Я в ужасе уставилась на ведьму, аппетит мгновенно пропал.

— Ужас-то какой, бабушка!

Озара многозначительно приподняла бровь.

— Вот! — гаркнула она. — Будешь знать, как за едой такие разговоры заводить!

***

В самом сердце благоухающего распустившейся липой леса, я шла с ведуньей по направлению к нашей шумной деревеньке, где уже вовсю проходило гуляние.

Мелодичная симфония птичьего пения доносилась сквозь листву, завораживая слух. Средь гармоничного хора в воздухе раздался отчетливый крик кукушки.

Не в силах сдержать любопытство, я тихонько прошептала: — Кукушка-кукушка, поведай, долог ли мой путь?

Песня птицы отчего-то резко затихла сразу после одного “ку-ку”.

Бабушка что-то горячо бормотала рядом со мной на давно забытом древнем языке волхвов, но услыхав мою речь с птицей, нахмурилась.

— Баламошка и есть баламошка, и будет ей всегда! — строго гаркнула она. — Что, так будущее знать невтерпёж?

Я смущенно затеребила свою косу, поджав губы.

В глазах Озары, окинувшей взглядом величественный лес, блеснула некая тревожность.

— Помни, Шурка, что качество нашего путешествия гораздо важнее его продолжительности!

Ее избитые временем слова нашли отклик во мне. Но я не могла не высказать своего разочарования от столь короткого предсказания кукушки.

— Грустно мне, что кукушка не слышит людей… Ведь ее бесконечное "ку-ку" приносит многим утешение, — вздохнула я, устремив взгляд ввысь, на качающиеся верхушки деревьев.

— …Да все она слышит.

— Как же слышит, бабуль?

Но в ответ Баба Озара лишь напела какую-то старую мелодию, ее шаги повторяли грацию лесного существа.

Когда мы приблизились к окраине леса, перед нами открылся удивительный вид на всю деревню.

Там с самой зари уже кипела жизнь: жители в белых праздничных рубахах собирались у священного капища в березовой роще, неся туда различные сладкие подношения в честь богов и прося их благосклонности. На амарантовых полях волхвы общины причудливо плели свои магические ритуалы, испрашивая благословения и защиты у Стрибога, божества всех ветров.

Обычно по окончании всех утренних обрядов древляне собирались за общим столом, пирствуя весь день до заката. Так и будет сегодня.

Веселье охватывало деревню, возвещая о наступлении грядущего торжества.

Спустившись к первым избам, ведьма кивнула в сторону величественного дуба.

— Сестра твоя, глазопялка, вон там прячется! Сходи, проведай, а я пока требу нашу поднесу. — со знанием дела распорядилась она.

Проследив за ее взглядом, я заметила свою младшую сестрёнку Милавушку, ее присутствие ярко украшало общий гобелен веселья.

— Милавушка! Как поживаешь, сестричка дорогая? — радостно воскликнула я, бросаясь к ней в объятия.

Смех заплясал на ее губах, девушка нежно взяла меня за руку и повела в сторону безмятежной яблоневой рощи.

По дороге мы любовались кружащимися и хихикающими девицами, головы которых были украшены тщательно подобранными цветочными венками.

Вскоре эти молодки должны будут спустить свои заветные цветочные творения по течению реки — обряд, наполненный не только древнейшим смыслом, но и весельем. Если юноше удавалось словить девичий венок, то сама стихия воды и ветра одобряла их союз, а значит, и сама Мать природа.

Отчего-то мысли мои стали совсем аки необузданные, когда в голове заплясал образ Лукьяна. А что, если в его руках окажется чей-то венок?…

Милава с тревогой поделилась своими опасениями, утомлённо прислонившись к яблоньке.

— Боюсь я, Шур. А вдруг мой венок не в те руки попадет? — ее вздох пронесся по роще, вызвав во мне сестринское сочувствие.

Я игриво встряхнула плечами, наслаждаясь спонтанностью несдержанных слов.

— Не бойся, сестричка! Коли жених не по нраву будет, дай ему крепко в рыло чуть приставать начнет! И все!

— Шура! Я — не ты! Мне это с рук так просто не сойдёт!

— А мне, значит, сойдёт, считаешь?… Это из-за того, что прославили меня как лесную дикарку? — озорно хихикнула я с укором.

Молчание Милавы порядком затянулось, и сестрица виновато отвела взгляд.

— Шурка, ты сама знаешь, какие слухи о тебе по деревне ходят…

Легкомысленно усмехнувшись, я решила развеять ее смущение.

— Да знаю я! Не глухая чай!… Прекрасно ведаю, какие байки плетут втихаря обо мне и бабушке Озаре. Но, сестрица милая, коли я ношу имя неупокоенного духа леса, то все шалости свои на меня списать можешь! Мне не в обиду будет.

Милава просветлела, ее взгляд встретился с моим в заговорщицком блеске.

— Кстати, о шалостях!… Там какой-то молодец бросает взгляды в твою сторону, Шурк. Ах, как же у этого рыжеволосого незнакомца глаза горят искрой! Взгляни же!

От ее откровения, на мгновение впадаю в растерянность, а в душе аки вихрь лесной пронёсся до легкого озноба.

Оглянувшись через плечо, вижу группу задорных молодцев, бредущих по ячменному полю со стороны леса, в голосах их звонких отражалась радость от предстоящего гуляния.

А среди них — Лукьян с его яркой копной, излучающий диковинное очарование одним своим заморским видом среди наших русаков и беляков.

Наши взгляды неожиданно сплелись, его лучезарная улыбка растянулась, и молодец приветственно помахал рукой в мою сторону.

Поспешно отвожу глаза, игривая улыбка невольно прокрадывается на мое лицо.

Его присутствие, разжигающее пламя в моем сердце, казалось, выходило за рамки всего разумного, что должно было быть во мне.

— Ох, кто же этот прекрасный молодец??? — ахнула сестра. — Да и, похоже, знает тебя, Шурк! Откуда?!

— Он гостем нашим был вчера. Бабушка подлечила его после неблагостной охоты… Медведь подрал. — призналась я, утаив существование упырей в рассказе, дабы не запугать сестренку мягкосердечную.

С ее уст сорвался горестный вздох, сочувствующий невыразимым трудностям охотника.

— Бедненький! Подумать только, что его раны после тяжелой охоты были залатаны грубыми руками бабы Озары… А не твоими белыми ручками! — захихикала она.

Мы вскоре пришли на берег реки и присоединились к девицам, предвкушавших живительные объятия воды.

Милава задорно поинтересовалась у меня: — Шур, а почему бы тебе тоже не спустить свой венок по течению вечером? Уверена я, что твой огненноволосый друг с охотой ярой бросится за ним в воду!

Фыркнув, я подтолкнула ее плечом, осуждающе сверкнув глазами.

— Милава, сестрица моя, балакать ты мастерица!… А ты лучше попробуй, догони меня!

С этими словами мы бросились вдоль берега, погрузившись в легкое соревнование забавы ради. Наш смех чинно гармонировал с ласковым шепотом летнего ветерка, разносясь эхом по реке.

***

Пиршество представляло собой грандиозный праздник жизни и всех ее сопутствующих благ. Вся деревня собралась вместе, каждый вносил свой вклад в изобилие, переполнявшее столы. Аромат изысканных блюд наполнял воздух, маня чувства и побуждая вкусовыми чарами предаться пиршеству.

Среди этой суматохи и мы с сестрой вносили свою лепту, неся подносы со свежим амарантовым хлебом и бочонками с различными соленьями из богатого погреба нашего тяти.

Когда мы пробирались через оживленную деревню с дарами, смешки и разговоры разносились по ветру, смешиваясь со стуком деревянных кружек и чарующей мелодией гуслей.

Дойдя до застолья, мы расположились среди веселящейся компании молодых ребят и девиц, жаждущих поскорее принять участие в празднике.

Дымка от костра, где жгли различные благостные травы, окутала нас, голоса и смех слились воедино.

Но стоило мне устроиться на лавке, как до меня донесся знакомый аромат. Он отличался от запаха жженой полыни и зверобоя, что сейчас тлели в костре. Этот запах был свежий и навевал воспоминания о елях и луговых травах, радуя мой нюх больше всего.

Слегка повернувшись, краем глаза примечаю что-то алое по левой стороне от себя. Сразу догадываюсь, кто это может быть.

Рядом со мной ловко занял своё место Лукьян.