— Вэнс кремировал их и развеял прах на лугу. Когда мы вернулись в Айдахо после того, как я ушла от отца, там было слишком снежно, чтобы туда сходить. Но, думаю, я бы хотела это сделать, — я знала, что он ответит, но всё равно спросила: — Ты поедешь со мной?

— Конечно.

— Спасибо.

— Тебе не нужно меня благодарить, Персик. Мы всегда вместе. Отсюда до Айдахо и хоть на край света.

Как он всегда знает, что сказать? Сегодня мы не шли на край света, всего лишь к озеру. Я взяла его за руку, переплела наши пальцы, и мы продолжили подниматься по тропе.

На подъём к вершине горы у нас ушло два часа. Ещё миля узкой тропой через лес — и мы были у озера.

Тропа становилась всё менее заметной, и в одном месте упавшее дерево перекрыло путь, нам пришлось его обойти. Но вскоре привычный запах хвои сменился свежим и лёгким ароматом.

Тропа привела нас прямо к берегу. Озеро было размером с футбольное поле, его длина втрое превышала ширину. Вода была кристально чистой и гладкой, как стекло. Лёгкий ветерок едва рябил её поверхность.

Оно было завораживающе красивым. Пугающим, но прекрасным.

Мое сердце заколотилось, страх начал сковывать меня, но тут Матео крепко схватил меня за локоть.

Я привалилась к нему, черпая силы из его уверенности.

— Все в порядке.

— Вера, — резкость в его голосе заставила меня выпрямиться.

— Что? — я проследила за его взглядом.

На другом берегу озера стоял человек.

Папа.

Я ахнула.

Неужели это действительно он? Если бы не хватка Матео, я бы подумала, что он привиделся мне.

Но это не было иллюзией. Его борода была такой же растрепанной, рыжеватой.

Мы нашли его. Наконец-то. Я нашла его.

Он был жив.

Папа стоял, пораженный, смотря на нас. Даже с этого расстояния я видела, как его лицо побледнело. Шрам на щеке казался слишком розовым, волосы — слишком седыми, фигура — слишком худой. Таким же он был в тот день, когда я мельком увидела его несколько недель назад.

Он знал, что я искала его. Видел, как я иду за ним.

И все равно ушел.

Я сделала шаг вперед, к воде.

Мое движение словно выдернуло его из оцепенения. Он прижал руку к сердцу, его лицо исказила боль.

Он снова собирался уйти.

— Нет, — мой голос, твердый и громкий, разнесся над водой. — Не смей убегать от меня.

— Уходи, Вера. Забудь обо мне, — ответил он, и его голос дрогнул. Но, Боже, как же было хорошо снова его услышать. Увидеть его.

Он был жив.

Два года страха и сомнений улетучились. Он был жив.

И он снова покидал меня.

Папа развернулся к лесу.

— Стой!

Его плечи опустились. Он остановился. Но не обернулся.

Четыре года я следовала за ним по дикой природе, и он всегда был с рюкзаком. Сейчас его не было, и это делало его уязвимым. Меньше. Слабее.

Но все еще достаточно сильным, чтобы уйти.

— Не уходи, — закричала я. — Пожалуйста, папа.

Он повернул голову, его профиль обернулся ко мне. На лице застыла печальная, безнадежная улыбка.

— Живи своей жизнью, Вера. Перестань искать меня.

— Ни за что.

Он развернулся ко мне чуть больше, бросая последний, долгий взгляд на свою дочь.

Мы не успеем догнать его. Если он войдет в лес, я больше никогда его не увижу. Он уйдет быстрее, чем мы обойдем озеро. И даже если я уговорю Матео вернуться сюда, это не поможет. Папа покинет Монтану навсегда.

Я шагнула к воде. Потом еще раз.

— Вера, — Матео оказался рядом, его рука крепко сжала мой локоть.

— Он уходит от меня.

Взгляд Матео был сокрушительным. Он был полон боли — моей боли. Потому что он понимал: папа уходит. И это наше последнее прощание.

Если только…

Я не позволила себе задуматься. Не позволила страху взять верх. Если папа все-таки уйдет, был только один способ догнать его.

Одним движением я выскользнула из хватки Матео и сбросила рюкзак на землю. Вода брызнула на край моих джинсов, когда я сделала первый шаг в ледяное озеро. Второй шаг — и вода уже доходила до колен.

Холодно. Боже, как же холодно.

— Вера! — папин испуганный голос раскатился эхом по деревьям.

Я поймала его взгляд и увидела на его лице тот же страх, что наверняка был написан на моем.

Может, он держал меня подальше от озер. Может, он сам мог выносить их, только когда был один.

Но увидеть свою дочь в этой воде?

Он застыл.

Слезы застилали мне глаза, струились по щекам. Сердце так бешено колотилось в груди, что я не могла дышать. Но все же смогла вдохнуть.

И нырнула.

Вода была ледяной, одежда тут же промокла и начала тянуть меня вниз, на мель.

Я забила ногами, сделала два мощных гребка руками.

Плыви, Вера. Плыви.

Все повторялось снова. Та ночь. Я била ногами сильнее, руками гребла быстрее.

Плыви. Плыви. Плыви.

Теперь не было волн. Не было лодки. Озеро было мелким, и не было никакой бури. Но паника снова охватила меня. Она сдавила горло, не давая вдохнуть. Я оступилась, чуть ушла под воду и захлебнулась глотком воды.

Паника овладела моими движениями, сделав их бешеными и дикими. Боже, о чем я только думала? Я не могла плыть, не могла находиться в этом озере.

— Плыви, Вера!

Это был не мой голос. Это был голос Матео.

Его рука обхватила мое плечо, вытягивая меня вверх. Он плыл рядом, не отпуская.

Я судорожно вдохнула, впуская в легкие воздух. Схватилась за его руку, чтобы стабилизировать свои движения.

— Плыви, — приказал он.

И я поплыла. Мы поплыли вместе к отцу, который стоял по пояс в воде на противоположном берегу, готовый броситься в озеро, чтобы спасти свою дочь.

Как только мои ноги нашли опору на скользких камнях, он бросился ко мне, вытаскивая из воды.

— Вера, — он откинул мокрые пряди с моего лица. — Боже, Вера, о чем ты думала?

Слезы хлынули потоком, рыдания вырвались наружу.

— Не оставляй меня.

Он прижал меня к своей груди так крепко, что стало трудно дышать.

— Это не мой выбор.

— Но ей это нужно, — вмешался Матео, стоя рядом и тяжело дыша. Вода стекала с его джинсов. — А это главное.

Отец немного отстранил меня, но не отпустил.

Матео протянул руку: — Матео Иден.

Отец посмотрел на меня, переводя взгляд между нами. Затем медленно выдохнул — казалось, этот вздох копился два года — и пожал Матео руку: — Кормак Галлагер.

35. МАТЕО

— Что ты собираешься делать со всеми этими пиломатериалами? — спросил Гриффин, указывая на кузов моего грузовика. Он был загружен досками и обработанными балками, которые я только что забрал из строительного магазина в городе после обеда.

— Строить, — отозвался я. Если бы я знал, что Гриффин будет ждать меня дома, придумал бы получше оправдание.

— Да ну? — он прищурился. — И что же ты строишь?

— Кострище. Вера любит жарить зефир.

Он подозрительно сощурился: — Думал, ты уже закончил с ним.

Да, я доделал его на прошлой неделе. Но ему об этом знать не обязательно.

— У меня появилась идея, как его улучшить.

— Улучшить, — повторил он, сверля меня взглядом. Гриффин, как и мама, всегда чувствовал, когда я вру.

— Улучшить, — подтвердил я. Хотя на самом деле речь шла о строительстве укрытия для отца Веры, которое я планировал построить в трёх милях отсюда, в горах.

Прошёл месяц с тех пор, как мы нашли Кормака на Соболиной вершине, и никто не знал, что теперь он живёт на территории ранчо Иденов.

Это было рискованно, но Вера нуждалась в том, чтобы видеть отца. А Кормаку нужно было быть ближе к дочери.

Когда мы нашли его у озера, он выглядел просто ужасно — слишком худой, измождённый, совершенно потерянный. Но всего месяц рядом с Верой изменил его. Он прибавил в весе, побрился, использовав бритву, которую она положила в коробку с припасами.

Если это помогало ей меньше переживать за него, значит, риск был оправдан.