Алан поежился, потер ладони, словно от холода.

— Видишь ли, какое обстоятельство. Фарелл когда-то, примерно двести девяносто шесть лет назад, писал портрет с Дженнифер.

— А Мэй родился двести девяносто пять лет назад, — картина складывалась, все вставало на свои места.

Даже то, почему Джаред понятия не имел о рождении ребенка вне дома: Майлгуир ненадолго, лет этак пятнадцать, выслал своего советника к дальним гарнизонам. Отослал по наущению Фордгалла, но не успел лесной лорд обрадоваться, как владыка Благого двора приказал все просьбы заверять у его советника. Самый дальний морской форпост на время стал пристанищем самых знатных послов Благих домов, к ужасу волчьих офицеров.

Дядя, конечно, вернул его раньше, и даже извиняться не соизволил. Да ещё пришлось доказывать Ллвиду, что он сам пожелал подышать морским воздухом… А то со второго дяди станется объявить войну дому Леса по столь незначительныму поводу, как обида «его волчонка».

— Ох, Джаред, я всегда говорил и снова повторю: советник ты неспроста, твоей проницательности можно только позавидовать, а главное, ничего объяснять не надо.

Очередные слова Алана, опять излишне вежливые, вернули Джареда в настоящее. Улыбка Алана стала подозрительно мягкой от прямого взгляда на него, Джареда.

— Я рад, что могу назвать тебя своим другом…

— Если тебе резко стало хуже, так и скажи! Сразу! Где болит? — Джаред просто ненавидел разговоры, напоминающие прощальные.

— Нет-нет, я о другом, все как обычно, — Алан замахал на советника обоими руками одинаково, что косвенно подтверждало его слова: в периоды буйства проклятого ошейника левая рука почти не действовала.

— Знаю я тебя, «обычно», — проворчал назидательно Джаред, но смилостивился. — И о чем же ты тогда?

— Я о том, что теперь тебе не нужно многословно пояснять все причины моего несвоевременного беспокойства.

— Скажешь тоже, «несвоевременного», как будто такое время можно выбрать, — советник снова оценил взъерошенно-взбудораженный вид друга. — Хотя ты можешь. Тут волноваться, а там не волноваться, а здесь поволноваться впрок, чтобы потом время не терять! Даже у меня не получается.

— Ну, если уж даже у тебя не получается, Джаред, — голос Алана оставался серьезным, а в глазах плясали отблески пламени.

Той искры, внутренней сути Алана — его души, если говорить словами жителей Верхнего мира — такой же невообразимо нелогичной, противоречивой и удивительной, как сам Алан. То есть попросту дерзкой, насмешничающей над приличными советниками и невоспитанной вдобавок!

— Если даже у тебя…

— Не продолжай! Нет! Тебе же будет лучше! Нет, А-лан!

Но тот, конечно, не удержался.

— Если даже у тебя не получается, то нам, простым неидеальным волкам, вовсе не на что надеяться.

Это было очень глупо, но Джаред попытался сделать подножку с захватом. Алан вроде бы ничего и не сделал, всего лишь легко отодвинулся, а Джаред, поймав воздух в захвате, чуть было не растянулся на полу.

— Вот поэтому к тебе и липнут всякие неприятности, — Алан смиренно вздохнул, назидательно поднял вверх указательный палец и даже не взопрел. — Потому что ты не слушаешь дружеских предупреждений и часто действуешь во вред самому себе!

— Не более чем ты! — досадливо ответил советник, выровнял дыхание, невзначай оглянулся по сторонам.

Нет, свидетелей его позора не наблюдалось, кроме ночной тиши, самого виновника и огромной кроваво-красной луны, висевшей от них на расстоянии вздоха.

Алан рассмеялся так же мягко, как улыбался, негромко и заразительно.

— Помнится, вам, господин советник, тоже многократно приходилось выбирать лучшее не для себя. Давно писал Лианне?

Джаред вздрогнул. Он посылал весточки солнечной королеве через личных посланцев, не желая именно этого, чтобы об его переписке стало известно Алану. Что очевидно не вышло.

— Не тебе меня учить, не мне тебя осуждать.

— Ты как всегда, — советник досадливо поморщился, отогнав светлый облик солнечной королевы. — Прекращай вести себя как седой мудрец, запыленный годами и слишком умный, чтобы не поучать каждым словом и жестом. Пыльный, нечесаный, в паутине и воспоминаниях о былом величии!

— То есть как наш Хранитель?

— То есть как наш Хранитель!

Теперь засмеялись они оба, хотя Джаред пытался сдержаться.

— В самом деле, Алан, я серьезно, — Джаред продышался и вернулся к беседе.

— И я серьезно. Оторвись от рукописей и приходи в зал.

— А ты прекрати отступаться от того, что хочешь и должен считать своим! Мы, бессмертные, все откладываем на потом, забывая, что это «потом» может не наступить! К тому же не понимаю, отчего ты боишься за Дженнифер и Мэя, раз Фарелл испытывает на сей раз терпение нашего короля и его внезапной королевы.

Алан недоверчиво свел брови.

— Я не очень-то доверяю ветреным натурам небесных. Его слова могут легко разойтись с делом, а рисковать понапрасну я не любитель.

— Вряд ли Фарелл вспомнит о Дженнифер ближайшие двести лет, — иногда знать всю подноготную каждого ши было лично приятно. — Сейчас он активно пишет созерцательные полотна и отвергает предложения о браке одно за другим. Просто поветрие какое-то — выходить замуж за небесных.

— Поветрие, говоришь, — опять нахмурился Алан. — Знаешь, я…

И замер. Застыл каменным истуканом, исполнив самый страшный кошмар Джареда наяву.

Но дело было не в начальнике замковой стражи.

Бездонное черное небо с мириадами звезд, освещенное полной луной, внезапно прорезалось зелеными бликами. Свет их, изумрудно-холодный свет, говорил о магии. О сильнейшем применении магии, про которую, кажется, все уже подзабыли.

Магическая канонада прекратилась так же внезапно, как и началась, а небо стало ещё более непроглядным, словно пропали даже звёзды.

Алан и Джаред переглянулись — и рванули к выходу из Черного замка. Начальник замковой стражи, за которым тут же устремились королевские волки, коротко и четко отдавал приказы: Черный замок закрыть, ближайший отряд выслать к Угрюму, обшарить все вокруг его дома. И проверить, что стряслось с их королем!

— Мне жаль, что я не смогу поехать с тобой, — тихо произнес Алан.

— Хотя бы за цитадель я буду спокоен, — ответил Джаред, взлетая на белую кобылицу.

Магический удар был так силен, что Майлгуир не сразу собрался с силами. Пытался подняться несколько раз, но тщетно.

Он прислушался, напрягая всю имеющуюся магию.

Мэренн не ощущалось рядом. Более того, ее не было нигде! Ни близко, ни далеко.

Значит, какая-то подлая тварь проникла в его сон, выманила из дома — и в это время похитила его королеву?

А единорог — предупредил, спас или отвлек?

Злость охватила Майлгуира, вдохнула сил, подбросила с места. Он торопливо оделся и сбежал вниз. Семеро лежали одетые, словно магия застала их в момент тревоги. Кормак — у самого входа. Видимо, пытался ползти.

Угрюм нашелся у очага спящим. Волчий король растолкал его, тот смотрел в непонимании, хлопал осоловелыми глазами. Майлгуир отбросил его, вышел наружу, в залитый лунным молоком мир, обошел тех волков, кто был на страже. Нашел шестерых под властью морока, накинул плащ на убитого. Почему решили прикончить именно этого? Как?! Кто осмелился? От окна потянуло влагой с отчетливой нотой дымной горечи. Контуры деревьев и построек смазывались туманом, луна скрылась за горами. Однако небо оставалось темным, и эти безумные дни вдруг показались волчьему королю мороком, наваждением. Может, и Мэренн ему пригрезилась? Слишком хороша была волчица, слишком влюблена в него — и слишком… все было слишком.

Майлгуир вспомнил ее танец, белоснежную кожу, вишневые губы, ясные серо-зеленые глаза…

Ну уж нет! Они принесли обеты земле и небу. Мэренн — его женщина, его королева, и он отыщет ее, даже если придется перевернуть эти самые небо и землю вверх тормашками!

Джаред уловил завихрения силы — спирали, ловящие след — еще на подъезде к дому Угрюма. Сам советник, будучи полностью лишен магии, оставался к ней невероятно чувствителен. Это было сродни ощущению потери, словно смотреть на птицу, чувствовать каждый взмах ее крыльев и понимать, что сам не взлетишь никогда.