Боже, этот голос. Умел ли он петь? Потому что, если бы он мог исполнить даже посредственную мелодию, мне было бы совершенно наплевать на его слегка искривленные моральные устои. Нет. Ни. Сколь. Ко.

— Доброе утро. — Я заставила себя сесть, когда он опустился на корточки.

— Решила рискнуть показаться на людях, а?

— Откуда я знала, что ты меня заметишь?

Улыбка расплылась по его красивому лицу.

— Не смог устоять.

Этим утром он побрился. На его коже не было щетины, и я поглубже зарылась руками в траву, чтобы не поддаться искушению провести кончиками пальцев по этой сильной линии подбородка.

— Не работаешь сегодня? — спросила я. Сегодня была пятница, верно? Дни слились воедино.

— Выходной. Летом у меня здесь встреча каждую пятницу утром.

Мои глаза остановились на бите.

— Встреча значит, да?

Он встал и протянул руку, чтобы помочь мне подняться на ноги.

Моя ладонь скользнула по его ладони, и его пальцы обхватили мою руку, захватывая ее в свои. Его кожа была теплой и шершавой. Его рука была намного больше моей. Все ли в Дюке было большим?

Я подавила стон от абсурдности этого вопроса, но не могла выбросить из головы мысль о его пенисе. Серьезно, Джейд? Люси уже целую вечность не задумывалась о мужском достоинстве.

— Ты в порядке? — спросил Дюк.

— Да, — солгала я, не позволяя своему взгляду скользнуть по его джинсам, пока он поднимал меня на ноги.

Я скрыла румянец на щеках, прижав лицо к ногам и стряхивая траву со своих леггинсов.

— Бейсбол, да? Я бы приняла тебя за футболиста.

Когда Дюк не ответил, я подняла глаза.

Эти голубые глаза были прикованы к моей заднице, именно там, где только что были мои руки.

Я подавила улыбку.

— Дюк.

Он моргнул, отводя глаза, затем прочистил горло, глядя куда угодно, только не на меня.

— Бейсбол и футбол. Оба эти вида спорта мне нравятся. Э-э, чем ты сегодня занимаешься?

— Поскольку в эти дни у меня нет назначенных встреч, я вышла на пробежку и решила побродить по городу. — Я оглядела пустынный парк по периметру в поисках уличного указателя. — Честно говоря, я не совсем уверена, где нахожусь.

— Первая улица находится примерно в двенадцати кварталах в ту сторону. — Дюк указал прямо перед собой.

Я действительно заблудилась. Потому что предположила бы, что она находится позади нас.

— Ты не работаешь по пятницам.

— Нет. К одному из моих заместителей в субботу приезжают дети, и ему нужно провести с ними время. Вместо того чтобы приглашать кого-то еще на каждые выходные, я просто сам работаю по субботам.

Вот он снова был тем хорошим парнем, из-за чего мне было трудно оставаться раздраженной из-за того, что он взял мою взятку. Возможно, мои стандарты были слишком высоки.

Даже мой отец не был лишен недостатков. Папа всегда оставлял сиденье унитаза поднятым. Он сводил мою мать с ума тем, что никогда не убирал свою кружку с утренним кофе. Он любил препираться с мамой, хотя я могла пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я видела, как мои родители по-настоящему ссорились. Их споры, как правило, были очаровательными, добродушное поддразнивание, сдобренное юмором.

Возможно, Дюк возьмет эти деньги, чтобы оплатить медицинские счета больного родителя. Возможно, он планирует крупное благотворительное пожертвование. Неужели я действительно собиралась позволить этой взятке нарушить сделку?

У меня на кончике языка вертелся вопрос, зачем ему нужны деньги. Я открыла рот и… струсила.

— Сегодня будет бейсбольный матч?

— Нет. Просто пришел потренировать отбивать мяч.

— Ты тренер? — спросила я.

— Что-то в этом роде.

— Мне нравится бейсбол, — сказала я, шагая рядом с ним, когда мы шли к домашней площадке. — Когда я была ребенком, я часто пела национальный гимн для нашей местной команды. Тогда мы с родителями оставались на игру. Мы ели попкорн, хот-доги и мороженое.

— Сколько тебе было лет?

— Когда я начала петь? Десять. По крайней мере, тогда я делала это за какую-то компенсацию. И в нее были включены билеты на бейсбол. Но я пела на концертах и мероприятиях задолго до этого. Моя мама обычно говорила, что я начала сочинять песни, как только научилась говорить.

— Как ты попала с бейсбольных полей на «Гранд Ол Опри» (прим. ред.: Гранд Ол Опри — одна из старейших американских радиопередач в формате концерта в прямом эфире с участием звёзд кантри, существующая с 1925 года)?

— Удача.

— Удача? Я на это не куплюсь. Я слышал твою музыку. Я думаю, что «талант» было бы более подходящим словом.

Я улыбнулась, глядя себе под ноги, пока мы шли. Я завоевала почти все возможные награды для певицы кантри-музыки, но от комплимента Дюка у меня мурашки побежали по коже.

— Спасибо.

— Почему ты сказала «удача»?

— Потому что так и было. В выпускном классе я заключила сделку со своими родителями. Я собиралась взять годичный перерыв между старшей школой и колледжем, чтобы попробовать себя в музыке. Если это сработает, отлично. Если нет, я бы получила диплом по бизнесу, чтобы мне было на что опереться.

Они хотели, чтобы я осталась дома и жила с ними, чтобы сэкономить немного денег. Я согласилась, потому что, помимо Эверли, мои родители были моими лучшими друзьями, и я хотела провести это время с ними, прежде чем отправиться в мир самостоятельно.

Если бы только у нас было это время. Насколько по-другому сложилась бы моя жизнь? Я бы не попала в беду, это точно. В ту минуту, когда она случилась бы, мои родители забрали бы меня из Нэшвилла и привезли домой.

— Я жила дома, работала администратором в тренажерном зале, писала музыку и записывала демозаписи, — сказала я Дюку. — Все, что я написала, я выложила на Ютуб. Я не стала популярной, как Джастин Бибер или Шон Мендес, но я привлекла внимание продюсера. Короче говоря, Скотт возглавляет АиР — подразделение «Сансаунд» — они занимаются поиском талантов, художественным развитием и дизайном альбомов. Он нашел мои видео и привел меня на лейбл. Как говорится, подписывать контракт никогда не рано, и я это сделала в девятнадцать лет. Тогда он, по сути, поставил мою карьеру на карту.

Скотт Беркуест был моим героем. Он был рядом со мной в худшие моменты моей жизни. Он был за кулисами, хлопал и подбадривал во время самых лучших. Он отстаивал мое авторство песен и мое пение.

А потом он предал меня.

Теперь Скотт был для меня все равно что мертв.

— Ты еще не скучаешь по этому? — спросил Дюк.

— Нет. — Я скучала по желанию петь и писать, и задавалась вопросом, вернется ли когда-нибудь моя любовь к музыке. Но прямо сейчас я не скучала по той жизни.

Слишком многое произошло.

Слишком многое изменилось.

— Ты довольно откровенна сегодня утром, — поддразнил меня Дюк.

Я рассмеялась.

— Это все эндорфины. Они привели меня в разговорчивое настроение. — Они и те вопросы, что он задавал были безопасными.

Когда мы добрались до сетчатого барьера за домашней площадкой, Дюк положил биту и перчатку, а затем уделил мне все свое внимание.

— Мне любопытно.

— Да, я знаю.

Он усмехнулся.

— Люси Росс — твое настоящее имя? Или это сценический псевдоним?

— Почему ты спрашиваешь? Собираешься меня разыскать?

— Может быть, я уже это сделал.

Я покачала головой.

— Нет, ты этого не сделал.

— Откуда ты знаешь?

Потому что, если бы он разыскал меня, если бы он позвонил в полицейское управление Нэшвилла, его вопросы были бы совершенно другими.

— Давай назовем это предчувствием. Полицейские верят в интуицию, верно?

— Верим.

— Какое у тебя предчувствие на мой счет?

— Что Люси Росс — твое настоящее имя.

— Динь, динь, динь. — Я улыбнулась. — Ты прав. Я подумывала о сценическом псевдониме, но поскольку я добилась некоторого успеха на Ютубе под своим настоящим именем, звукозаписывающий лейбл не хотел, чтобы я его меняла.

И после того, как мои родители умерли, это стало способом почтить их память. Я взяла их фамилию и сделала ее известной по всему миру. Маме особенно хотелось бы увидеть мое имя в огнях. Согласно ее рассказу, на протяжении всей беременности она боролась с отцом за имя Люси. Папа хотел назвать меня Роуз Росс, и, слава богу, он изменил свое мнение после того, как двадцать один час наблюдал за родами мамы.