С тех пор он виделся с Верой всего один раз. Пару недель назад он пробрался к ней глубокой ночью, и они провели час у костра, разговаривая.

Кормак рассказал ей о Йосемити. Он отправился туда сразу после того, как Вера уехала с Вэнсом. Он хотел исчезнуть и дать ей пространство, зная, что СМИ и власти устроят охоту на девушку, которую считали погибшей, а потом нашли живой.

Он хотел быть как можно дальше от Айдахо и Монтаны, поэтому вместо того, чтобы рисковать и пересекать границу с Канадой, направился на юг. Как я и предполагал, он намеренно оставил рюкзак, надеясь, что кто-то найдёт его, решит, что он погиб, и оставит его в покое.

Может быть, этот трюк сработал бы, если бы дело вёл кто-то другой. Но бывший агент ФБР Свенсон оказался настоящей занозой.

Когда Вера рассказала Кормаку о Свенсоне, это напугало его настолько, что он настоял на минимальном контакте. Только записки.

Надеюсь, со временем мы сможем немного расслабиться. Не полностью, но хотя бы немного.

Агент Свенсон уехал из Монтаны после того, как устроил засаду на Веру в холле гостиницы. Счастье, если мы больше никогда его не увидим. Но у меня было предчувствие, что он вернётся.

Моя теория заключалась в том, что Свенсон будет изредка появляться, захаживая в Куинси, словно он хозяин города, только чтобы вывести Веру из себя — мерзавец.

Пока его визиты были безобидными. Но я подозревал, что если Вера хоть немного выдаст, что у неё есть контакт с Кормаком, Свенсон станет более настойчивым. Возможно, он начнёт приходить к дому. Следить за ней.

Мы сделаем всё, чтобы не дать ему этого шанса.

Даже если это значит, что Вера будет общаться с отцом одними каракулями.

— Я не понимаю эту записку, — сказала Вера. — Что ты ему написал?

— Что собираюсь на тебе жениться.

Она дёрнулась у меня в руках, подняв голову.

— Ч-что?

Я вытащил из кармана кольцо, которое спрятал в коробке с игрушками Алли, и, взяв её руку, надел его на её безымянный палец.

— Это было мамино.

Рука Веры дрожала, пока она смотрела на кольцо с одиночным бриллиантом. Оно было не большим, не вычурным. Простой драгоценный камень на золотой оправе.

— Папа подарил ей новое кольцо на десятилетие их свадьбы. Когда я сказал, что собираюсь жениться на тебе, она отдала мне это. Она не обидится, если тебе не понравится...

— Оно мне нравится, — Вера повернулась в моих объятиях.

— Я люблю тебя, — сказал я, обрамляя её лицо руками и целуя в губы.

— Ты правда делаешь мне предложение?

— Здесь нет никаких вопросов, Персик. Мы женимся.

— И ты ещё называешь меня упрямой.

Я подмигнул.

— Тебе станет легче, если ты скажешь «да»?

— Это что-то значит, когда ты подмигиваешь?

Я подмигивал Вере уже много лет. Это что-то значило. Всегда.

— Как ты думаешь?

Её глаза сияли, когда она кинулась мне на шею. А потом склонилась ближе, её губы почти касались моих, и на лице играла улыбка.

— Думаю, это «да».

36. ВЕРА

Пять лет спустя...

— Фонарик взяла? — спросил папа.

Я подняла его вверх.

— Да.

— Пора возвращаться в лагерь. Уже стемнело.

— Хорошо, — я обняла его за плечи, с трудом прижавшись к нему из-за огромного живота. На восьмом месяце беременности даже объятия стали сложными. — Люблю тебя, папочка.

— И я тебя люблю, Вера. Никогда не забывай, как сильно я тебя люблю.

— Никогда, — тихо ответила я, ещё на секунду задержавшись в его объятиях, а потом отпустила.

За пять лет, прошедших с тех пор, как Матео и я нашли папу на Соболиной вершине, расставаться с ним легче не стало. Всегда оставался страх, что случится что-то, что разрушит наш хрупкий покой.

Может быть, агент Свенсон. Он приезжал в город каждый год, иногда дважды. Задавал вопросы, раздражал своим присутствием, но в остальном его визиты казались пустой тратой времени. К счастью, чаще всего он находил меня в кафе «Кофе у Иденов». Только дважды он приходил к нам домой, но каждое его внезапное вторжение заставляло нас быть начеку.

Папа держался ближе к своему дому в горах — своему «шале», как он называл его, потому что это звучало лучше, чем «лачуга». А я потом неделями оглядывалась через плечо.

Но со временем напряжение отпускало, и всё снова становилось как обычно. Папа приходил ко мне домой поздно ночью.

Сегодня нашим домом был трейлер, который Матео и я купили перед ежегодной семейной поездкой в кемпинг. Ни за что на свете я не легла бы спать на земле с таким животом. Мы выбрали место для лагеря недалеко от дома, чтобы, если начнутся роды, можно было быстро добраться до цивилизации. Поэтому папа пробрался вниз с гор, чтобы обнять меня.

Он стал навещать меня часто. По три раза в неделю, а на прошлой неделе приходил каждый день. Чем больше становился мой живот, тем чаще он появлялся.

Обычно мы сидели на качелях у костра и разговаривали часами. Я рассказывала ему о Матео и Алли. Он расспрашивал о моих занятиях в колледже. Когда я закончила последний курс этой весной, он вырезал из дерева академическую шапочку в подарок. А на праздник в честь будущего рождения ребёнка он принёс набор деревянных зверушек, каждая из которых была искусно вырезана, чтобы украсить детскую.

Мы редко говорили о моих сёстрах. Ещё реже — о маме. Хотя однажды он всё же рассказал, как они познакомились на самом деле. Я уже знала эту историю, но позволила ему рассказать её снова. Он признался, что мама боролась с зависимостью, и объяснил, как её трудное детство с родителями-алкоголиками привело к этому.

— Мы говорили о той ночи только один раз. Я рассказала ему то же самое, что и Матео. Я рыдала, вновь переживая этот кошмар. За каждую мою слезу папа проливал две.

Мне было важно, чтобы он знал: я не виню его за ту ночь. Но, что бы я ни говорила, он всегда будет нести этот груз вины. Поэтому мы держались безопасных тем — учебы, будущего, семьи Иденов.

Теперь я тоже была Иден. Через два месяца после помолвки мы поженились на небольшой церемонии на осеннем лугу на ранчо. Мое обручальное кольцо стало тесноватым из-за опухших пальцев, но я не снимала его с тех пор, как Матео надел его мне.

Вэнс вел меня по тропинке из диких трав к арке, украшенной цветами. На мне было платье с кружевным лифом и длинными рукавами. Спина была открыта, обнажая позвоночник и лопатки, а юбка мягко развевалась шелковым шлейфом.

Алли была моей цветочницей. На ней была пышная юбка из оранжевого фатина и белая кружевная блузка. Она прекрасно справилась с задачей, раскидывая лепестки на дорожке и наслаждаясь вниманием бабушек, дедушек, тетушек и дядюшек.

В конце дорожки она обернулась и громко крикнула: — Вперед, мамочка!

Спустя три месяца после нашей свадьбы я официально стала её мамой.

Бывали дни, когда всё это казалось нереальным, но потом я целовала Матео и тихо благодарила ангелов, которые помогли мне пройти этот путь. Которые сохранили мне жизнь. Ради того, чтобы я могла быть здесь, идти по лесной тропинке с фонариком, освещая путь к лагерю, полному смеха.

Все думали, что я ушла отдохнуть. Хотя уверена, что Вэнс догадывался, куда я на самом деле направилась.

Он встретил папу пару лет назад во время осеннего похода. Точнее, папа позволил Вэнсу себя увидеть. Мы мало говорили об этом. Секретность сохраняла безопасность местонахождения папы, и мы решили, что чем меньше разговоров, тем лучше. Но иногда я возвращалась домой и видела, что у нашего дома припаркован грузовик Вэнса, а его самого не было видно.

Когда я добралась до поляны, заставленной семью трейлерами — все уже поменяли палатки на что-то более комфортное, — я оглянулась через плечо.

Папа стоял в тени, в двадцати футах от меня, всегда следя за тем, чтобы я добралась до дома.

Я послала ему воздушный поцелуй и побрела к нашему трейлеру.

Матео отступил от того места, где ждал, пока я ходила повидаться с отцом.