Я бросилась к супругам, надеясь отвлечь мужчину.

Обрубленные у корней волосы отрастут нескоро. Для Алии это будет сильным стрессом и обидой. Да и сам Хайдар пожалеет о собственном поступке, когда схлынут эмоции. Это я знала из собственного опыта. Подняла руку, чтобы перехватить его. Но мужчина, ослеплённый яростью, этого не увидел. Острый кинжал с тонким лезвием резанул не по волосам, а по моей руке.

В последнее мгновение мужчине удалось уменьшить силу нажатия, но от пореза это не спасло. Тонкая яркая полоса мгновенно проявилась на моей руке почти от локтя до запястья. Порез был не глубоким, но длинным, около десяти сантиметров. По моей светлой коже тут же потёк ручеек крови, пачкая ткань платья.

Громко заплакала испугавшаяся вида крови Дарья. А я смотрела на свою перепачканную кровью руку, не чувствуя ни привычного головокружения, ни тошноты.

«Клин клином вышибают», — любил говорить Хайдар. И часто применял на практике. Сработало. Он всё же оказался прав.

— Ничего, Лиз, ничего не бойся, — прибежавший Сарбаз посадил меня на ковёр. — Вены не задеты. Подними руку, вот так. Умница. Хайдар, я стяну края, а ты надави вот здесь пальцами и подержи. Так кровь быстрее остановиться.

Мужчина тоже сел на ковёр за моей спиной, одной рукой привлекая к себе, второй зажимая края пореза, как показал Стас.

— Сарбаз, может, лучше врача вызвать? — уточнил он.

— Нет. Кровь сейчас остановится, а швы здесь не нужны. Сейчас я принесу аптечку. Обработаем, смажем мазью и прихватим специальной фиксирующей повязкой, затем забинтуем. Думаю, что шрама не останется. Главное, пока не заживёт, руку не тревожить, чтобы края не расходились.

— Вон, — рыкнул Хайдар на остальных по-русски. Чертыхнулся, но переводить не стал. За него это сделал отец. Шир-Диль вышел последним, прикрыв дверь.

— Дарья, иди сюда, — позвала я испуганную девочку.

Та тут же прижалась к моим ногам, опасливо посматривая на мою руку:

— Тебе больно, Лиза?

— Нет, немного щиплет, — попробовала я успокоить малышку. — Сможешь сложить вещи обратно в шкаф?

Девочка опасливо глянула на мужчину, понимая, что требуется и его согласие. Тот кивнул. Когда ребёнок занялся работой и отошёл от нас, Хайдар крепче прижал меня к себе.

— Лиз…

— Сама виновата. Не стоило лезть. Можешь ремнём отлупить, я заслужила.

Он лишь вздохнул.

— Пойду, принесу нам ужин. Давай снимем это платье и наденем что-то более удобное.

Так как дело близилось к вечеру, самой удобной оказалась ночная рубашка.

Вернулся Сарбаз с аптечкой. Обтерев испачканную кровью руку и плечо куском бинта, мужчина наложил обещанную повязку. Болеть совсем перестало.

— Через несколько часов бинт лучше расслабить, — посоветовал Горыныч. — Чтобы не нарушить кровообращение. Утром сменим повязку и снова зафиксируем.

Он ушёл, уведя с собой Дарью, а другой мужчина собрался идти за ужином.

— Хайдар, — позвала я его.

Мужчина сел на край кровати.

— Да, Лиз?

— Зайди к Алии, пожалуйста… Она испугана и расстроена.

— Ей полезно, — буркнул он. — Меньше всякой ерунды в голову полезет. Даже Дарья до такого идиотизма бы не додумалась.

— Это не Алие придумала. Твои мачехи науськали, — стала я на защиту девушки. — Что она знает о моей стране? Ничего. Думает, что там медведи по улице ходят. Тем более она не может знать, что я могу сделать, а что нет. Она выросла в достатке, а ей, скорее всего уже сказали, что я бедна, как церковная мышь. Вот она и сделала собственные выводы.

— Это произошло потому, что я повёл себя с ней слишком мягко. Показал себя со стороны няньки трясущейся над каждым чихом вверенного ей чада, — не согласился мужчина. — А этот курятник? Полезли рыться по нашим вещам!

— По моим вещам. Они не ожидали, что мои и твои вещи будут лежать вместе. Скорее всего думали, что все твои вещи в спальне в мужской части дома, — предположила я. — Зайдёшь к Алие? Затем принесёшь ужин.

— Первый и последний раз, — раздражённо ответил мужчина, выходя из спальни.

Вернулся с ужином и клубникой, которую сказал не трогать, пока он не выйдет из душа. Когда мы поели, переставил блюдо с ягодами на кровать и стянул с меня рубашку.

— Хайдар, ты же не собираешься…

— Собираюсь. Слишком много у тебя скопилось энергии, сейчас направим её в нужное русло.

— Я не уверена…

— И не надо, — прошептал он, засовывая мне в рот сочную ягоду и накрывая сверху своими губами.

Он целовал меня каждый день, но в этот раз не стал сдерживать страсти. Поцелуй с привкусом клубники обжёг, твёрдый язык надавил на мой, вовлекая в любовную игру. Прервав поцелуй, толкнулся в мой рот своими пальцами.

— Оближи, Лиза, не жалей влаги.

Влажными подушечками стал нежно тереть верхушки моей груди, затем коснулся губами, а руки опустились ниже, отыскивая ещё более чувствительные места. Постепенно его губы тоже стали спускаться вслед за руками. Прошлись по животу, подарили несколько поцелуев гладкому холмику и накрыли клитор, посасывая и целуя.

Я застонала, когда он просунул прохладную крупную ягоду в разгорячённое лоно, начиная так понравившуюся нам когда-то игру. Жаркие воспоминания полностью стёрли реальность, заставив меня забыть, где я нахожусь. В эту ночь он снова был только моим, купая меня в так несвойственной ему нежности.

— Люблю тебя, Лиза, до безумия люблю, — шепнул на пике нашего общего наслаждения, заливая мой живот горячим семенем. Не стал кончать внутрь, решив повременить с ребёнком. Прислушался к словам врача.

Волновался.

Через две недели, гуляя со мной по саду, Сарбаз неожиданно взял меня за руку, переплетя свои пальцы с моими. Я остановилась, удивлённо глядя на него, изумлённая его касанием. Мы были одни, но, если кто увидит… Да и не свойственны подобные нежности этому мужчине.

— Лиза, я узнал чей вертолёт лежит в том ущелье.

Ещё в больнице я рассказала ему о том, что подумала, когда Дарья сообщила мне о лежащем внизу разбитом вертолёте. Я не спрашивала, можно ли узнать спустя почти тридцать лет о месте, где разбился отец и не просила этим заниматься. Несколько дней назад Сарбаз отвёз меня в полуразрушенные здания, всё ещё сохранившиеся на окраине Джелалабада, где когда-то размещались советские военные. Хайдар, естественно, тоже поехал с нами, но из машины не выходил, решая какие-то свои вопросы по телефону.

После этого мы не вернулись на виллу, а поехали дальше, вдоль реки Кабул. В месте, откуда открывается вид на её разлив, на специально оборудованной площадке для отдыха, на постаменте стоит танк Т-54. Как напоминание о войне 80-х годов. Как мне сказали, здесь любят отдыхать проезжающие водители. А ещё сюда часто приезжают с внуками и детьми участники обеих сторон того конфликта. Многие до сих пор не понимают, за что и почему их товарищи так и не вернулись домой.

Сегодня здесь тоже было многолюдно. Но почти все отошли в сторону, увидев, как из машин выходит группа вооружённых людей. Хотя увидеть здесь человека с автоматом — дело привычное.

Многие украдкой и с любопытством рассматривали нас. Хайдар на этот раз вышел из машины и пошёл рядом со мной. На нём была традиционная одежда из белой рубахи и штанов, на голову намотана чалма. На мне длинное и закрытое платье, украшенное вышивкой. Пальцы и запястья унизаны золотом. Надеть хиджаб меня не заставили, но Хайдар вновь замотал широкий шарф так, что видны были только глаза.

Лишь маленькие, чумазые дети бросились к нашим ногам, выпрашивая деньги. Сарбаз бросил им несколько афганей, затем громко шикнул и мелочь быстро разбежалась.

— Не похожа на ихнею, — донеслось откуда-то сбоку на чистом русском.

Я осторожно скосила глаза. Недалеко стояла пара: женщина и мужчина за пятьдесят. Видимо, тоже приехали к памятнику. Говорила женщина.

— Не смотри ты так, Тамара, — пропыхтел мужчина. — Не понравится им что, выстрелят без предупреждения.