— Ав-ав.
— Правильно.
Они улыбнулись друг другу, и я машинально приложил руку к сердцу.
После вчерашнего пути назад с Верой уже не было. Она проникла не только мне под кожу — она проникла в самую суть моей души, обосновавшись где-то глубже костного мозга. И то, как она вела себя с Алли, было настоящим подарком.
Впервые в жизни у Алли был кто-то вроде матери. Я похлопал себя по карману в поисках телефона, чтобы сделать снимок, но его там не оказалось. Наверное, он упал на пол прошлой ночью. Так что я смотрел, запечатлевая этот момент в памяти, желая сохранить его для Алли, чтобы она могла пересмотреть его, когда подрастет.
Я наблюдал, как они обсуждают звуки, которые издают животные с фермы: кошка, курица, овечка, корова. Каждый звук сопровождался их тихим смехом.
Неважно, что ещё произойдёт сегодня — день уже начался хорошо.
— А как хрюкает свинка? — спросила Вера.
Алли хрюкнула, но не обычно, а звуком, который звучал точно так же, как тот, что Вера издавала, когда смеялась слишком сильно.
Я не учил Алли хрюкать. Наверное, это сделала Вера. Могло ли быть возможно так сильно любить кого-то на таком раннем этапе отношений?
Хотя, наверное, мы не были совсем незнакомыми друг для друга. Вера была частью моей жизни много лет. Частью жизни и Алейны тоже.
Мы просто начинали новый путь.
И не было пути назад.
— Папа! — Алли заметила меня первой. Она задергалась, чтобы Вера поставила её на пол, а потом её ножки застучали по полу, когда она бросилась ко мне в объятия.
— Доброе утро, Мармеладка, — я поцеловал её в темечко и отодвинул её волосы с лица, пока нес ее на кухню. — Как мои девочки?
Алейна выпалила целую фразу, что-то про Веру, яйца и сок.
А Вера покраснела, пытаясь спрятать свои розовые щёки за кружкой с кофе.
Боже, я надеялся, что этот румянец не исчезнет. Я надеялся, что через двадцать лет она будет так же часто краснеть и продолжать дарить мне свою милую, застенчивую улыбку.
— Привет, — я взял её за подбородок, наклонил лицо вверх. Затем быстро поцеловал её губы, чуть коснувшись языком.
— Привет.
— Извини, что проспал. Я так давно не делал этого... Ну, два года точно.
— Папа, вниз! — Алли затрясла ножками, чтобы её отпустили.
Она помчалась, как ракета, к игрушкам, которые я убрал прошлой ночью. Те самые игрушки, которые я снова буду убирать сегодня.
— Надеюсь, ты не против, но я приготовила завтрак, — Вера кивнула на плиту, где стояла сковорода с яичницей и беконом. — Алли была голодная.
— Вовсе нет, — я поднял её на руки, её волосы щекотали мою оголённую грудь. — Что ты будешь делать сегодня?
— Мне нужно быть на работе к десяти.
— И как долго?
— До закрытия.
Чёрт, о дне вместе можно было забыть.
— Ладно.
— Мне на самом деле пора ехать, чтобы успеть принять душ и переодеться, а потом добраться до города.
— Будь осторожна за рулём, гравийные дороги становятся скользкими, когда мокрые, — это предупреждение было лишним. Вера водила машину, как мой отец: всегда на пять миль меньше разрешённой скорости и с руками, крепко держащими руль в положении «десять и два».
Я поцеловал её идеальные губы, а потом забрал её чашку с кофе, отпив из неё, пока она шла к двери.
Она натянула обувь.
— Пока, Мармеладка.
— Ве-ва, ты дёсь? — возмущение исказило её маленькое личико.
Эти чувства были взаимными.
— Извини. Мне нужно работать.
— О, — недовольная гримаса Алли быстро исчезла, как только она взяла куклу и начала расчесывать ей волосы.
Чёрт, я жалел, что проспал. Она открыла дверь и вышла, прежде чем я успел сказать «пока».
— Увидимся позже.
— Пока, — она улыбнулась и побежала вниз по ступенькам крыльца.
Я прислонился к дверному проему, холодный воздух касался моей обнаженной груди, и смотрел, как Вера садится в машину. Затем, с красными огоньками тормозов, потому что, как и мой отец, она так сильно жала на тормоза, что их приходилось менять каждый год, она уехала вниз по горе.
С вздохом я повернулся и продолжил свой день, начав с завтрака, который не был кашей, на удивление. Затем мы с Алли оделись в резиновые сапоги и старые джинсы, чтобы выйти на улицу и поработать над углубленным костровищем, которое я строил во дворе.
Алли прыгала по лужам, пока я укладывал блоки для подпорной стены. Когда мы оба промокли — она от воды, а я от пота — я зашел внутрь и приготовил сэндвичи с арахисовым маслом и вареньем на обед.
К вечеру я снова посмотрел на часы. Я убрал в доме, позволил Алли снова навести беспорядок и снова убрал. Беспокойная энергия мешала мне сидеть и читать или смотреть телевизор.
Не будет ли это слишком навязчиво — заглянуть к Вере в «Кофе у Иденов»? Наверное, да. Чёрт.
Во время сна Алли разразился очередной ливень, который сорвал все планы выйти на улицу и продолжить работу, поэтому я принял душ и надел чистую одежду. И к пяти часам, за два часа до того, как у Веры закончится работа, я уже устал от собственного дома.
Я посадил Алли в машину и мы поехали в город, чтобы поужинать в ресторане Нокса.
«Костяшки» находился на первом этаже гостиницы «Элоиза». Два семейных бизнеса, один принадлежащий моему брату, другой моей сестре, которые стали сердцем Куинси. А прямо через улицу — другой кусочек сердца моего родного города, «Кофе у Иденов».
Я не собирался заходить в это маленькое зеленое здание. Пока что. Скорее всего, мы пойдем туда после ужина.
В ресторане было многолюдно для воскресного вечера. Хотя в последние годы так бывает всегда. Еда Нокса завоевала сердца и туристов, и местных жителей.
Как только начнется летний сезон, вряд ли удастся зайти, чтобы быстро перекусить, если только я не захочу сесть на кухне. Все столы будут заняты с открытия до закрытия. Но даже тогда я не часто обходился без стряпни Нокса. Семья жалела мои жалкие кулинарные способности, и Нокс переправлял в хижину лишнее из «Костяшек».
Но лишних порций никогда не было. Но, думаю, что он переживал, что Алли предпочтет макароны с сыром из голубой коробки его домашнему варианту.
Хостес проводила нас к столику в дальнем углу ресторана, в таком месте, где Алли могла прыгать и не мешать другим посетителям. Оставив для моей дочери раскраску и карандаши, она пошла за нашими напитками и предупредить Нокса, что мы пришли.
Мой брат вышел, с мукой на рукаве чёрной футболки. Из заднего кармана его джинсов свисало кухонное полотенце.
— Привет, — похлопал меня по плечу Нокс, затем присел и поднял Алли с места, обняв её. — Как поживает моя любимая девочка?
Она засмеялась, когда он чмокнул её в шею. Потом она указала на карандаши и принялась перечислять их цвета.
Он поставил её обратно и уселся рядом с ней, пока она развлекалась раскрашиванием. Язык торчал у неё изо рта, пока она хватала карандаш и активно рисовала по детскому меню.
Эти раскраски — это вклад Мэмфис в ресторан. С тех пор как она появилась в жизни моего брата, они не только добавили раскраски для детей в «Костяшках», но и увеличили количество блюд в детском меню.
— Не думал, что ты будешь работать сегодня, — сказал я.
— Пытаюсь работать сколько смогу, пока ребёнок не родится. А Мэмфис захотела устроить особенный вечер с хот-догами и фильмами для мальчиков.
Их дочь должна была родиться со дня на день. Они собирались назвать её Энни в честь мамы. Мне нравилось, что у нас будут Энни и Алли. Я надеялся, что их сходство не ограничится только именами, и они станут не только кузинами, но и подругами. Мы все хотели, чтобы наши дети были близки.
— Скажи, если могу чем-то помочь, — предложил я. — Что бы вам ни было нужно.
Нокс и Мэмфис помогали мне не раз, когда Алли была новорождённой. Они не только приносили еду. После того как я привёз Алли из Аляски, Нокс провел у нас целый день, чтобы я мог вздремнуть. А когда мне нужно было, чтобы кто-то посидел с ребёнком, Мэмфис всегда была готова помочь, сразу после мамы.