— А ну прекрати, — сказал он вслух. — Прекрати трепыхаться, сам виноват. Думай.
Он сел под дерево и прислонился затылком к шершавому стволу. Камень слабо пульсировал теплом. В чаще выводила трель незнакомая птица. Солнечный свет прошивал лиственный полог, и воздух под деревьями был наполнен золотисто-зелёным мерцанием, как чаша вином.
Пока что всё хорошо. Никакой большой опасности нет. Ещё бы мне вспомнить, в какую я тогда сторону побежал, когда этот…
Ему мельком вспомнились чёрные глазницы мертвеца и полусгнивший пёс, и он с остервенением помотал головой, будто надеялся вытрясти эти воспоминания.
Пока светло, и опасности нет, и не так уж далеко я убежал. Просто нужно идти всё время на запад — рано или поздно выйду к Лайярину. Там проходит большая дорога и всюду люди живут, не заплутаешь.
Но на самом деле его решимость едва теплилась. Как находить дорогу в таком густом лесу, его никто никогда не учил. Он мог не хуже всякого другого в городе сказать, будет ли буря, по полёту птиц, и в звёздную ночь ему не составило бы труда понять, в какой стороне дом. Но Лес с его колдунами и зеленоволосыми в Фир-энм-Хайте лишним словом не поминали. Скай был всецело согласен: что же тут хорошего? Одни деревья нескончаемые… и ещё мертвецы, но об этом думать не надо.
Скай обошёл кругом поляну, разглядывая каждый куст, но ничто не подсказывало ему, где запад и где восток. Он попробовал влезть на дерево, потом ещё на одно, но стволы были слишком широкие, чтобы ухватиться как следует, и прямые как мачты, и ветви виднелись на недосягаемой высоте. Скай не добился ничего, кроме отшибленного копчика и нескольких сорванных ногтей.
Он старался не отчаиваться, но выходило плохо. Безрадостно пожевал рыбы, а пить, встряхнув тощий бурдюк, совсем не стал. Чтобы хоть чем-нибудь себя занять, пока не перестанут дрожать ноги, он срезал длинный стебель дудника и стал проделывать в нём отверстия. Он старался делать всё так, как показывал Вайсмор, и мычал себе под нос песенку о трусливой рыбе.
Когда Скай наконец взял себя в руки, солнечный свет порыжел: день клонился к вечеру. Зато теперь было проще понять, где запад. Скай затолкал в сумку свирель и бесполезный рваный сапог и устремился в путь.
Но прилив воодушевления быстро прошёл: обмотки на босой ноге измочалились в два счёта и цеплялись за всё подряд, корни впивались в ступню, и Скай теперь с нежностью вспоминал старую нархантскую дорогу, которую ещё недавно так ненавидел.
Этим вечером он долго возился с костром — так дрожали руки. Он не мог проглотить ни куска и никакого тепла от огня не чувствовал. Воспоминания тлели у него перед глазами ярче любого костра: мертвец, разлагающийся пёс, трубы ревут над разрушенной крепостью — или у него в ушах?
Скай поймал себя на том, что вслушивается и вслушивается в ночную тишину, ожидая, что вот-вот за спиной раздадутся шаги и…
Скай застонал. Ну зачем, зачем я об этом подумал? «За спиной»… теперь стало ещё страшнее…
Нужно просто смотреть на огонь. Буду сидеть и смотреть на него, глаз не спущу…
Но его ждало испытание посерьёзнее: гроза. Дождь хлынул сразу с такой силой, точно с небес опрокинули великанскую лохань с водой. Все звуки потонули в рёве, гуле, вое грозового ветра в ветвях. Костерок залило, и Скай очутился посреди чудовищной грохочущей темноты. Ему казалось, что его окружили со всех сторон, отовсюду к нему тянутся ледяные костлявые пальцы. Вот-вот они вцепятся ему в плечо, и из мрака родится, освещённое гнилушечным светом, истлевшее лицо.
Скай на ощупь забился в углубление между древесными корнями, крепко обняв свою сумку, чтобы всё её содержимое не промокло насквозь и истово шепча молитвы Имлору. Дождь молотил по окоченевшей спине, и единственным источником тепла был камень под сартой.
* * *
Следующий день начался для Ская скверно. Стояла промозглая сырость, ноги скользили по мокрой траве, с веток не переставало капать. Найти сухое место для костра он даже и не пытался, так и плёлся в холодной сырой одежде. Завтракал он подмоченной рыбой, и от этого в желудке было так же холодно, как снаружи.
К вечеру он вывозился в грязи с головы до ног и страшно измучился. Выбрал место, где грязь поменьше хлюпала, принёс из-под деревьев самые сухие ветки, какие смог найти, и до темноты промучился с костром. Когда чахлое пламя наконец занялось, он воткнул с двух сторон по длинной палке, повесил на них обе сарты и штаны, а сам, передёргиваясь, завернулся в плащ. Плащ был мокр насквозь и гнусен, но Скай придвинулся вплотную к костру и почувствовал хоть какое-то тепло.
Он так вымотался, что даже темнота его не пугала. А может, его просто успокаивал вид Звезды: оставшись без сарты, Скай то и дело принимался её разглядывать. Камень был чистейшей голубизны и едва заметно пульсировал. Хотя, конечно, это могло и показаться — может, это всего лишь его собственная кровь в пальцах.
Потом он взялся за свою незаконченную свирель и как раз вырезал последнее отверстие, когда раздалось громкое карканье и большая птица опустилась с высоты рядом с ним.
Круглый глаз уставился на Ская вопрошающе.
— Лерре! — выдохнул тот с облегчением. — У меня чуть сердце не остановилось!
Ворон презрительно каркнул и принялся чистить перья.
— Будь Колдун здесь, он бы твой язык разобрал, — вздохнул Скай. — Ты уже знаешь, что случилось? Ты был в Сокрытой Гавани? Видел его? А Белую Госпожу? Как ты вообще меня нашёл посреди этого леса?
Но ворон только повернулся к нему хвостом, и Скаю пришлось удовольствоваться этим. Да ему, по большому счёту, было и всё равно — он просто был рад, что не один.
* * *
Скай проснулся утром, продрогший до костей. Костерок давно погас, всё вокруг заволокло туманом, белым, как молоко, и звуки вязли в нём, причудливо искажаясь.
— Лерре? — позвал Скай, но ворон не откликнулся.
Он торопливо натянул одежду — холодную, пропахшую дымом и всё ещё сырую. Попрыгал вокруг кострища, размахивая руками, чтобы немного согреться. Съел половину последней рыбины и отправился дальше полуголодный и очень мрачный. Он хорошо помнил карты и знал, что при самой большой удаче до реки на западе не меньше десяти поприщ, а то и все пятнадцать. А полрыбины на десять дней не растянешь.
Тем временем стало очень тепло, далеко вверху замелькало голубое небо. Страхи Ская проходили, будто вместе с туманом растворялись в воздухе. Лес вокруг был насквозь прошит солнечным светом, и мокрая трава сверкала, как усыпанная драгоценными камнями. Деревья вокруг стояли невероятно огромные, необхватные, выше корабельных мачт, укутанные мхом, будто мантиями. На разные голоса заливались птицы, кто-то шуршал в траве, блестящие глаза следили за Скаем из зарослей малины.
Вечером снова прилетел Лерре.
— А сегодня ты по каким важным делам летал? — весело спросил его Скай. Он сидел под деревом у костра и ножом подправлял отверстия в своей свирели. Она, конечно, была сделана не как следует и звучала довольно скверно, но, за неимением лучшего, Скай был и этому рад.
Он не торопясь доел свою последнюю рыбу и был очень голоден, но всё равно впервые с того дня, как он покинул Вечную Гавань, ему было так спокойно. Ничто его не трогало — ни страхи, ни пустые надежды, и вспоминать ни о чём не хотелось. Мирные звуки вокруг звучали почти как монотонный прибой: что-то затрещало в чаще, щёлкнуло, прошелестело, Лерре с парчовым шорохом расправил крылья. Может, к Лесу просто привыкнуть нужно, с дремотой подумал Скай. Может, если к нему привыкнешь, будешь чувствовать себя в безопасности, так же, как за толстыми городскими стенами.
* * *
Следующий день тоже выдался солнечный. Трава мягко пружинила под ногами, и идти было легко. Единственным неприятным ощущением был голод, но и он Ская не очень-то беспокоил. Его вообще ничто не беспокоило, даже закончившаяся вода.
Ни воды, ни еды, ни дороги. И уже полдня ни одного ручейка. Совсем нехорошо. Долго я так не пройду, безразлично думал Скай, переставляя ноги. Без еды быстро ослабну.
