На меня смотрели испуганными глазами. Рты у всех словно были сшиты тугими нитями, никто не собирался мне помогать! Я обернулся, нашёл глазами Колег. Мужчина продолжал стоять напротив Дрюни, о чём-то беседуя. Мне хотелось позвать его, крикнуть в спину, чтобы он выделил мне хоть кого-нить в помощь, но как только я открыл рот, где-то в толпе мужчин раздался женский голос, прокуренный, басовитый такой.

— Сюда! Неси её сюда!

Я обернулся на голос.

Медленно угасающая болезнь и застрявшая стрела в огромной ране словно насос высасывали всю силу из бедной Осси. Девушка даже не обращала внимание на ливень, хлеставший её по лицу. Еле заметный стон — все звуки, которые я мог услышать, наклоняя к ней голову. Её тело еле заметно содрогнулось, струйка крови из её раны потекла по моей ноге.

Я тут же успокоился. Здоровью Осси ничего не угрожало. Кровь чиста, а всё что ранее могло нанести непоправимые последствия для организма было выжжено сильным лекарством.

Окружавшие меня тупые мужские лица не выражали абсолютно ничего. Ни капли сострадания. Я словно кружил вокруг этих пропахших потом тел как какой-то балерун на сцене театра. Я уже было отчаялся, как услышал женский голос.

Стена из вымокших мужиков с уставшими лицами словно раскололась, появилась глубокая трещина, из которой ко мне протянулась пара женских рук.

— Да расступитесь вы, немытые болваны! — прозвучал женский голос.

Людская стена неохотно разъехалась. В воздухе поднялся шум возмущений и лязг металла.

— Что с ней?

Возле меня встала коренастая женщина с собранным на затылке пучком кудрявых волос цвета умершего дерева. Ей было плевать на ливень, заливавший её морщинистое лицо и кожаный доспех, пошитый из разных лоскуток коровьей кожи. Пронзительный взгляд коричневых глаз был в состоянии успокоить даже меня; в них не было ни страха, ни злости, от них исходил свет упокоения. Женщина заметила мои окровавленные глаза. Заметила, как я ими шерстил её внешний вид. Изучал. Оценивал.

— У неё стрела в ноге, — сказал я, поймав взгляд женщины.

— И всё?

— Пару суток назад её раздирал кашель, тело было жарче огня. Она приняла лекарство, и уже вчера ей полегчало. Болезнь отступила, я могу это гарантировать.

Женщину мои гарантии как-то не особо убедили. Она посмотрела на меня как на деревенскую дурочку, обожравшуюся борщевика, в следствии чего несла непостижимый бред на протяжении недели.

Нужны доказательства? Хорошо.

Продолжая держать Осси, я вынул правую руку и протянул женщине ладонь. Она изучила вымазанную кровью пятерню, после чего выпучила глаза. Даже дождь не мог смыть с кровавой корки столь ценный биологический материал. Лишь я мог вобрать в себя чужое. И больше никто. Женщина собственными глазами увидела, как кровь впиталась в мою ладонь.

— Я могу взять и вашу кровь, — сказал я. — И рассказать, что с ней не так.

— С моей кровью всё в порядке, — буркнула женщина, — можешь в этом не сомневаться, «кровокож».

Последнее слово она явно произнесла с неуважением. Словно хотела обозвать меня или унизить. Но мне плевать. Меня окружали грязные крестьяне, что с них взять. Меня больше заботила Осси. И возможно, проявление моей заботы как-то выделяло меня на фоне остальных «кровокожих».

— Ладно, — прохрипела женщина, смахнув с лица налипшие волосы и струйки дождя, — идём быстрее, нечего под дождём стоять.

Вместе мы нырнули в стену из мужчин. Мне пришлось плечами толкнуть двух плотных лбов, оставивших мне крохотную щёлку. Они тут же рухнули, словно подкошенные, чем вызвали короткий смех в толпе.

Женщина повела меня куда-то через унылую деревню. Первое отличие от Оркестра — под ногами хлюпала густая грязь. Никаких тебе камней или брёвен. Холодная и мокрая грязь, в которой мои ступни и кожаные ботинки той женщины утопали по щиколотку. Проходя мимо домов, с дощатых пологих крыш на наши головы обрушивались толстые струи дождя. Дымили печи, за тусклыми стёклами дрожали огоньки свечей. Мне показалось, что она — кто вела меня вперёд — здесь единственная женщина, но как оказалось позже, она единственная молодая женщина, решившая остаться в помощь.

Сделав пару изгибов и оставив позади с десяток домов, загадочная женщина остановилось напротив косой двери из прогнивших досок. Одноэтажная хата из толстого бруса с торчащей из крыши каменной трубой и парой застеклённых окон. Ни чего так, жить можно.

Толкнув во внутрь дверь, она зашла первой, после чего сразу же позвала меня. Внутри было сухо и тепло. В открытой печи трещали раскалённые угли, развешанные сухофрукты на протянутых через всю комнату нитях наполняли воздух приторным вкусом; моя слюна стала сладковатой.

— Клади её на кровать, — скомандовала женщина, указав рукой на кровать, прижатой к дальней стене рядом с печью.

Я медленно уложил Осси на грязноватое покрывало. Пока я вытаскивал из-под женского тела руки, покрывало стало еще и мокрым. Ничего страшного, печка жарила очень бодро; пару минут и высохнет насухо. Я даже не успел выпрямится, как от моего доспеха в воздух поднялись струйки полупрозрачного пара. Я обсох за пару минут. И все эти пару минут женщина раздевала Осси на моих глазах.

Когда она только начала стягивать с неё куртку, я, почему-то, оцепенел. Да и предлагать свою помощь не стал.

— Как тебя зовут, «кровокож»? — спросила женщина, с трудом стягивая мокрые ботинки с Осси.

— Инга.

Женщина хмыкнула, словно услышала какую-то глупость.

— С каких пор «кровокожи» оставляют себе человеческие имена?

— Я не «кровокож».

Женщина замерла, продолжая держать в руке мокрый ботинок. Сидя на корточках возле кровати, она повернула голову и уставилась на меня с застывшим на лице недоумением.

Хочешь получить ответы? Ты их получишь!

— Мы с другом сумели выловить одну из «кровокожих». Она со своим отрядом явилась в нашу деревню, схватили мою подругу и угнала на лошадях прочь. Но толи их преследовала неудача, толи еще что пострашнее, уйти далеко у них не получилось. Наткнулись на людей посерьёзней. В яростном сражении моему другу, что кстати первым и пришёл с вами договариваться, удалось пленить женщину — «кровокожа».

В печи продолжали потрескивать угли, обжигая мне щеку. Женщина так и не решилась встать, утонув в повествовании моего рассказа. Пришлось немного наврать, исключить из рассказа повесть о длинном и скользком глисте, проживающем в кишках и умеющем высасывать силы из своего носителя.

— Та женщина, — продолжил я, — она заразила меня.

— Как?

— Содрала с лица маску и заставила пить её кровь! — для пущей убедительности я провёл ладонью по своему животу, показав утопленную в доспех маску.

— Ясно, — прокряхтела женщина, и снова принялась раздевать Осси, перейдя к штанам.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Меня? А тебе зачем?

— Не знаю. Любопытно.

— Ну, если из любопытства… меня зовут Лина. Я что-то вроде местного лекаря. Собираю в лесу травы, сдираю мох с деревьев, набираю пузырьки дождевой водой. С небес бывает такое падает, что ухххх… забористая дрянь выходит! Порой приходится случивать скотину.

Забавная эта женщина Лина.

— А порой выходит и так… — продолжила она, но вдруг стихла.

Лина замерла, уставившись на торчащую из ноги стрелу. Указательным пальцем коснулась кончика, возможно надавила, а может еще что, мне было непонятно. Затем она приподняла раненую ногу, осмотрела торчащий из раны наконечник.

— Твоей подруге повезло, — заявила Лина. — Наконечники для стрел мы вырезаем из костей животных. Не беспокойся, мы хорошо их обвариваем, просушиваем, и еще раз обвариваем. Боимся и сами заразу поймать, и добычу на охоте отравить. Нога твоей подруги заживёт, будет снова бегать и прыгать. Эххх… — досадливо протянула Лина, — … жаль отрезать нельзя… Но кажется мне, скоро будет у меня работёнки по горло. Ваше появление на пороге нашей деревне не просто так произошло, верно?