Теперь все трое смотрят на меня с таким пристальным вниманием, что становится неуютно.

– Я… – замолкаю, опустив взгляд в пол. На этот раз ставки гораздо выше, цена ошибки может быть ужасающей! Сколько нас на Саленосе? Менсо, людей? Если эти трое просят о таком, значит, у них есть силы освободить всех? – Я постараюсь. Очень постараюсь!

* * *

Мы летим на небольшом, пятиместном флайере. Напротив меня сидит Хэлг: я сказала, что без него ничего делать не стану. Мы ведь договорились держаться вместе. Да и не хотела я, чтобы мужика запихали в какое-то гребанное убежище.

Удивляюсь, что у подпольщиков есть возможность пользоваться транспортом, но тот, с хриплым голосом – он сидит рядом – объясняет, что поселения на Саленосе слишком большие, чтобы эйнеры могли полностью их контролировать. Во многом жизнь здесь не изменилась, продолжает идти своим чередом, почти как до войны.

Хриплоголосого зовут Северский. Странное имя, но он ведь менсо, черт их знает, какие там традиции. Все так его зовут – просто Северский. Он говорит, что знаком с Андреем еще с Земли. Их Земли, менсианской.

– Я на несколько лет старше, но выросли мы вместе, в одном маленьком городке, Вельске. Это на севере России. Впрочем, что я тебе… Ты и не слыхала о наших странах, наверное.

– Вы знаете, что с вашей планетой?

Он кивает.

– Связь есть. Наша сеть работает, эйнеры не могут ее заглушить. И Земля еще сражается. Осаждена, но сражается. Вместе с солнечной осталось шесть систем, которые не захвачены.

– А сколько миров вы колонизировали до войны?

– Сорок три, если память не изменяет. Да, у вас больше, почти в два раза, но… Ты уж прости, скажу тебе сразу и откровенно – они захватили все ваши планеты. И вашу Землю тоже.

Никогда не искала в себе патриотизма, не обращала внимания на проблемы своей цивилизации, но сейчас мне почему-то обидно. Обидно до зубовного скрежета. Я смотрю в окно, на гигантские башни менсо, вспоминая большие города нашей Земли, которые видела только на картинках – Керлунг, Давеасфер, Кридель… Что с ними сейчас?

Город Саленоса не производит впечатление оккупированной территории. Плотное воздушное движение, бесчисленные огни светящихся окон, блеск рекламы и ярких, разноцветных голограмм. Город пульсирует жизнью, ни на секунду не дает усомниться, что сохранил свою силу.

Северской перехватывает мой взгляд.

– Это лишь видимость, – он поглаживает гладко выбритые щеки, – Саленос – образец нового эйнерского мироустройства. Каждый день приходит несколько кораблей, трюмы которых забиты вашими людьми – акци. И хотя здесь вы существа второго сорта, но только после самих эйнеров. У вас есть некоторая степень свободы. А менсо, как плохо совместимых, медленно выдавливают из всех сфер жизни. У нас забирают эту планету и отдают ее вам, но только при условии, что вы будете покорны эйнерам. И многие акци уже приняли такой расклад. В общем, сама понимаешь, что сейчас творится. Думаю, скоро нас заставят носить какие-нибудь знаки отличия.

В душе у меня бушуют противоречивые чувства: ненависть к эйнерам отступает на второй план перед разочарованием собственным народом. Как такое может быть? Ведь мы тоже свободолюбивая раса! Так почему смирились?!

– Уничтожить один только хаб – неправильная стратегия, – спокойно продолжает рассуждать Северский, – Мы еще не знаем, что случится, если устранить главного на Саленосе бионика, но я чувствую, что именно это правильный путь. Ну и хаб, конечно, тоже того...

Он задумывается на несколько минут, потом поворачивается ко мне, поднимает указательный палец.

– И мы должны не просто устранить альфа-бионика. Нам надо его захватить!

Флайер вываливается из общего потока, начинает снижение. Мы идем прямо на одну из башен, на уровне пятидесятого или шестидесятого этажа. Когда до здания остается совсем немного и я невольно сжимаю руками подлокотники кресла, замечаю, что одно из больших окон исчезает, открывая доступ внутрь. Машина снижает скорость, плавно ныряет в гаражное помещение. Открываются дверцы.

– Думаю, для подготовки нам понадобится несколько месяцев. На это время здесь будет ваша… – Северский с сомнением глядит на Хэлга, – ваша с ним резиденция. В катакомбах безопаснее, но для дела придется постоянно находиться в центре. И потом – в безопасности именно этого здания можно не сомневаться, наши люди держат его под постоянным контролем, чужих здесь не бывает.

Дверь из воздушного гаража ведет прямо в квартиру. Северский оставляет водителя с машиной, сам провожает нас в апартаменты.

– Две комнаты, кухня… Есть запас еды на несколько дней. Отдохните, а завтра я прилечу и тогда все обсудим.

Он провожает взглядом Хэлга, который уже осматривает комнаты. Подходит ко мне.

– Я знаю, еще рано, но, если, как ты говоришь, эти видения чаще случаются ночью, то, может, попробуешь... Прочувствовать, что ли. Вдруг да… Кхм. Ну ладно, мне пора.

Мы с Хэлгом стоим у окна, целиком заменяющего одну из стен, наблюдаем за отлетающим флайером. Вращающийся столб голограммы, то появляющийся, то исчезающий между нашей и соседней башней, отбрасывает на лица разноцветные блики.

– Здесь все другое. Такое огромное, яркое… Правда?

– Угу, – он покачивается с пяток на носки, засунув руки в карманы, – Непредусмотрительно с их стороны оставлять всю еду двум изголодавшимся. Распечатаем холодильник?

– Хочешь загнуться?

Толкаю его на диван.

– Вер, ты чего?

– Молчи.

Я ничего не чувствую к этому человеку, разве что благодарность за поддержку. Но мне нужно отвлечься, забыться. И я не знаю – что будет с нами завтра?

В голове все еще слова Северского – "может попробуешь". Да пошел ты!

Обнимаю Хэлга, прижимаюсь теснее.

– Я не думаю, что… – он пытается отстраниться, но чувствую – уже сам завелся, – Ты и я… Мы не настолько… Ох, мать…

– М-м-м…

– Да!

Мне не нужны видения, я хочу лишь покоя. Но видения приходят сами, являются мне пульсирующим образом огромного города, расстилающегося у подножия башни… В одной из ее квартир мы наконец засыпаем, устав от долгой, сладкой борьбы друг с другом… И тогда город вползает в мое сознание переплетением энергетических линий, каналов связи… Не могу ухватиться ни за один из них – каналов слишком много, информационные потоки накладываются друг на друга, мешают, перегружают разум.

– А?! – я вздрагиваю, открываю глаза, приподнимаясь на левой руке.

Одеяло сползло на пол. Хэлг лежит рядом, смотрит на меня. Наверное, он занавесил ночью окно, стараясь хоть как-то отгородиться от железобетонно-стеклянного мира, шумящего снаружи. Но это не помешало миру забраться в мой мозг.

– Кто такой Андрей? Я слышал имя, ты несколько раз называла его, когда разговаривала с Северским, – Хэлг нежно гладит рукой мое бедро.

Нахмурившись, я вскакиваю с постели, одеваюсь. Мне немного стыдно за то, что случилось ночью, за свою сиюминутную слабость.

– Я работала с Андреем.

– Работала?

– Да, мы искали хоть какую-то информацию об уязвимости эйнеров.

– То есть ты, человек, работала на менсо?

Передергиваю плечами – мне почему-то неприятен этот разговор.

– Все получилось случайно, меня никто не вербовал. И, слушай, давай не будем об этом.

– Как скажешь, Вер. Просто я никогда еще не был втянут в чертовы шпионские игры!

Он тоже вскакивает с кровати, потягивается. Я разглядываю его обнаженное тело: Хэлг, конечно, не ровня атлетичному Андрею. Он среднего роста, чуть выше меня, и живот у него не такой плоский, как хотелось бы. Но телосложение крепкое.

– Посмотрю, что можно приготовить на завтрак, – я оставляю его в спальне одного, отправляюсь на кухню.

Мы молча пережевываем яичницу, заедая ее хрустящими тостами. И, хотя у меня давно не было такого завтрака, вкус еды ускользает, теряется на фоне переживаний, воспоминаний, мыслей о том, что нам еще предстоит. К тому же я невольно стала презирать поглощение еды ради наслаждения вкусом.