы. Я не могла поверить, что за впечатляющим обликом дракона таятся тоска и одиночество. Но Миарфен строго-настрого запретил кому-либо рассказывать о сделанном мною кадре. Приказ был безапелляционным, и я понимала, что обязана соблюдать его волю. Поэтому я решила ничего не говорить Древу Души — да и зачем, ведь оно, вероятно, и само обо всем знало. Вместо этого я просто призналась:

— Почему-то меня не отпускает этот дракон. Я особо не знакома с ним. Но мне кажется, что его что-то тревожит.

— Возможно, ты должна попытаться узнать его, — произнесло Древо. — Не бойся. Быть может, за его суровостью кроется нечто большее, чем просто сила. И он ждет того, кто сможет увидеть его истинное лицо.

Фотография Миарфена не была просто игрой света и тени, не была и случайным документальным кадром. Но тем самым мигом, который я не раз пыталась поймать на Земле. И чего мне никогда не удавалось.

Та карточка отражала глубину его сущности, скрытую за внешней мрачной оболочкой. Туманный образ был окном в его душу, показывающим, что за сердитыми чертами дракона скрывается нечто гораздо более сложное и многогранное.

— Яра! — внезапно раздался взволнованный голос Луми, и в следующий миг он оказался рядом со мной, легко приземляясь на траву. — Там к тебе целая очередь образовалась, а ты все тут прохлаждаешься.

— Какая еще очередь? — опешила я, не понимая, что имел в виду Луми.

Мой питомец весело подпрыгнул, его маленькие крылышки блестели, а на мордочке читалось неподдельное возбуждение. Я была в замешательстве, не имея ни малейшего понятия, о чем он говорит.

— Все хотят, чтобы ты их сфотографировала! — едва сдерживая радость, прокричал котафиз. — Жители Эфемироса мечтают, чтобы ты запечатлела их для предстоящей выставки!

— Ждут? — переспросила я, все еще не веря своим ушам. — Но я только что оказалась здесь, я совершенно не в курсе, как делать фотографии для выставки. У меня нет никакого опыта в этом!

Луми лишь рассмеялся в ответ, его смех был легким и беззаботным: видимо, происходящее казалось ему забавным.

— Ты о чем, тебя и твой талант все знают! Они жаждут, чтобы ты продемонстрировала им настоящих себя.

От этих слов мое сердце забилось быстрее. Мысль о том, что кто-то доверяет мне показать свое истинное лицо через объектив моей камеры, была волнующей и пугающей. Но я не могла упустить такой шанс. Это был шанс не только для меня, но и для всех, кто жил в этом диковинном мире.

— Ладно, — неуверенно проговорила я, делая вдох, чтобы успокоиться. — Пойдем, раз уж все собрались, да и фотоаппарат у меня с собой.

С Луми на плече и камерой в руках я подошла к дому, ощущая волнение, как будто перед экзаменом. Котафиз начал парить рядом со мною, наполняя пространство искрящимися огоньками. Он радостно подпрыгивал, а его крылья постоянно меняли цвет — видать, от воодушевления.

Первым ко мне приблизился молодой человек с яркими волосами всех цветов радуги. Его одежда была украшена замысловатыми узорами, которые воочию оживали, мерцая и изменяясь в такт движениям парня.

— Это художник Тарин, — шепнул мне на ухо Луми, прежде чем отступить назад.

— Яра! — воскликнул Тарин, широко раскрыв объятия. — Я слышал, ты готовишь что-то сногсшибательное для выставки. Не могу дождаться, чтобы увидеть себя твоими глазами. Давно собирались — вот и повод.

Меня не покидало сомнение в собственных силах. Я вовсе не была уверена, что действительно смогу выразить всю красоту и уникальность этого мира. Единственным подтверждением моих способностей для меня оставался снимок Миарфена. Которого, впрочем, уже не существовало.

— Хорошо, Тарин, — ответила я, стараясь скрыть беспокойство. — Попробуем. А у тебя с собой случайно нет своих картин?

— У тебя в доме ведь есть мои полотна, — напомнил Тарин. — Мы можем использовать их.

Сердце мое на мгновение остановилось. Как я найду картины в своем куполе, если даже не имею представления, как они выглядят?

К счастью, ситуацию спас Луми. Он быстро подлетел ко мне, сжимая в мягких лапках несколько полотен. Произведения оказались немыслимо красивыми: красочные мазки краски, словно живые, перетекали друг в друга, имитируя иллюзию движения.

Я выбрала живописную локацию возле парящих деревьев, чьи листья многоцветно переливались. Разместила один из холстов Тарина позади него, закрепив его на ветке ближайшего дерева. Эта картина изображала поле цветов, их лепестки блистали тонами зеленого и синего. Еще два не менее ярких полотна я повесила по бокам, создав своеобразный фон, который дополнял образ Тарина и подчеркивал его творческую натуру.

Настроила «Энергетический уровень» на среднее значение. Луми подлетел поближе, чтобы наблюдать за процессом.

Тарин встал в центре композиции, расправил плечи и посмотрел вдаль. Его глаза сияли от предвкушения, а улыбка была такой теплой, что я ощутила, как лучи света проникают в меня, наполняя энергией.

Когда я нажала на кнопку, пространство озарила вспышка, и в воздухе завертелись золотисто-желтые искры. Через миг карточка визуализировалась. На фотографии Тарин выглядел частью картины: его волосы сверкали всеми оттенками радуги, а вокруг кружились цветы, которые распускались прямо на глазах, становясь его естественным продолжением.

Я не могла удержаться от улыбки. «Эмоциональный фильтр» выкрутился на «Радость». В тот момент я убедилась, что при помощи этой камеры у меня получается фиксировать не только внешний образ, но и душевное состояние.

— Ух ты! — восторженно вскрикнул Тарин, всматриваясь в снимок. — Это просто великолепно. Ты сумела передать все, что я чувствую. Как тебе это удалось?

— Честно говоря, я не знаю, — стушевалась я. — Это скорее твоя магия, а не моя.

Художник покачал головой, его взгляд продолжал светиться от восхищения.

— Нет, это ты. У тебя есть дар, и он заслуживает признания. Ты — волшебница!

— Кто хочет быть следующим? — дружелюбно произнесла я.

Ко мне направился могучий тролль с грубой, покрытой трещинами кожей. Его массивность внушала уважение и даже легкую тревогу, но в то же время от существа исходила добродушная энергия. Мы были еще незнакомы, раз он представился. Его звали Калдос, и он рассказал, что проживает на острове Древних Рун.

Я осознала, что практически ничего не знаю о структуре Эфемироса, и мысленно отметила, что обязательно разберусь в этом вопросе позже.

— Ты хочешь, чтобы я тебя сфотографировала? — осторожно спросила я, испытывая смущение.