Он заметил подошедших, но не прервался, и друзья остановились, прислонившись к высокой сосне на краю опушки.

— Здорово это у него получается, — с некоторой ноткой восхищения прокомментировал Сёрмон.

— Ещё бы! Именно поэтому я никогда не лезу в драку с ним.

— Разве? А на Арсиное? Забыл?

— Так он был пьян!

— Тебя спасло только то, что он был не очень пьян, — усмехнулся алкорец. — И вовремя остановился. Вот в ком точно сидит дьявол, — уже совершенно серьёзно добавил он.

— Ангелы тоже бывают с мечами, — заметил Авсур.

— Да. Я помню. С огненными.

Джордан тем временем закончил свои упражнения. Положив руку на грудь, он поклонился на восток и, подняв меч, что-то нажал на рукоятке. Тёмный клинок на мгновение стал прозрачным, а затем исчез вовсе. Гарда со звоном убралась в эфес, и он засунул то, что осталось от огромного древнего меча в задний карман джинсов. Потом подошёл к друзьям и, остановившись в нескольких шагах, оценивающе взглянул на них. У него было приятное лицо и тёмные, коротко постриженные волосы. На безымянном пальце правой руки поблескивал перстень с ярким, синим камнем.

— Ну? — спросил он, остановив взгляд на Авсуре.

— Мы сделали всё, как ты говорил, — произнёс тот.

— Всё? — Джордан прищурился. — А в городе говорят, что король Кибелл мёртв.

— Я не знаю, о чём говорят в городе. Я знаю, о чём я сам говорю, — Авсур взглянул ему в глаза.

— Ладно. Верю, — кивнул он. — Где свиток?

— Ищем, — вздохнул Сёрмон. — Но наткнулись на неожиданные осложнения.

— Осложнения? — на губах Джордана заиграла злая усмешка. — Ты имеешь в виду резню в Храме?

— А мы что, ради твоего удовольствия должны были ходить вокруг со свечами и петь гимны Леди Милосердие? — оскалился алкорец. — Мы и так делаем слишком много. Не знаю, какую игру ты ведёшь, но будь уверен, если ты не сумеешь расплатиться с нами за эти услуги, то…

— Что? — поинтересовался Джордан.

Авсур тем временем обошёл его сзади и, встав за спиной, шепнул на ухо:

— Ты нам и так сильно задолжал, помнишь?

Джордан удивлённо взглянул на Сёрмона, стоявшего напротив, потом усмехнулся и, наконец, расхохотался. И в этом смехе было больше злости, чем веселья.

— Запомните оба! — резко оборвав смех, произнёс он. — Это вы втянули меня в эту историю и подтолкнули к тому, о чём я жалею. А я, действительно, об этом жалею, и только чтоб хоть как-то исправить положение, я согласился на всю эту авантюру. Но я уже давно не чувствую себя вашим должником. И если вы хотите, чтоб я прочёл свиток, то совершенно естественно, что и вы делаете кое-что для меня.

— Всего лишь прочитать старый пергамент, — хмыкнул Сёрмон, глядя на него исподлобья.

— Всего лишь? Один я вам уже прочитал. И как ощущения?

— Паршиво, — тихо ответил Авсур.

— Вот и я о том же, — Джордан опустил голову. — Вы — два идиота, но я-то…

— Приятно, что и ты хоть что-то чувствуешь, — усмехнулся Сёрмон.

— Да, — Джордан снова взглянул на него. — Чувство вины… А монахов вы перебили зря. Свиток наверняка был у них.

— Мы поздно сообразили… — признался Авсур.

— Всех перебили?

— Кого нашли. Человек двести, может, больше.

— Наверняка кто-то уцелел.

— Ты что, думаешь, они теперь пойдут к нам в руки?

— Ваши проблемы, — Джордан отошёл от них и присел на небольшой пенёк под деревьями. — Будет свиток — будет обряд. Я сделаю всё, хоть разверзнется предо мной бездна ада. Но если вы его не найдёте, я ничем не смогу вам помочь.

— Без свитка мы отсюда не уйдём, — пообещал Сёрмон.

Джордан какое-то время смотрел на него, а потом усмехнулся и, сорвав лист подорожника, размял его в пальцах.

— Если вообще кто-то отсюда уйдёт.

— Тебе тоже не нравится их уступчивость? — спросил Авсур, присаживаясь на траву.

— Уступчивость? Я вёл подразделение сотню с лишним миль по лесу и чувствовал, что мы постоянно под наблюдением. Они смотрели на нас.

— Местные жители? — уточнил Сёрмон.

Джордан покачал головой.

— Деревья. Духи леса. Такое бывало со мной в ранней молодости, очень давно. Я слышал шёпоты, чувствовал дыхание, ощущал прикосновения, и во взгляде сойки или бельчонка видел разум, древний, странный, не похожий на мой. Это было необычное чувство. Я был счастлив тогда, потому что лес раскрывал мне объятия. Топор, который я нёс, был не для него, не для дерева, не для волка. Я был частью того леса. Думаю, что если б тогда мне встретилась шарага парней с лучемётами, и мне понадобилось бы разобраться с ними, я б это сделал. Не сразу, по одному, по два, но я похоронил бы их в лесу. И лес бы мне помог. Я понятно объяснил?

— Более чем, — кивнул Авсур. — Но кроме этого, ты ведь что-то знаешь об этой планете, о последнем вторжении, о королях. Откуда?

Джордан вздохнул и запрокинул голову, глядя в синее небо.

— Я космический бродяга. Жизнь сталкивает меня с разными людьми. Они верят мне, они ищут во мне друга и исповедника. А я умею слушать, запоминать и делать выводы.

— И соблюдать тайну исповеди? — усмехнулся Сёрмон.

Джордан улыбнулся.

— Умеешь ты хранить чужие секреты, — проворчал Авсур.

— Разве это плохо?

— С какой стороны посмотреть, — ормиец задумчиво взглянул на него. — Признаюсь тебе, брат мой, что не далее чем сегодня я совершил поступок, о коем сейчас сожалею.

— Что за поступок?

— Я объявил в лагере сухой закон.

— Негодяй! — фыркнул Джордан. — Я-то думал, мы сейчас наловим рыбки и посидим у костра, пуская фляжку по кругу, как в былые времена. И что теперь мы будем делать?

— Пойдём в город, — предложил Сёрмон. — Найдём таверну и заставим хозяина открыть её.

— Нас отравят, — предупредил Авсур.

— Нет, — покачал головой Джордан. — Если мы придём как гости. Идём, — он решительно поднялся. — Заодно посмотрим, что творится в городе. У вас есть чем платить?

— Найдём, — кивнул Авсур. — У Сёрмона всегда при себе есть горсть алкорских монет. Он считает, что они приносят удачу.

— В любом случае, они золотые и серебряные, — усмехнулся тот. — А, значит, на них можно купить кувшин вина и кусок мяса. А в нашей жизни это уже удача.

IV

— Странно! — пробормотал Сёрмон, когда ночью они вдвоём с Авсуром возвращались во дворец. — Мы проторчали там целый день, и никто не попытался нас зарезать. И ещё более странно, что мы не поссорились с проводником. У него такие взгляды на жизнь… Удивительно, как он ещё жив.

— Агнец на заклание, — проворчал Авсур. — С двуручным мечом. Слушай его больше. И при этом не забывай следить за его руками.

— Это ты зря. Он не врёт.

— И в эти игры играет из чистого альтруизма? Пока это мы рискуем, служа его идеалам. Так что утри слёзы восхищения и смотри под ноги.

На улице было темно. Рассеянный свет звёзд слегка высвечивал очертания предметов. Кругом царила тишина, и лишь где-то далеко приглушенно лаяла собака. Весь день они просидели в небольшой таверне возле самых городских ворот. Никаких инцидентов не возникло. Хозяин без тени недовольства проводил их к столу у окна, откуда они могли наблюдать за тем, что происходит на улице. Вино, которое им принесла дочь хозяина, высокая девушка с толстыми чёрными, как смоль, косами, оказалось приятным на вкус и не столько пьянило, сколько создавало ощущение легкости и веселья. Одним мясом тоже довольствоваться не пришлось. Им подали хорошо запечённую радужную рыбу, белые фигурные пироги с начинкой из кисловатых ягод и целое блюдо крепких красных яблок. Сперва они были единственными посетителями, но потом небольшой зал заполнился местными жителями. Они приходили и уходили, а трое у окна продолжали сидеть, глядя по сторонам и негромко переговариваясь. Никто к ним не подходил, никто на них не смотрел. Иногда казалось, что их не замечают, но по тому, что ближайшие к ним столы оставались незанятыми, а разговоры за другими велись вполголоса, ясно было, что об их присутствии помнят.