Я глубоко вздохнула, смакуя эту мечту.

Да, возможно, я не знала, по плечу ли мне стать достойной партнёршей для Айвана. Но я точно знала, что не хочу никому отдавать сцену. Я просто не знаю какого это — жить без неё.

Я толкнула дверь и вошла внутрь. Даже спустя несколько недель занятий запах пластика и свежей мебели продолжал стоять в воздухе. Как ни странно, я оказалась не первой, кто оккупировал помещение. По углам уже во всю слонялись операторы, приводя оборудование в готовность к тяжелому и долгому трудовому дню. Казалось, что они снимают не новостной сюжет, а целую документалку — ведь камеры следовали за нами по пятам каждую секунду репетиции. Огромные черные железяки со своими красными лампочками и молчаливыми хозяевами стали полноправными участниками нашего коллектива.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

Девушка-редактор и пара операторов синхронно кивнули в ответ.

— Доброе, — добавил один из них.

Стараясь не отвлекаться на съёмочную команду, я поднялась на сцену. Там, у дальней ниши, притаились балетные станки. Никто еще не успел расставить их для утреннего класса, но мне это и не было нужно. Вставив в одно ухо наушник, я включила любимый плейлист с неоклассической музыкой и начала разминаться.

Стопы, колени, бедра, спина, шея. После моего вчерашнего безумия, мышцы отзывались болью. Они просто не успели восстановиться и теперь взывали о спасении, или хотя бы об охлаждающей мази. К сожалению, у меня был лишь стаканчик тёплого кофе.

Я принимала эту боль, как старого друга. Она напоминала мне: “Ты — студентка Равенской Академии Искусств”.

Словно в подтверждение этих слов, музыка начала набирать обороты. Это был альбом страстных и в тоже время нежных зарисовок от неизвестной пианистки. Талантливая девушка предпочитала скрывать своё лицо и личность, говоря откровенно лишь на языке искусства.

Музыка так увлекла меня, что я не заметила, как на сцене появился еще один человек. Я резко выдернула наушник и замерла.

— Доброе утро, — по-доброму улыбнувшись, поздоровался Никита.

— Доброе утро, — скорее машинально отозвалась я.

— Ты не против?

Он многозначительно посмотрел на место по другую сторону станка. Я лишь пожала плечами. Мне не было дело до того, где он предпочитает разминаться. И всё же… в животе разлилось непонятное чувство — словно я проглотила воздушный шарик.

— Не видела, чтобы ты приходил на классы так рано, — как бы ненароком заметила я.

— Если не видела, то это не значит, что я этого не делаю, — усмехнулся он, хоть и не особо убедительно.

Мы продолжили разогреваться в тишине. Я украдкой поглядывала на Никиту, понимая, что он ничуть не изменился с того дня, когда мы с ним познакомились. Это произошло полтора года назад, а будто в прошлой жизни. Те же по-армейски коротко подстриженные волосы, широкий подбородок, волевые скулы, пухлые губы. Только они уже больше не вызывали во мне трепета. К моему собственному удивлению, я обнаружила, что и боли этот мужчина во мне больше не вызывал. И ненависти тоже. Лишь лёгкое сожаление.

— Знаешь, я вообще не сомневался, что тебя сюда примут, — неожиданно бросил он.

На миг я даже решила, что мне послышалось.

— Ты не мог знать, что я выиграю конкурс.

Парень тихо рассмеялся.

— Не выиграй ты конкурс, ты бы всё равно оказалась в РАИ. Нашла бы другой способ — летние курсы или обычный кастинг. Но у них с самого начала бы не было выбора.

— С чего такие лестные слова? — я скрестила руки на груди и прищурилась, высматривая подвох.

Никита делал мне комплименты лишь в самом начале наших отношений, и был черствым, как кусок бетона в последние их месяцы. Так с чего ему распыляться сейчас? И вообще…

— А где Софи? — вкрадчиво заметила я, меняя тему.

Никита отвёл взгляд, рассматривая свои руки. Попался!

— Не знаю, мы с ней больше не пара.

Улыбка так и норовила растянуться у меня на лице, но ради приличия я старалась сдержать её. Правда, меня так и так выдавали подрагивающие уголки губ. Смутившись, я опустила голову ниже.

— Интересно, с чего бы это, — весело пробубнила я себе под нос, но парень всё равно услышал.

Он подошёл ближе, заставляя меня вновь вскинуть подбородок. Затем, поймав мой взгляд, пристально заглянул мне в глаза.

— Кто-то разболтал ей, что когда мы с ней встречались, я еще и с тобой гулял.

Он произнёс это с такой интонацией, словно не сомневался в имени виновного.

Я громко рассмеялась.

— То есть теперь это так называется? Здорово, Никит.

Собеседник нахмурился.

— Не важно, как это называть. Сути это не изменит. Я…

Но не успел он договорить, как я перебила:

— Самодовольный болван?! Бабник? Изменщик? Просто козёл?

— Ты можешь не орать? — прошептал Никита, многозначительно глядя на команду киношников.

Проследив за его взглядом, я заметила несколько объективов, направленных в нашу сторону, и вздрогнула. Съёмочная группа не должна была вести съёмку, по регламенту они включали запись за несколько минут до начала класса. Но кому есть дело до правил, когда под носом разгораются свежие сплетни? Кажется, профессионалы с федерального канала были ничем не лучше репортёров желтой прессы. Великие силы, Никита прав — не стоит вываливать всё грязное бельё под камерами.

— И да, — добавил Никита, вновь сосредотачивая всё своё внимание на мне — ты права. Я бабник, болван, козёл. Но знаешь что? Мне жаль. Вы обе достойны лучшего, чем я.

Я недоверчиво уставилась на парня. Кажется, моя челюсть валялась где-то на уровне плинтуса.

— Это ты так извиниться пытаешься? Не ты ли мне говорил, что я всё себе придумала?

— Лина! — моё имя громким возгласом сорвалось с его губ.

Но через мгновение Никита прикрыл веки и глубоко вздохнул, возвращая самообладание. Открыв глаза, он уставился вдаль. На лице одна эмоция стремительно сменяла другую. Причём так быстро, что я не успевала их отследить. А жаль! Хотелось бы мне знать, что за борьбу сейчас ведёт его разум. Сожалеет ли он по настоящему? Было ли ему также больно от расставания с Софи, как мне от его предательства? Или его каменное сердце не способно испытывать чувств?

Всё длилось не более пары секунд, а затем Никита вернулся в реальность. Он медленно перевёл взгляд на меня.

А затем осторожно подался вперёд, упираясь предплечьями в разделяющую нас перекладину.

— Ты можешь меня простить? — прошептал он.

Я тоже поддалась вперёд. В красках воображая, как скажу три заветных буквы: Н, Е и Т. А потом…

Никита резко наклонился вперёд и, обхватив мою голову руками, поцеловал.

Никита.

Меня.

Поцеловал.

Это было последним, чего я могла от него ожидать.

От шока всё моё тело парализовало. Это шутка? Это сон? Я сошла с ума? Меня накачали наркотиками и я словила галлюцинации? Может я упала во время репетиции и ударилась головой? Этого просто не могло произойти!

Но вот они мы — стоим напротив телекамер. И я чувствую, как горячие и мягкие губы Никиты прижимаются к моим. Нет, не просто прижимаются! Они двигаются, очень настойчиво, прямо таки призывают меня разомкнуть собственные, ответить. Как это было когда-то… Так маняще и сладко. Так больно и горько. Но я ведь не полная дура.

Я прикрыла глаза, стараясь сосредоточить как можно больше силы и ненависти в собственном кулаке. В красках воображая, куда стоит ударить: в живот или сразу по лицу?

Но я не успела даже поднять руку. Вместо этого почувствовала, как кто-то схватил Никиту за шиворот футболки и с силой оторвал от меня.

Глаза резко распахнулись.

Черт возьми.

Чёрт!

Возьми!

Айван.

— Эй, эй… — начал было ухмыляться и поднимать ладони Никита, но не успел договорить. Айван с размаху врезал ему по челюсти, от чего Золотов упал. Как в киношном боевике. На балетный линолеум брызнула кровь.

— Руки от неё убрал.

По спине побежали мурашки. Голос Айвана был неузнаваем, а тон… я сглотнула. Тон не требовал возражений.