Воспоминание накрывает Астарту резко, как выстрел. Ей десять, она в лесу с дедом. Они стоят на поляне, сосны шумят вокруг, воздух пахнет влажной землёй. Дед ведёт её на охоту — не смотреть, а стрелять самой. Он суёт ей ружьё — тяжёлое, с тёмным прикладом, — шепчет: «Наводи». Перед ними молодой олень — стройный, с красноватой шкуркой и аккуратными рогами. Его глаза блестят, он щиплет траву, не замечает их. Астарта медлит, сердце колотится, пальцы дрожат на спуске. Олень красивый, живой, она не хочет стрелять. «Давай, не тяни», — настаивает дед, его голос твёрдый. Она закрывает глаза, жмёт на спуск. Выстрел гремит, отдача бьёт в плечо, в ушах звенит. Астарта открывает глаза — олень лежит, кровь течёт по траве. Дед хлопает её по спине, хвалит: «Молодец, чисто». Но она не радуется. Ей нравится охота — запах леса, шорох листвы, напряжение, — но не убийство. Почему это воспоминание лезет сейчас? Может, из-за этой девочки, чьи дрожащие руки похожи на её собственные в тот день?

— Уходи! Прошу, уходи! — кричит девушка за дверью, всхлипывает громче.

Астарта кивает, тянет Тень за ошейник, уводит её прочь. Ей нужно время, незнакомке тоже. Она вернётся позже — они в одном помещении, девушка никуда не денется. Если только не найдёт выход раньше.

К Астарте вновь приходит апатия, какая была у неё при первом убийстве на охоте. Тогда она смирилась — дед подбадривал, мясо оказалось вкусным. Охота стала привычкой, долгом. Но сейчас всё иначе — нет деда, нет цели, только бетон и чужая игра.

Она ложится на кровать, натягивает одеяло до подбородка, пытается отвлечься. Мысли кружатся вокруг комнат — ни одного окна. То ли их не строили изначально, то ли заколотили, но следов нет. Подвал? Бомбоубежище? Последнее хуже всего — толстые стены, глубоко под землёй. Надо узнать у девушки, как она попала сюда, что помнит, но позже.

Астарта встаёт, идёт на кухню, берёт яблоко из шкафчика — зелёное, гладкое. Откусывает, но вкус не чувствуется, только кислинка. Она смотрит на полки — еды много, банки, пачки, всё растительное. А что, если у той девушки ничего нет? Она может сидеть там одна, голодная, ослабевшая. Это шанс наладить контакт. Астарта хватает две пачки чипсов с перцем — красные, с ярким рисунком, — и идёт обратно.

Девушка до сих пор стоит у стены за решёткой, всхлипывает, плечи дрожат. Тень больше не проявляет агрессии к новенькой, даже напротив, наклоняет голову, смотрит на неё, подбегает к двери, поскуливает, словно утешает. Незнакомка поднимает заплаканные глаза, отшатывается, садится на что-то — стул? коробку? — и отворачивается, утыкается лицом в ладони.

— Я не хочу тебя убивать, — говорит она тихо, голос дрожит.

Астарта замирает. Убивать? Мысль щёлкает: Эрик мог подкупить её, чтобы она убила Астарту. Зачем пачкать руки, если можно заставить ребёнка? При этом изначально мог бы бросить Астарту умирать от кровопотери, но не сделал этого и наоборот спас. Нелогичный мерзавец. Она смотрит на девушку с жалостью. Та напоминает Эли — хрупкую подругу из интерната, с такими же тонкими руками и потерянным взглядом. А Эрик втягивает её в такое, идиот.

Тень виляет хвостом, смотрит на незнакомку. Астарта кладёт пачку чипсов у решётки — прутья узкие, но пачка пролезет. Вторую открывает, садится на пол, прислоняется к стене, хрустит чипсами. Она никогда не отличалась сентиментальностью, но сейчас ощущает потребность что-то сказать. В конце концов, нужно как-то войти в контакт с незнакомкой.

— Мне было десять, когда дедушка сказал убить оленя, — начинает она, смотрит в потолок. — Олень был таким красивым, я не хотела этого делать. Но дед настаивал. И я убила оленя, чтобы угодить ему.

Слова вырываются сами. Угодить ему? Она не думала об этом раньше. Это правда? Или заточение играет с разумом, подсовывая ложные выводы? Воспоминания шатки, решения — её или чужие? — растворяются в сомнениях.

— Разве ты была обязана это делать? — спрашивает незнакомка тихо.

Астарта про себя выдыхает с облегчением — контакт есть.

— Не знаю, — отвечает она честно, смотрит на чипсы. — Наверное, нет.

Шаги за решёткой. Девушка подходит ближе, просовывает руку сквозь прутья, гладит Тень. Собака лижет ей пальцы, виляет хвостом, тыкается носом в ладонь.

— У меня есть еда, но спасибо, — говорит она, кивая на чипсы.

Астарта устало улыбается. Это прогресс.

— Моё имя Астарта. А как мне звать тебя?

— Веста, — отвечает девушка.

Астарты лежит под одеялом и не хочет вставать. Вчерашняя апатия никуда не делась, притупилась новыми знаниями, но давит также. Веста рассказывала мало, говорила неохотно, выдавливая слова с трудом. Оказалось, что она сама знает немного: её привезли сюда под снотворным, она не помнит, как оказалась в комнате.

Веста говорила, что познакомилась с Эриком в больнице, где он работал врачом. Её тётя лежит там, нуждается в дорогой операции. Эрик предложил помощь, обещал организовать операцию бесплатно, на льготных условиях, но взамен Веста должна будет провести время в заточении. При этом ей не нужно ничего делать, а травматический пистолет выдан для самообороны.

Причин не верить Весте нет — её слова звучат правдиво. Подозрения Астарты подтверждаются: это дело рук Эрика, но она не знает, как реагировать. С одной стороны, он не подговаривал Весту убивать — это успокаивает. С другой — Астарта запуталась: какую игру ведёт Эрик, чего он добивается? Мысли вязнут в тумане, ответа нет.

Рука Астарты чешется с самого утра, на внутренней стороне локтя. Она чешет снова и смотрит туда, замечает красную точку — маленькую, аккуратную, как от укола в вену. Кто-то вколол ей что-то или брал кровь? Кто-то. Конечно, Эрик. Астарта осматривается — собаки рядом нет.

— Тень! Тень, ты где? — зовёт Астарта, встаёт с кровати, голос дрожит от тревоги. — Ко мне, девочка! Тень!

Собака не отзывается. Тишина давит, обволакивает, как сырой воздух. Астарта обходит помещения, начинает с кухни. Открывает холодильник, но там ничего нового. Стол тоже пуст, ни мяса, ни ключей. Она идёт дальше, подзывает Тень, голос становится громче, эхом отскакивает от стен, но её нигде нет. Последним Астарта проверяет комнату Весты. Дверь к ней оказывается открыта.

Веста поднимается с кушетки, её светлые волосы растрёпаны, глаза красные — то ли от сна, то ли от слёз. Она подходит ближе.

— Ты не видела собаку? — спрашивает Астарта, голос напряжённый.

Веста отрицательно качает головой.

— Я проснулась пару часов назад, — говорит она тихо, — увидела открытую дверь, но не выходила.

Значит, Тень забрали. Астарта ожидала чего-то подобного — собака здесь лишняя, её роль неясна с самого начала. Её появление и пропажа — всё это часть игры Эрика, как ключи на столе. Жаль, да, сердце сжимается от мыслей, что Тень больше не рядом и что нет ясности, где она и как, но ничего не поделать.

Астарта заходит в комнату Весты, осматривается. Маленькое пространство обустроено для жизни: кушетка с тумбочкой, раковина, душевая кабина с мутным стеклом, ящики с едой, шкаф с одеждой и полотенцами, биотуалет в углу. Банки с овощами, бутылки с водой, сухие пайки — Весту сюда тоже поселили на долгосрочную перспективу.

— А твой пистолет? — уточняет Астарта.

Травматический, но это хоть что-то. Вдобавок к её боевому с одной пулей он может помочь оглушить Эрика, дать шанс сбежать, если правильно прицелиться.

— Пропал, — отвечает Веста, опуская взгляд к полу.

Астарта замечает, что Веста избегает смотреть ей в глаза с тех пор, как отказалась стрелять. Может, стесняется? Боится осуждения? Астарта не чувствует лжи в её словах, видимо, Веста просто замкнутая. Она отбрасывает идею с двумя пистолетами — Эрик предусмотрителен, забрал травмат, но почему оставил ей боевой? Забыл? Или это ловушка? Мысли кружатся, но не складываются в ясную картину.

Рука снова чешется, зудит сильнее. Астарта смотрит на точку, трёт её пальцем и задаёт ещё вопрос: