*****

Тень заговора сгустилась над Айзенбергом, словно грозовая туча, готовая разразиться огненным ливнем. В тайном подземелье, куда не проникал ни один луч света, собрались те, чьи сердца пылали жаждой мести и алчностью. Близился час расплаты, час, когда тайны Айзенберга будут раскрыты, а власть перейдет в руки тех, кто так долго ждал этого момента.

Свод низкого помещения поддерживали толстые, обветшалые колонны, на которых плясали тени от факелов, создавая жуткую, мистическую атмосферу. Воздух был спертым и тяжелым, пропитанным запахом сырой земли, плесени и… страха. Каждый из присутствующих знал, что игра идет ва-банк, и цена проигрыша — собственная жизнь.

Посреди помещения стоял грубо сколоченный стол, на котором лежали кинжалы, пистолеты и мушкеты. Заговорщики, одетые в темные плащи, подходили к столу и брали оружие, их лица были скрыты под масками, но в глазах, блестевших в полумраке, читались решимость и предвкушение скорой победы. Они были разных сословий — от обедневших дворян до простых горожан, объединенных одной целью — свергнуть герцога и установить свой порядок.

Перед ними выступил Гражданин, человек невысокого роста, но с мощным голосом и горящим взглядом. Он поднял руку, призывая к тишине, и в помещении воцарилась гробовая тишина.

— Братья! — начал он, и его голос прокатился по подземелью, словно гром.

— Сегодня мы стоим на пороге новой эпохи! Долго мы терпели тиранию герцога, его несправедливость и жестокость! Наши семьи голодают, наши дети плачут, а он устраивает пиры и балы, не замечая наших страданий! Довольно!

Его слова встретили одобрительный гул. Заговорщики сжимали в руках оружие, их глаза горели негодованием.

— Мы больше не рабы! — продолжал Гражданин, его голос набирал силу.

— Мы — свободные люди Айзенберга! Мы имеем право на достойную жизнь, на справедливость и свободу! И мы возьмем то, что нам принадлежит по праву!

— Герцог обещал нам процветание, но принес только нищету и горе! Он обещал нам защиту, но оставил нас на произвол судьбы! Он обещал нам справедливость, но сеет вокруг себя только ложь и интриги! Довольно с нас лживых обещаний! — гремел Гражданин, и каждое его слово отдавалось эхом в сердцах заговорщиков.

— Сегодня мы начинаем новую жизнь! Жизнь без тирании и угнетения! Жизнь в свободном и справедливом Айзенберге!—

— За Айзенберг! За свободу! За будущее! — закричал он, подняв над головой кинжал, и толпа ответила ему единым грозным рыком.

Заговорщики бросились к выходу, их лица, освещенные факелами, казались искаженными фанатизмом и жаждой мести. Они были готовы на все, чтобы добиться своей цели. Надвигалась буря, и Айзенберг дрожал в предчувствии кровавой расправы. Воздух накалился до предела, наполнившись предчувствием неизбежного. Час расплаты настал.

*****

Слова герцогини обрушились на Элизу ледяным водопадом, каждое слово — острая льдинка, вонзающаяся в сердце. Мир вокруг рухнул, превратившись в хаос из предательства, интриг и смертельной опасности. Спасти Рудольфа, предотвратить катастрофу — эти мысли пульсировали в голове, вытесняя ужас собственной обреченности.

— Эх, девочка, не в то время ты приехала в замок. Все уже началось, — голос герцогини, наполненный странным возбуждением, отражался от каменных стен, словно зловещее эхо. Она сидела в кресле, похожая на хищную птицу, готовую к броску, ее глаза горели фанатичным блеском.

— Наконец-то, — добавила она, словно говоря сама с собой, и резко повернулась к Элизе:

— Одно мне так и неясно, что связывает тебя с баронессой?

Элиза молчала, не в силах вымолвить ни слова. Мысли вихрем носились в голове, пытаясь ухватить хоть какую-то нить, связывающую ее с этой женщиной, с этим кошмаром, развернувшимся перед ней. Она смотрела на герцогиню широко раскрытыми глазами, в которых отражались ужас и недоумение. Что ей не хватало? Зачем она связалась с мятежниками?

Словно прочитав немой вопрос в глазах Элизы, герцогиня рассмеялась, резким, пронзительным смехом, от которого у девушки мороз по коже пошел.

— Всю свою молодость я растратила на этого старого герцога! Знаешь, каково это — ложиться с ним в кровать? Чувствовать его шершавые, морщинистые руки на своем теле? Его старческое дыхание? Это отвратительно! — Ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.

— Я хотела соблазнить Рудольфа, хоть как-то скрасить свою участь. Но Рудольф… он оказался слишком благороден. Не поддался. Однажды, в поездке по Европе, я встретила… его. Гражданина. Он был молод, горяч. И он был революционером. Но его речи не особо увлекали толпу. Ему не хватало… денег. Только за деньгами пойдет толпа. И тогда у меня возник план.

Герцогиня встала с кресла и заходила по комнате, словно загнанный зверь.

— Я решила свергнуть герцога и захватить власть! — Она вновь рассмеялась, но на этот раз в ее смехе было больше безумия, чем торжества.

— Идиоты! Они думают, что-то изменится! На смену герцогу приду я, а они как были нищебродами, так ими и останутся!

— А знаешь, почему я тебе это рассказываю? — герцогиня остановилась перед Элизой, ее глаза блестели зловещим огоньком.

Элиза покачала головой, не в силах произнести ни звука.

— Ты умрешь. Сегодня или завтра… но это случится. И унесешь мою тайну с собой в могилу. Прямо сейчас происходит революция. Мы, несомненно, победим. Я продолжу править. Назову себя… королевой? Нет, королевы сейчас не в моде среди нищих. Назову себя… фрау Президент! И объявлю о создании Республики! — она вновь захохотала, ее смех отражался от стен, словно издевательский крик победителя.

— Да, твой милый Рудольф тоже умрет. Либо сегодня, в сражении… либо завтра, мы его казним. Так что не переживай, скоро вы с ним встретитесь… только в другом мире.

Герцогиня хищно посмотрела на Элизу и вышла, оставив ее одну наедине с мыслями, полными ужаса и отчаяния. Но где-то в глубине души тлел огонек надежды. Надежда на спасение, на чудо. Надежда на то, что она сможет изменить ход истории и спасти своего возлюбленного.

*****

Тайна, словно ядовитая лиана, опутала стены Айзенберга, проникая в каждую щель, в каждое сердце. Слова, произнесенные шепотом, отражались в зеркалах замка искаженными тенями, а правда, скрытая за слоями лжи и предательства, грозила разрушить хрупкий мир, который так тщательно выстраивался веками. И в центре этого вихря стоял Рудольф, пытаясь удержать в руках нити судьбы, которые грозили выскользнуть и запутаться в непроходимый клубок.

Герцог, бледный и сломленный, сидел в своем кабинете, бессильно сжимая в руках зашифрованное письмо. Предательство жены, которую он любил больше жизни, стало для него сокрушительным ударом. Он смотрел на Рудольфа, своего сына, и видел в его глазах не только боль и гнев, но и решимость бороться до конца. Рудольф уже отдал все необходимые распоряжения, и теперь оставалось только ждать.

— Отец, — начал Рудольф, его голос звучал твердо и спокойно, — скажи, почему у дяди Генриха портрет матери Элизы висит над камином?

Герцог вздохнул, словно эта история была для него тяжелым бременем.

— Это старая история, сын, — проговорил он тихо. — Твой дядя был безумно влюблен в графиню Августу. Но она предпочла мезальянс с любимым… рыбаком, браку с нелюбимым герцогом.

— Рыбаком? — удивился Рудольф.

— Да, — кивнул герцог. — Старый граф Михаэль, отец Августы, был в ярости. Он лишил ее всех прав и наследства. Но в конце жизни, видимо, раскаялся и дал распоряжение восстановить детей Августы в правах. Граф Розенберг занимался этим вопросом. Он нашел Элизу, выяснил, что ее родители умерли, и позаботился о ее образовании и воспитании. Попросил приютить ее в Айзенберге до совершеннолетия. А чтобы не вызывать подозрений, устроил ее гувернанткой.

— Но почему ты мне ничего не рассказал? — спросил Рудольф.

— Когда я узнал, что Элиза — дочь Августы, я тоже навел справки, — продолжал герцог, не отвечая на вопрос сына.

— Дело в том, что твой дядя оставил завещание. Всё свое имущество он завещал… Августе. Поэтому мы не пользуемся его частью замка. Я поручил барону разобраться с этим делом. Он сообщил мне, что Августа умерла, но умолчал о наследнице. Тогда я распорядился передать все имущество Генриха его родной сестре… баронессе.