На следующий день эта история стала главной новостью всех парижских газет: «Эпатажная графиня фон Штольберг привела нищенку в самый роскошный ресторан Парижа!» Но Элизу это не волновало. В ее сердце жила лишь одна мысль: она смогла хоть немного смягчить боль этого маленького, заброшенного существа. И это было для нее важнее всех парижских газет вместе взятых.
*****
Сознание возвращалось к Иоганне медленно, тягуче, словно густой туман рассеивался после долгой ночи. Тело ломило, озноб пробирал до костей. Невыносимая тряска усиливала боль, каждый толчок отдавался тупой пульсацией в висках. Она с трудом приоткрыла веки. Ресницы казались тяжелыми, словно свинцовые.
Мутный свет проникал сквозь затянутые тканью окна небольшого, тесного экипажа. Напротив нее сидел человек в глубоком капюшоне, скрывающем лицо. Он неподвижно смотрел в окно, словно статуя.
В голове Иоганны промелькнула радостная мысль: это он! Гражданин! Он пришел за ней! Но горло сжимал спазм, не давая произнести ни слова. Лишь тихий, хриплый стон сорвался с ее губ.
Человек медленно повернул голову. Тень от капюшона все еще скрывала его черты.
— Вы очнулись? — спросил он низким, глухим голосом. — Это хорошо.
— Кто… кто вы? — с трудом выдавила из себя Иоганна, чувствуя, как слабость волнами накатывает на нее.
— Мое имя вам ни о чем не скажет, — ответил незнакомец, — и вам нет необходимости его знать. Я представляю интересы вашего благодетеля.
— Когда… когда я увижу Гражданина? — с тревогой в голосе спросила Иоганна.
— Никогда, — сухо отрезал попутчик, снова отворачиваясь к окну. — По крайней мере, в этой жизни. Его… казнили после мятежа.
Слова ударили Иоганну, словно молотком по вискам. Казнили… Гражданина… нет… Этого не может быть! Мир вокруг нее поплыл, краски померкли.
— Тогда… кто… кто мой благодетель? — прошептала она, с трудом сдерживая слезы.
— Скоро вы узнаете, — последовал короткий ответ.
Долгая, тягостная пауза повисла в воздухе, нарушаемая лишь скрипом колес и цоканьем копыт.
— Куда… куда мы едем? — наконец спросила Иоганна, пытаясь сосредоточиться.
— В Париж.
— Сколько… сколько еще?
— Пару дней.
Больше они не разговаривали. Иоганна закрыла глаза, пытаясь справиться с душевной болью. Казнили… Это слово било молотом в ее голове, не давая покоя. Мысли вихрем кружились в ее сознании. Кто этот таинственный благодетель? Зачем ее везут в Париж? Что ее ждет? Ответы на эти вопросы терялись в тумане неизвестности, и от этого становилось еще страшнее. Дорога в Париж превратилась в турне в неизвестность, полное тревоги и неопределенности.
*****
Граф Каменский, утонув в глубоком кожаном кресле, смотрел на огонь, пляшущий в камине. Пламя отбрасывало причудливые тени на стены его парижского поместья, но взгляд графа был прикован к портрету, висевшему над каминной полкой.
На портрете была изображена девушка неземной красоты. Ее лицо, словно выточенное из фарфора, обрамляли локоны цвета воронова крыла, ниспадающие мягкими волнами на плечи. Большие, темные глаза, казалось, смотрели прямо в душу, а на губах играла легкая, загадочная улыбка. Ее изящная фигура, облаченная в пышное платье из голубого шелка, напоминала изгибы хрупкой статуэтки. Это была красота, от которой перехватывало дыхание, красота, перед которой невозможно было устоять.
Граф не мог оторвать взгляда от портрета. В его памяти, как живые, всплывали картины того бала, где он впервые увидел эту девушку. Зал, наполненный звуками вальса, блеск хрустальных люстр, шелест шелковых платьев… И она, словно парящая в этом вихре света и музыки.
Он помнил, как робко пригласил ее на танец. Ее рука в его руке казалась невесомой, а прикосновение ее платья — нежным, как лепесток розы. Они кружились в вальсе, и он забыл обо всем на свете. Остались только ее сияющие глаза, ее очаровательная улыбка, ее легкий, пьянящий аромат.
Она смеялась, заразительно и звонко, и ее смех, казалось, наполнял зал солнечным светом. Он пытался сказать ей что-то умное, остроумное, но слова путались, и он только молча смотрел на нее, очарованный ее красотой и непосредственностью.
В тот вечер он понял, что пропал. Его сердце, до сего момента хранившее хладнокровное спокойствие, было пленено этой девушкой. Он был готов отдать все на свете, чтобы снова увидеть ее улыбку, снова услышать ее смех, снова ощутить прикосновение ее руки.
Огонь в камине начал угасать, но граф не замечал этого. Он все еще сидел в кресле, погруженный в свои воспоминания, а на его губах играла та же легкая, мечтательная улыбка, что и на губах девушки с портрета. Он знал, что сделает все возможное, чтобы встретиться с ней снова.
— Герцогиня Иоганна фон Айзенберг! — торжественно объявил дворецкий.
Взгляд графа устремился к двери, из которой медленно вышла женщина. Глядя на нее, было трудно поверить, что перед ним та самая красавица, чей портрет украшал многие галереи и чью руку когда-то искали самые знатные дворяне Европы.
Это был поразительный контраст. Длинное путешествие и недели, проведенные в заточении, наложили свой тяжелый отпечаток на ее облик. Лицо было изможденным, с резко обозначившимися скулами и темными кругами под глазами. Болезненная бледность ее кожи резко контрастировала с темными, почти черными волосами, которые выбились из небрежной прически и беспорядочно падали на плечи. Простое, почти монашеское платье из грубой серой ткани скрывало ее фигуру, а в ее потухших глазах читалась невыразимая печаль и усталость. Она двигалась медленно, словно каждое движение давалось ей с трудом, и ее хрупкая фигура казалась еще более беззащитной на фоне роскоши комнаты.
Однако, несмотря на внешние изменения, в ее осанке все еще угадывалось врожденное благородство и непоколебимая сила духа. Она держала голову высоко, а в ее взгляде, несмотря на всю печаль, проглядывали искры несломленной гордости.
Граф Каменский не мог оторвать от нее глаз. Годы разлуки и страданий не смогли погасить пламя любви, которое горело в его сердце. Он смотрел на эту измученную, ослабевшую женщину точно таким же взглядом, как когда-то смотрел на юную, сияющую красотой девушку на портрете. Ведь это была она — Иоганна, любовь всей его жизни. И в этот момент он понял, что для него не важны ни внешний блеск, ни роскошные наряды. Его любовь была сильнее времени и обстоятельств, она прошла испытание годами разлуки и теперь горела еще ярче. Он знал, что сделает все, чтобы вернуть ей украденное счастье и снова увидеть сияние в ее прекрасных глазах.
Увидев Каменского, Иоганна на мгновение застыла, словно пораженная громом. Пока жуткий экипаж вез ее в Париж, она бесконечно перебирала в памяти имена всех знакомых, пытаясь угадать, кто же этот таинственный благодетель, взявший на себя смелость бросить вызов самому герцогу Айзенбергу. Имена кружились в ее голове в безумном вальсе предположений, но имя Каменского даже не мелькнуло в этом пёстром танце догадок.
Их встреча на балу была мимолетной, как вспышка фейерверка. Он, высокий и грузный, словно русский медведь, казался чужеродным элементом среди изящных и утонченных европейских аристократов. Да, слухи о его несметном богатстве ходили уже тогда, но Иоганну они мало интересовали. Когда он, немного неуклюже, но искренне, сделал ей предложение, она лишь вежливо улыбнулась, представив себя рядом с ним в далекой, холодной России.
Бескрайние, заснеженные просторы… Медведи, гуляющие по улицам Петербурга… Варварская отсталость… Эти картины, нарисованные ее воображением, вызывали лишь ужас и отвращение. Ей, привыкшей к блеску и роскоши европейских балов, к легкости и изяществу светских развлечений, такая жизнь казалась невыносимой. Поэтому, недолго раздумывая, она приняла предложение герцога Айзенберга — холодного, расчетливого, но принадлежащего к ее миру, миру празднеств, интриг и бесконечного кружения в вихре светской жизни.
И вот теперь, видя перед собой Каменского, она испытывала смесь недоумения, растерянности и… легкого раздражения. Что он здесь делает? Какие у него могут быть дела к ней, герцогине Айзенберг? Этот вопрос пульсировал в ее голове, заглушая все остальные мысли. Иоганна постаралась принять безразличный вид, но в глубине души уже закипало предчувствие чего-то необычного, возможно, даже рокового…