В глубине души я знала ответ. Я ведь действительно быстро привязываюсь к людям, доверяю им, а потом морально страдаю от потерь.

Дэну я доверяла. Он напоминал мне Альфрэда: сильного и внутри, и снаружи; мудрого, как сотни шаманов; понимающего…

Также как я доверяла Сэмми, который так похож на Чака. Такой же веселый и беззаботный, с глубоким внутренним миром, который хранит свои тайны и боль.

Я доверяла Хелене и Теодору, которые помогали мне жить в этом месте. Они заставили меня поверить, что все не так плохо, как кажется на первый взгляд.

Я верила Коннору. Верила в искренность его слов. Я знала, что он меня не обидит. Он защитит меня.

К кому я относилась с опаской, так это к Джозеффу. Он такой загадочный и притягательный. Это меня и пугает.

И я ненавижу Линдси! В этой рыжей Барби нет ничего настоящего. Начиная с ресниц, и заканчивая речью. Как она еще не прогнила от своей лжи? В аду для нее, я уверена, существует отдельный котел.

Столько новых эмоций и людей. У меня уже голова раскалывается.

Вскоре, Дэн, пожелав мне хороших снов, вернулся к себе, оставляя меня наедине с собой.

Я почувствовала неконтролируемую злость, сначала постепенно заполняющую меня стихийной волной, а затем внезапно вырывающуюся наружу, в виде разбитой вазы.

Зарыв пальцы в спутанные волосы, я без сил уткнулась в подушку. Это чувство, которое довольно в большинстве случаев настигало меня в детстве, начало проявляться сейчас чаще, чем мне, как правило, того бы хотелось. Оно ослепляло. Беспощадная ненависть ко всем и ни к кому одновременно, смешанная с давящей безысходностью.

Весь день я провела вместе с Сэмми. Сегодня была практическая работа по физике, с которой мы неплохо справились.

У всех, без исключения, было хорошее настроение: преподаватели, ученики, кураторы с трепещущим вдохновением ожидали завтрашнего праздника.

Девчонки обсуждали как бы подцепить симпатичного иностранца, в то время, как парни молча мечтали о зарубежной девице.

По всей Академии сновали работники, украшающие коридоры и вестибюли. Все здание бурлило приготовлениями. От этого даже у меня поднялся настрой.

На хореографии я попросила мисс Гриньев поставить меня в пару с Сэмми. Хоть она была не очень рада перемене, все же, немного побурчав, выполнила мою просьбу.

Сэмми был очень худым и низким. Однако, чтобы восполнить свой рост, он носил ботинки с платформой, отчего становился даже выше меня.

Мы легко кружились в танце, рассказывая друг другу забавные истории. Другие пары на нас косо поглядывали.

— Мы же ведь готовимся к важному мероприятию. Тут не место смеху, — Сэмми пытался спародировать голос Линдси, от чего я уже в сотый раз за сегодня прыснула.

После танцев мы поужинали и решили разойтись по своим комнатам. Сэмми напоследок посоветовал принять мне горячую ванну и натереться различными скрабами и маслами, чтобы вкусно пахнуть. Пообещав ему, что завтра буду выглядеть великолепно, под стать ему, мы распрощались.

Проделав все необходимые банные процедуры, я вышла в спальню и, удовлетворенно вздохнув, легла в постель. Надо бы выспаться.

Сомкнув глаза, я постаралась освободить свою голову от назойливых мыслей и провалиться в глубокий сон, но не тут-то было. Долго ворочаясь, сминая простынь, я никак не могла уснуть.

Не знаю, сколько прошло времени, однако когда я перевела взгляд на окно, там уже блестел дикий месяц.

Почему-то мысль о том, чтобы выйти сейчас на встречу к природе, показалась мне весьма заманчивой и нисколечко не безумной.

Недолго думая, обув балетки и накинув легкую кофту поверх ночнушки, выскочила из комнаты и направилась во двор. Как только я оказалась на крыльце, меня тут же обдал прохладный порыв воздуха.

Прямо возле Академии благородно взгромождался поразительных размеров дуб. Красивая, переливающаяся всеми цветами осени и умиротворяюще шелестя от холодного ветра, под бледным отблеском луны, листва украшала верхушку могучего древа. Пейзаж дополняло почти черное небо, с множеством маленьких точек-звезд. Ночь здесь просто невероятная. Ее тьма, с обманчивой нежностью, окутывала легким дымчатым омутом подножие дерева.

В окружающей тьме я заметила у дуба сидящую фигуру. Со своего места я не могла разобрать черты человека, но это выглядело невероятно живописно. Как на картинках.

Кутаясь в свитер, я направилась навстречу темноте. На толстенных корнях дерева, которые выходили на поверхность земли, оплетая острые булыжники, восседал черноволосый парень, склонившись над стопкой помятых бумаг.

— И не поздно тебе гулять? — звучный голос разрезал полную тишину.

Естественно, это был ни кто иной, как Джозефф. Кто же еще в здравом уме мог сидеть тут, на холоде? Только он. И, кажется, я.

Присев рядом, я сохранила небольшое расстояние между нами.

— А ты что тут делаешь? — без особого интереса спросила я, и запрокинула голову, любуясь белыми огоньками.

Парень не ответил на мой вопрос, а лишь хмыкнул и, с видом полнейшего безразличия на лице, продолжил черкать на листах.

Недолго мы просидели в нерушимом молчании, вовсе не замечая друг друга. Я размышляла о предстоящем бале. О новых магических навыках. Об Альфрэде.

Осталось совсем немного, и я смогу вернуться домой.

— Что случилось с моей магией? — внезапно спросила я.

В ответ опять ничего.

— Просто, мне кажется это странным. Не думаешь? Сразу после твоего нападения мои силы испарились, будто их и не было никогда. Мне стоит волноваться?

Никакого внимания с его стороны, но по его замедлившимся движениям, я поняла — он слушал меня.

— Я заметила, ты часто пропадаешь. Когда я была в карцере, то видела в лифте магнитную кнопку. Ту, на которой написано «-2», — продолжила я свой односторонний диалог.

Даже в этой мгле, я уловила, как спина парня напряглась.

— И еще странные нападения, из-за которых гибнут люди. Может, ты мне хоть о чем-нибудь расскажешь? — когда ни слова снова не услышала, то уже жестче добавила: — А? Зачем я это говорю? Ну, серьезно, бессмысленно сотрясаю воздух?! Ответь!

Джозефф щелкнул ручкой и шумно втянул воздух в легкие.

— Может, уже назовешь его? — тон парня был действительно устрашающий.

Этим вопросом он ввел меня в ступор.

— Что? — нахмурилась я.

Жрец повернулся ко мне лицом. Краешки его губ застыли в почти незаметной ухмылке.