Болтовня, пусть и нервная, была полезным предохранительным клапаном – он сочувственно слушал, вставляя тут и там какое-нибудь слово.

По мере того, как стрелки часов ползли к полуночи, Питер говорил все громче и громче... а затем внезапно остановился.

С несчастным видом он пожаловался:

– Бесполезно, Лоуренс. Я... я больше не могу этого выдержать.

Олджи пробормотал что-то успокаивающее и быстро глянул на наручные часы. Было без четырех минут двенадцать.

Он спокойно констатировал:

– Скоро все это закончится.

Питер возразил с отчаянным спокойствием:

– Почти полночь. Мы не можем оставаться здесь... Я должен быть ближе к Роджеру.

Олджи задумался. Что ж, по крайней мере, вреда не будет... Внезапно приняв решением, он сказал:

– Хорошо, зажигайте свечи.

Кверрин схватил подсвечник с тремя свечами и коснулся пламенем фитилей. Бросив обгоревшую спичку, он с надеждой посмотрел на Лоуренса.

– Идите первым,– сказал Олджи.

Он последовал за Питером во мрак прохода и несколько секунд моргал. Затем его глаза привыкли к темноте, и они осторожно двинулись дальше.

Крошечный огонь чуть отгонял темноту, но никак не мог рассеять подавленность, вызываемую старым домом. Лоуренс уставился на холодные, обшитые панелями стены и почувствовал дрожь.

Он поглядел вокруг и вверх. Коридор был пуст.

– Идем,– пробормотал он.

Когда они дошли до закрытого шторами окна, он замедлил шаг и остановился.

– Можем лишний раз убедиться,– спокойно сказал он.

Питер, который был ближе к раме, быстро кивнул и, отдав подсвечник Олджи, повернулся к нему спиной и взялся руками за шторы. Сделав шаг в сторону, он отвел шторы для Лоуренса, и светловолосый молодой человек мог видеть, что защелка все еще была в запертом положении, а окно надежно закрыто.

Олджи заметил, что луна свободна от облаков, а затем отвлекся более близким видением – своего собственного отражения, гротескно смотрящего из стекла. Он поспешно отвернулся.

Питер позволил шторам вновь сомкнуться и последовал за Лоуренсом вдоль коридора.

Когда компаньон догнал его, Олджи повернул голову.

– В чем дело?– спросил он.

– Двенадцать часов,– сказал Кверрин, и губы его дрожали.

Лоуренс глубокомысленно смотрел на него. Возможно, его вопрос был бестактным, но он просто хотел нарушить тишину.

Они находились очень близко к комнате, и не было больше ни звука. Еще несколько секунд...

И тогда они услышали крик.

Он был высоким, нечленораздельным и задавленным.

Было что-то совершенно дикое в этом злом полузадушенном звуке. Он шел из темноты как призрак.

Его эхо все еще звучало в их ушах.

И тогда Питер закричал высоким резким голосом:

– Роджер...

Он побежал вперед, дико бросился на тяжелые двери и отскочил назад, держась за плечо.

Лоуренс протиснулся к дверям и сильно дернул ручку. Замок выдержал.

Питер повернул к компаньону бледное умоляющее лицо.

– Ради Бога,– шептал он. – Сделайте что-нибудь... Быстро!

Лоуренс передал ему подсвечник. Поскольку пальцы Питера дико тряслись, свет свечей так же дико дрожал и мерцал.

– Не позволяйте ему уйти,– сказал Олджи сквозь зубы. Он достал автоматический пистолет и рукояткой постучал по деревянной панели.

– Кверрин!

Никакого ответа.

– Кверрин!– снова закричал Лоуренс. – Если вы меня слышите, отойдите подальше от двери!

Он снял оружие с предохранителя и направил на дверь.

Он выстрелил: один раз, второй, третий. Звук оглушительным эхом гремел в проходе, пули впивались в место замка, а гильзы глухо падали на ковер.

Затем Лоуренс всем своим весом навалился на дверь, она затрещала, и он ввалился в комнату.

Не было никакого света, кроме как от догорающего огня в камине. Все же, когда Питер подошел к дверному проему и поднял повыше свечи, мужчины ясно увидели весь ужас.

Что-то мучительно ползло по полу. Затем оно приподнялось, опираясь на колени.

Питер издал полузадушенный крик:

– Роджер...

Глаза Роджера Кверрина блестели, как стекло, отражая крошечное пламя.

Затем он захрипел, упал лицом вниз и замер неподвижно.

За плечами, как ужасный нарост, торчала ручка кинжала.

В комнате больше никого не было. Лоуренс увидел это сразу.

Он сказал с замогильным спокойствием:

– Питер. Стойте, где стоите,– и добавил, наполовину про себя: – Нам нужно больше света.

Он подошел к столу, все еще держа пистолет и не спуская глаз с неподвижного тела около ног.

Чиркнул спичкой – слабый звук показался неестественно громким в тихой комнате – и выпустил фитиль масляной лампы.

Когда она вновь пробудилась к жизни, каждая деталь этой странной сцены проявилась с безжалостной четкостью.

Лоуренс быстро осмотрел стол и заглянул за двери.

Затем он опустился на одно колено около лежащего человека, осторожно коснулся щеки и, без особых надежд, проверил пульс.

Он встал и глухо объявил:

– Мне жаль, Питер. Но ваш брат мертв.

Губы Кверрина разошлись, и он пронзительно закричал.

Лоуренс подошел к нему и залепил звонкую пощечину.

Голова Питера сильно дернулась. Затем его глаза прояснились, и он вполне нормально кивнул. Следы от пятерни Олджи ярко алели на его щеке.

– Со мной теперь все в порядке.

Лоуренс кивнул. Его пристальный взгляд быстро обежал комнату. Ничто не было нарушено, все находилось на месте. «Кроме,– тихо пробормотал он,– кинжала. Естественно». – Ножны над каминной полкой были пусты.

Он подошел к окну и потянул в сторону старомодные шторы.

Задвижки все еще были на местах, а окна заперты.

Он подавленно уставился на них. Тонкое лезвие страха прошло через сердце и мозг.

«Это невероятно...» – пробормотал он.

Пораженный внезапной мыслью, он вернулся к безжизненному телу Роджера. Встав на колени около него, он осторожно потянул за цепочку, которая шла из-под пиджака мертвеца в карман брюк.

«Дверь-то заперта,– подумал он. – Но если ключ отсутствует...»

Блестящий новый ключ сверкнул на конце цепи.

Лоуренс уставился на ключ с чувством, близким к отчаянию. Он вновь встал и повернулся к Питеру.

Кверрин все еще неподвижно стоял у дверного проема. Когда он заговорил, его голос ужасно дрожал:

– Разве мы не должны вызвать врача?

Лоуренс сказал как можно деликатнее:

– Роджеру уже никакая помощь не нужна. Но... да, кто-то должен его осмотреть. Можете позвонить, если хотите.

И тогда он подавленно осознал, что теперь все это дело переходит в ведение полиции.

Взяв масляную лампу со стола, он подошел к французским окнам и раздвинул шторы как можно шире. Затем, держа лампу близко к лицу, свободной рукой он стал подавать сигналы.

Под деревьями вспыхнул ответный свет – фонарик Хардинджа. Затем сам сержант выступил из тени в лунный свет.

Лоуренс жестами показал, что нужно подойти, а затем поглядел на Питера Кверрина.

– Хардиндж идет к боковой двери.

Питер бесцветным тоном пролепетал:

– Она закрыта на засов. Пойду впущу его.

Он быстро вошел в проход.

Лоуренс остался один.

Джон Хардиндж стоял под деревьями, пристально глядя на дом. Он тяжело дышал, тело напряжено. Звук выстрелов, казалось, все еще эхом звучал в его ушах...

Что происходит сейчас в этой запертой и безопасной комнате?

Он нервно сунул руку в карман кителя. Вторую он держал на фонарике, подвешенном к поясу.

Он не спускал глаз с дома, глядя через полосу голой коричневой земли.

Внезапно шторы, которые были уже частично отдернуты, полностью разошлись в стороны, и позади французских окон появился Олджи Лоуренс.

Он быстро и хаотично замахал. Сержант подал фонарем ответный сигнал, затем вышел из-под деревьев на мощеную дорожку.

Лоуренс делал знаки. Их значение было достаточно ясно: сержант должен идти по дорожке к боковой двери.

Хардиндж поднял руку, подтверждая, что понял, и быстро пошел вперед, задевая влажные блестящие листья кустов, свисающих на дорожку.