Она прижалась ко мне ещё крепче, словно если бы она смогла забраться мне в грудь, то всё бы исчезло.

Если бы я мог забрать её боль, я бы сделал это в одно мгновение.

— Она странно себя вела, когда мы вернулись из школы в тот день.

Она. Не мама. Она.

— Я никогда раньше не видела никого в таком состоянии. Я не дружила с ребятами, которые курили травку, но видела их под кайфом. Это было не то. Это было больше, чем просто марихуана. И это было хуже, чем просто напиться, но я не понимала, не разбиралась. Я не пила. Никогда. Не только потому, что папа был копом и учил нас ответственности, но и потому, что я не любила попадать в неприятности.

Хорошая девочка. Моя хорошая девочка.

Я ненавидел её мать за то, что она заставила её пройти через это. Я ненавидел её отца за то, что он позволил этому гноиться. Шесть грёбаных лет это жило внутри неё, и она справлялась с этим совсем одна.

— Она пила вино, — Вера вздрогнула, пока старые раны снова вскрывались. — В четыре часа дня. Я подумала, что она просто пьяна. Она не пила так. По крайней мере, обычно. Но с ней что-то было не так. Два раза я приходила домой, и она была пьяна. Не так, чтобы заплетался язык или в отключке, но как будто... с похмелья. Я пыталась скрыть это от Хэдли и Элси.

Может быть, её мать начинала пить сразу после того, как дети уходили в школу. А к их возвращению успевала протрезветь. Или к моменту, когда домой приходил Кормак — взрослый, который знал, как выглядят пьяные и обдолбанные люди.

— Я не сказала папе, — её голос дрогнул. — Почему я не сказала папе?

Вина, с которой был задан этот вопрос, была такой же невыносимой, как и её боль.

— Это не твоя вина.

— Я должна была ему сказать. Раньше.

До того, как ее мать совершила попытку убийства.

— Папа был на каком-то собрании тренеров в школе, — сказала она. — Обучение по предотвращению сотрясений мозга, кажется, для волонтёров. Она вела себя странно, поэтому я сказала Хэдли и Элси пойти наверх и делать уроки, пока он не вернётся. Была гроза. Было громко, и дождь хлестал очень сильно.

Я был прав. Поэтому она испугалась той ночи, когда была гроза несколько недель назад. Потому что в тот день тоже она была.

— Она впадала в панику. Каждый раз, когда гремел гром, она начинала рвать на себе волосы и разговаривать сама с собой. Это меня пугало. Каждый раз, когда я пыталась с ней заговорить, успокоить, она смотрела на меня, как на незнакомку. Она даже не понимала, что я её дочь. Я уже хотела позвонить папе и попросить его вернуться домой, но тут она закричала. Так громко, Матео. Мне пришлось закрыть уши.

Чёрт возьми. Её мать окончательно сорвалась, и она была вынуждена это видеть.

— Она выбежала на улицу. Прямо в шторм. Ещё было рано. Серо. Гроза заслонила солнце, но ещё не стемнело. Она побежала к пристани и залезла в лодку, отвязывая её, пока я не успела её остановить. Я пыталась заставить её остановиться. Мы все пытались.

Тело Веры начало дрожать, и она прижалась ко мне ещё крепче.

Я гладил ее по волосам, прижимая к себе так крепко, что мышцы затекли. Они будут болеть, когда я, наконец, отпущу.

— Я бы отдала всё, чтобы вернуться в тот момент, — новый поток слёз намочил мою кожу. — Я бы сделала всё, чтобы удержать своих сестёр от этой лодки.

— Мне жаль, — прошептал я.

— Она рванула с места. Так резко, что меня швырнуло вниз. Элси чуть не упала за борт, но Хэдли успела её поймать. Волны были... огромные. Вода всё лилась в лодку, хлестала через борт, а она совсем потеряла контроль, двигалась всё быстрее и петляла из стороны в сторону. Я наконец смогла подняться на ноги и оттащить её от руля. Хотела отвезти нас домой, но тут она сказала что-то про уроки плавания. Я не поняла.

Вера отстранилась от моей груди, глядя на меня с таким сожалением в своих прекрасных глазах, что мне хотелось закричать.

Это было нечестно. Она не должна была через это пройти. Это было чертовски нечестно.

— Уроки плавания?

Она кивнула, её подбородок дрожал.

— Она схватила Хэдли за руку и подтолкнула к краю лодки. Волна сильно качнула нас, и моя сестра просто… исчезла.

Я закрыл глаза.

— Господи.

— Я прыгнула за ней, и вода была такой холодной. Дышать было тяжело, и мне потребовалась минута, чтобы прийти в себя. Но я плыла к Хэдли так быстро, как только могла, пытаясь держать голову над волнами. Они были слишком большие. Вода была слишком холодной. Я обернулась посмотреть на лодку, но Элси уже не было. Я собиралась вернуться и найти её тоже, но она уехала. Она… оставила нас, — её лицо исказилось от боли. — Бросила нас.

Сидя у меня на коленях, свернувшись в моих объятиях, Вера развалилась на части.

Рыдания, сотрясавшие её грудь, трясли всё её тело. Они не прекращались. Каждый раз, когда мне казалось, что всё, поднималась новая волна, и боль начиналась заново.

Такой же была и та ночь? Волна за волной, тянувшая её на дно.

— Я потеряла их, — всхлипнула она, вцепившись в меня. — Я потеряла их, Матео. Не смогла найти Хэдли. Пыталась найти Элси, но её тоже не было. Я потеряла их.

— Это не твоя вина, Вера.

— Я должна была их найти. Я была старшей сестрой, занималась плаванием, и это была моя ответственность — спасти их.

— Посмотри на меня, — я взял её лицо в ладони и оторвал от своего плеча. — Ты не теряла их.

Она зажмурилась.

— Я их оставила. Думала, что они поплывут домой, и когда я не видела их, то поплыла туда сама. Сняла обувь, потому что в ней плыть тяжело. Наверное, они не догадались снять обувь, правда?

— Не знаю, дорогая, — я поцеловал её в лоб и стер слёзы большими пальцами.

Чёрт тебя побери, Нора Галлагер. За то, что ты сделала со своей дочерью, я надеялся, что тебя упрятали в особенно жаркий угол ада.

— Я думала, что найду их, — всхлипнула Вера. — Стояла на причале несколько часов, вся промокшая под дождём, и ждала, что они доберутся. Лодка исчезла. Я подумала, что она могла утопить ее. Я хотела, чтобы она утонула.

Чтобы она утонула вместе с ней.

— А потом появился папа. Он был насквозь мокрый. Никогда не видела его таким испуганным. Но он был один, и я поняла… что мы остались одни, — она снова сжалась, свернувшись в тугой комок у меня на коленях. — Им было страшно. Они умерли в страхе. Потому что я их не спасла.

Моё сердце разрывалось. Снова и снова и снова.

— Мне жаль, Вера. Мне так жаль, — прошептал я.

Она плакала так долго, что я начал бояться, что она никогда не остановится. Но в конце концов дрожь в её плечах прекратилась, и с ней ушли слёзы. Её тело обмякло, она больше не могла сидеть прямо. Слишком много боли, и она просто перестала чувствовать.

Я переместился и поднял ее на руки, прижимая к груди, пока шел к ближайшему дереву. Сел у его ствола, использовав его как спинку, несмотря на то что кора врезалась в мою голую кожу. Но это было ничто по сравнению с тем, что Вера пережила в одиночку.

Сколько же в ней было сил в семнадцать лет, чтобы доплыть до дома. Продолжать плыть. Не сдаваться. Чёрт, я никогда не испытывал такой боли за другого человека и одновременно гордости.

Я держал её, не двигаясь, пока она не отстранилась, чтобы встретиться с моим взглядом.

— Она была зависима, — её голос звучал тускло и безжизненно. — Я никогда не говорила об этом с папой. Он пытался поговорить со мной в начале, но я оттолкнула его. Просто… не могла.

— Это понятно, — я убрал прядь волос за её ухо, а затем снова выпустил её.

— Когда меня нашли Вэнс и Лайла, папа рассказал им правду. Они не знали, что я подслушивала, но я стояла снаружи нашего убежища и слышала каждое слово.

Она глубоко вдохнула — впервые за несколько часов. Вдох, чтобы рассказать ещё одну историю.

Историю её отца.

— Папа встретил её в баре на Аляске. Когда они рассказывали нам эту историю, он говорил, что, как только увидел её, бросил друзей и сделал предложение на следующий же день. Любовь с первого взгляда. Я верила в это почти всю свою жизнь.