Грейсона, моего заместителя, вырвало прямо на месте происшествия. Как только уехала последняя машина скорой помощи, у него случился полный срыв, и он был безутешен.

— Нелегко увидеть смерть, — сказала Люси таким тоном, что стало ясно, что она тоже видела ее воочию. — Мне жаль твоего заместителя. И тебя.

— Спасибо. Я очень забочусь о своей команде. Жаль, что нет способа уберечь их от этого дерьма, но такова природа работы.

В ее зеленых глазах была такая доброта, такое сочувствие, что мне самому захотелось заплакать. Вместо этого я прочистил горло и взял еще один кусок пиццы. Зачем я вывалил это на нее? Как мне не стыдно. Ей не нужно было нести мое бремя. Это ведь была та самая женщина, которая предложила мне деньги за сохранение тайны и исчезновение штрафа за превышение скорости. Женщина, которая, как я подозревал, недолго будет находиться в Каламити.

Я откусил кусочек своей пиццы, вспоминая, зачем я здесь.

— Давай сменим тему. Почему ты приехала в Каламити, мисс Росс?

Она съежилась.

— Джейд. Пожалуйста. Или Люси. Как угодно, только не мисс Росс.

— Хорошо. Люси. — Хотя я надеялся сохранить «мисс Росс», чтобы усилить некоторую дистанцию. И потому что я не мог называть ее Джейд, не тогда, когда знал, что это ложь.

— Может, нам присесть? — Она бросила взгляд в сторону столовой.

— Конечно. — Я кивнул и последовал за ней со своей тарелкой в одной руке и коробкой с пиццей в другой.

Мы сидели за столом лицом друг к другу и ели в тишине. Комната была светлой и просторной, даже если стол был немного великоват. Окно с нашей стороны выходило на обширную территорию за фермерским домом. Вид открывался не такой потрясающий, как спереди, но и не уродливый.

— Ты много знаешь об этом доме? — спросил я.

Это был не тот разговор, в котором мы нуждались, но необходимость выпытывать у Люси информацию пропала. Я проанализирую это позже, а также тот факт, что, если бы напротив меня сидел кто-то другой, я, вероятно, пришел бы сюда и перенес встречу. Но в данный момент мне просто хотелось посидеть, поговорить и подумать о чем угодно, кроме аварии.

— Не очень.

— Он принадлежал вдове. Все в городе всегда называли ее вдовой Эшли, так что, хотя ферма принадлежит Керриган, ты, вероятно, услышишь, что она называется «Дом вдовы Эшли». Она была милой леди. Управляла огромным кадиллаком. Черный и блестящий, его нельзя было не заметить, когда она проезжала по городу. В основном потому, что она ехала со скоростью около пяти миль в час, куда бы ни направлялась.

— Ты говоришь мне это, чтобы я вела машину, как вдова Эшли?

— Да. — Я усмехнулся. — Она скончалась около пяти лет назад. С тех пор этот дом практически пустовал. С тех пор здесь никто не жил дольше шести месяцев.

— Ты так говоришь, как будто это место проклято.

— Может быть.

Она моргнула, изучая мое лицо, затем расслабилась, когда поняла, что я шучу.

— Пытаешься отпугнуть меня, Шериф?

— Вот что я тебе скажу. Я откажусь от «мисс Росс», если ты откажешься от «Шериф» и будешь называть меня Дюком.

— Мне нравится называть тебя «Шериф». — Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, забыв о куске пиццы на своей тарелке. — Это напоминает мне о том, кто ты такой.

И я тоже точно знал, кто она такая.

Люси выгнула бровь, давая понять, что готова приступить к настоящему допросу. Ее внутренняя защита была усилена, тело напряглось.

Праздные разговоры были окончены.

— Почему ты здесь? — спросил я.

— Пришло время перемен.

— Попробуй еще раз. Я не из тех парней, которым нравятся расплывчатые ответы.

Ее взгляд стал жестче.

— Разве мои сто тысяч долларов не дают мне некоторую анонимность?

— Нет, не дают.

— Но…

— Никаких но, — мой тон не допускал возражений. — Говори.

Это был второй раз с тех пор, как я приехал, и третий раз за сегодня, когда она упомянула о взятке. Меня это чертовски бесило, и мне хотелось прямо сказать, как все будет на самом деле, но в тот момент, когда Люси не нужно будет рассказывать мне, что происходит, она найдет предлог замолчать.

Ей нужно было думать, что ее личность здесь поставлена на карту, и я проглочу правду, пока не узнаю всю историю целиком.

— Ты купил журнал, — сказала она. — И что он тебе дал?

— Я его не читал. — Я не верил, что там будет что-то, кроме слухов.

— Правда? — Она уставилась на меня так, словно у меня на шее вырос зоб. Почему она так удивилась, что я не читал журнал? Что я предпочту спросить у источника, вместо того чтобы проглотить чью-то чужую интерпретацию правды?

— Ты тянешь время, Люси. Что происходит?

Она перевела взгляд на окна, глядя вдаль.

— Я все бросила.

— Бросила что?

— А что обычно люди бросают? Работу.

Люси была известной исполнительницей. У нее была жизнь, о которой мечтали маленькие девочки.

— Ты ждешь, что я поверю, что ты все бросила?

Ее глаза метнулись к моим. Они вспыхнули гневом, затем ее плечи опустились, и раздражение в ее взгляде сменилось чем-то гораздо более похожим на печаль. Сожаление.

— Нет, не совсем. Люди не бросают свою работу, когда они на вершине.

А это означало, что, должно быть, случилось что-то ужасное, что заставило ее уйти. Что, черт возьми, произошло в Нэшвилле? Может быть, мне все-таки следовало прочитать тот журнал.

— Тогда почему?

— Были причины.

Причины. Эта женщина была чертовски упряма и, очевидно, привыкла избегать вопросов, вероятно, из-за общения с прессой. Я просто сидел тихо, ожидая. Потому что я тоже был чертовски упрям.

— Творческая свобода — это одно, — наконец сказала она. — Я уверена, что ты можешь понять концепцию кандалов.

— Могу.

— Ну, я уже много лет ношу кандалы, и хочу сказать тебе, что они очень неудобные. Но у меня контракт на 360 дней с лейблом «Сансаунд Мьюзик Груп», а это значит, что я принадлежу им. Они владеют моим голосом. Моим будущим. Моим брендом. — Она закатила глаза. — А я не хочу, чтобы кто-то мной владел. Больше нет.

— Ладно. Это одна из причин. — Не настоящая причина, но повод. Разногласия с звукозаписывающим лейблом не казались достаточной мотивацией для того, чтобы отказаться от певческой карьеры. Может быть, отступить или измениться, потому что, как она и сказала, люди не уходят, когда находятся на вершине. Что-то еще заставило ее бежать в Монтану. — Что еще?

— Я не могу жить в Нэшвилле. Мой менеджер, мой агент, мой публицист, мой продюсер и сотня других людей, вероятно, в ярости, но я все равно ушла.

Очевидно, этот шаг был импульсивным. Как только она осознает, что жизнь в маленьком городке Монтаны не приносит и доли того восторга, который она испытывала, находясь в центре внимания, она помчится на своем модном «Ровере» прямиком из города.

— И теперь твой план состоит в том, чтобы жить в Каламити как Джейд Морган, — сказал я.

— Да. Таков мой план.

— Ты вернешься.

— Нет, я не вернусь.

— Чушь собачья. — Я усмехнулся. — Даже не знаю, как ты собираешься изобразить эту фальшивую личность, потому что ты правда ужасная врушка.

Ее ноздри раздулись.

— Я не могу предсказать будущее, Шериф. Сегодня ответ — нет, я не собираюсь возвращаться. Может быть, однажды это изменится, но сейчас тебе придется смириться с тем фактом, что я остаюсь.

— Кто знает, что ты здесь?

— Эверли.

— Кто еще?

— Эверли.

Она рассказала только одному человеку? А как насчет тех сотен других людей? Интересно. Если это правда, то у ее исчезновения было больше шансов на успех, но ненамного. В конце концов, людям станет любопытно узнать, кто живет в фермерском доме вдовы Эшли.

— А как насчет Керриган? Как ты сняла это место?

— Я нашла ее объявление и позвонила ей. Мы немного поговорили, и я сказала, что не верю в кредитные карты. Я предложила ей платить арендную плату плюс десять процентов, если мы сможем отказаться от чеков, и я стану платить наличными каждый месяц.