Мимо пробегает девушка — худенькая, с короткими каштановыми волосами. Она задевает Астарту плечом, оборачивается, бормочет: «Извини», — и бежит дальше. Её дыхание сбивчивое, лицо бледное. За ней гонятся двое парней — высокие, с наглыми ухмылками. Девушка поскальзывается на повороте, падает, вскрикивает. Парни нависают над ней, скручивают ей руки, один зажимает рот ладонью. Она дёргается, но не может вырваться. Астарта замирает, наблюдая. Парни расстёгивают ремень на брюках девушки, и тут что-то щёлкает внутри.

Астарта бросается вперёд, хватает первого парня за воротник, оттаскивает. Он ругается, но она уже тянет второго, цепляясь за его куртку. Они оборачиваются на неё, как волки, почуявшие новую добычу. Первый хватает её за шею, второй сжимает руки. Девушка на полу свободна, но не убегает — лежит, всхлипывая, глядя на Астарту сквозь слёзы.

— Смотри-ка, вторая сама нашлась! Эта чур мне, я рыжих люблю, — хохочет первый, зажимая ей рот потной ладонью.

Второй задирает её кофту, пальцы холодные, грубые. Гнев вспыхивает, разум отключается. Астарта кусает ладонь парня — сильно, до крови. Солоноватый вкус заливает рот, но он не противный, а горячий, живой, но в то же время иной, не похожий на вкусный стейк с кровью. И почему она это сравнивает? Парень орёт, отдёргивает руку. Второй пытается её удержать, но Астарта, точно дикий зверь, вцепляется зубами в его запястье, бьёт ногой в живот. Он отлетает к стене, оба кричат: «Чокнутая!» — и убегают, топот их шагов затихает в коридоре.

Астарта подходит к девушке, протягивает руку. Та принимает помощь, встаёт, шатаясь. Её лицо мокрое от слёз, волосы прилипли ко лбу.

— Не позволяй другим думать, что они сильнее тебя, — говорит Астарта, вытирая рукавом кровь с губ. — Люди как животные. Покажешь слабость — не отстанут.

Девушка шмыгает носом, кивает.

— С-спасибо за помощь. Я тут первый год… Меня зовут Эли, — бормочет она, пытаясь улыбнуться.

Ей семнадцать. Астарта сидит на лавочке у общежития интерната, глядя на железный забор. Он высокий, но перелезть можно — она пробовала пару раз. Хотя скоро и так покинет это место, обучение заканчивается. Но куда идти? Дед мёртв, дом родителей — чужое место, куда она не вернётся. Они не навещали её ни разу — ни писем, ни звонков. Лавочка напоминает ту, что была у деда, — облупившаяся краска, скрипящие доски. Астарта скучает по нему, по его ворчливому голосу, по запаху оружейного масла. Он умер из-за тех, кого считал друзьями, а она не спасла его. Это уже не изменить.

Эли просила встретиться — она на два года младше, хочет взять книги для старших классов. Считает, что сдаст экзамены на максимум и поступит в университет. Для неё это важно, а Астарта рада помочь. Она поднимается в общежитие, идёт к комнате Эли, но там пусто — кровать заправлена, стол чистый. В конце коридора шум — женский крик, мужской голос, ругань. Астарта узнаёт Эли и бежит туда. Эли кричит кому-то: «Отстань!», её голос дрожит.

Раздаётся звон стекла, глухой удар, словно мешок с картошкой сбросили в погреб. Крик обрывается. Астарта не успевает. Стеклянная стена разбита, осколки блестят на полу. Парень — тот самый, что нападал раньше, — стоит у окна, оглядывается. Он толкнул Эли, она лежит рядом со зданием, на земле. Парень замечает Астарту, его глаза расширяются. Она бросается на него, хочет столкнуть его туда же, в ту же пропасть, но её перехватывают. Другие ученики — девушки, парни — держат её, кричат, зовут учителей. Парень убегает, растворяясь в дверях.

Астарта падает на колени, кричит — дико, надрывно, пока горло не саднит. Люди, которые не хотят умирать, умирают от рук других людей. Убийцы дают себе право решать, кому жить, а кому умирать, но это неправильно. Неправильно... Убийцы сами заслуживают быть убитыми.

Это не люди, это животные, те, кто убивает других. Нет, даже животные поступают лучше: они убивают, когда голодны, убивают, чтобы поесть. А люди... Люди... Что сделала Эли тому парню? Он же сам к ней приставал, а она просто хотела, чтобы он оставил её в покое. Или что сделал дедушка Астарты, что его собственный друг ударил его так, что тот упал и умер?

Как выясняется позже, Эли выживает — третий этаж, сломанные рёбра, но в интернат она не возвращается. Астарта узнаёт всё от учителей, но легче не становится.

Ей восемнадцать. Обучение закончено, её выгоняют из интерната с рюкзаком и парой купюр «на автобус». Астарта идёт пешком до ближайшего городка — ноги гудят, но она не замечает. На доске объявлений в центре она ищет жильё, работу, хоть что-то. Телефона нет, денег почти нет. Среди объявлений — одно: «Обучим стрелять из любого оружия бесплатно! Охотничий билет, трудоустройство». Астарта срывает номер, звонит с таксофона в супермаркете. Говорит, что умеет стрелять, ходила на охоту с дедом, ей нужна работа. Ей называют время и место.

Всё начинается как обещано: полигон, мишени, муляжи животных. Её расспрашивают о жизни в форме будто бы незатейливой беседы, но Астарта чувствует, что это проверка. Со временем всё проясняется. Её выбирают на «высокооплачиваемую работу». Ведут в охраняемый дом, сажают за стол напротив мужчины — крупного, в чёрном костюме, похожего на быка. Он представляется боссом, говорит долго, но в итоге спрашивает:

— Хочешь править справедливостью? Убивать убийц?

Хотя его тон намекает, что выбора нет. Астарта думает об этом давно — убийцы заслуживают смерти, это справедливо. Она кивает. Перед ней кладут контракт: неразглашение, условия, и в конце — «за вашу жизнь никто не отвечает».

Астарта ставит подпись, не колеблясь, и в этот момент воспоминания растворяются. Последняя сцена разбивается на хлопья, на кучу снежинок. Больше нет ни босса, ни контракта, ничего. Астарта находится в белом бесконечном пространстве, лёгкая, свободная. Впереди, спиной к ней, стоит Эрик. Она более не испытывает к нему никаких чувств и только лишь непринуждённо спрашивает:

— Это всё?

Ей легко, хотя она знает, что умирает. Похоже, с неё хватит. Этой жизни, этого мира, хватит всего. Это была недолгая жизнь, но всё же.

Эрик оборачивается, смотрит через плечо, но не на неё, а в пустоту, задумавшись о чём-то. Астарте кажется, что она ловит обрывки его мыслей — сожаление? понимание? — но они ускользают. Их глаза встречаются, и свет гаснет, как лампочка, что перегорела в старом доме деда.

Комфорт обволакивает её, как мягкий кокон. Астарта лежит в постели, чувствуя, как тёплое одеяло обнимает тело, укутывая до подбородка. Мягкость матраса под спиной, лёгкий скрип пружин, шорох ткани — всё это создаёт уютное утро, когда хочется задержаться в кровати подольше. Она дышит медленно, спокойно, ощущая, как тепло разливается по рукам и ногам. В голове начинают формироваться планы на день — ленивые, неспешные, как будто времени впереди ещё целая вечность.

Надо сходить к перевалу. Там она нашла убитого медведя — редкого, из тех, что занесены в красную книгу. Охота на них запрещена, их осталось мало, но кому-то это не помешало. Зверь лежал без лап, со срезанной шкурой — зрелище не для слабонервных. Браконьеры, скорее всего. Следы шин, обрывки верёвок — всё указывало на них. Хорошо бы поймать их с поличным, заснять на видео, передать властям. Тогда им не уйти от наказания. Надо не забыть взять удостоверение лесничего — потёртый ламинированный прямоугольник с её фото и печатью — и прикрепить к шапке видеокамеру. Маленькую, лёгкую, с хорошим разрешением. Астарта хотела вернуться к перевалу на следующий день после находки, но не смогла — босс прислал билет на самолёт именно на тот день, и пришлось лететь. Босс…

Мысль о нём обрывает уютное забытье. Астарта открывает глаза, и иллюзия дома рушится. Тусклый свет лампы на прикроватной тумбочке скупо освещает помещение — слабый, оранжевый, едва разгоняющий тени. Это не её комната. Не её кровать. Одеяло пахнет стерильной синтетикой.