Через час и стрельба становится более редкой, доносящейся откуда-то издалека. Мы не смогли. Сжимаю кулаки, чувствую, что хочется заплакать, но не могу. Наверное, я очерствела.

Спускаюсь, выхожу из дома. Вокруг никого, только бездыханные тела. Автоматически, почти не соображая, ищу магазины к своему оружию, подбирая вместе с ними и пистолет – пусть будет. Куда идти? Где единственный на этой планете дорогой мне человек, я не знаю. Даже не могу сказать – жив ли он. Бежать? Возвращаться в горы, к Киару и остальным? Рэк сказал, что они упустили нас в предгорье. Значит и в горах будут искать. Может не сразу, но найдут. Внутри периметра, окруженного стеной, теперь тоже нельзя. После восстания эйнеры превратят оккупированную территорию в сплошной концлагерь!

Только сейчас понимаю, что иду к космопорту. Вспомнились слова Андрея: “если вдруг наши планы пойдут наперекосяк, тебе нужно быть готовой к тому, что попадешь в одну из групп живого товара”. Но я еще свободна и у меня есть оружие! Я запросто могу прихватить на тот свет нескольких врагов и уж конечно не попаду ни в какую группу живого товара! Случайно не попаду.

Мысль настолько ужасает меня, что я роняю автомат, сажусь на тротуар, прислонившись спиной к стене дома. Поднимаю голову, смотрю на проступающие в небе звезды. Бежать с планеты? Зачем?

“А вот зачем. Может статься, что никто, кроме меня, не знает столько про эйнеров! Про Некрополь, склепников, которых не большинство, как мы думали, а едва ли не половина, ведь восстание подавили именно они – те, которые со страхом в глазах. В отличие от Рэка, Зуна и им подобных, они на самом деле боялись смерти, но вынуждены были выступить против нас, потому что склепников мы отключили. Бионики. И есть среди них кто-то главный. Именно поэтому я должна бежать с Расцветающей. Чтобы вывезти отсюда информацию! Это именно то, зачем мы с Андреем пришли в город”.

Я много раз бывала на территории космопорта, знаю, с какой стороны лучше зайти, чтобы не заметили. Автомат с пистолетом, конечно, выбрасываю: куда теперь с ними, только внимание будут привлекать.

Тучи затягивают небо, издалека доносятся раскаты грома, сменяющие грохот и стрельбу захлебнувшегося восстания. В воздухе пахнет свежестью и прохладой.

Преодолев линию ограждений, оставшихся с прежних времен, я оказываюсь на одной из дорожек, густая сеть которых оплетает огромное взлетно-посадочное поле. Транспортные корабли видны издалека, не заблудишься. Да и гомон толпы, загнанной в разделенные на квадраты отстойники, дает понять, в каком направлении двигаться.

Главное незамеченной влиться в толпу, но это не так-то просто: несмотря на то, что охрана здорово поредела, вокруг отстойников достаточно эйнеров – какие на ходоках, а какие и на носителях. Я осторожно пробираюсь вдоль проволочного забора, каждый раз останавливаясь и приседая, когда мне кажется, что один из охранников смотрит в мою сторону. Уже достаточно темно, а освещается только та часть терминала, где идет погрузка и это здорово выручает.

Улучив момент, подтягиваюсь, уцепившись левой рукой за толстую проволоку. Перевалиться на ту сторону… Перебежать к краю отстойника… Замереть еще на одно мгновение… Вот сейчас охранник отвернется и тогда…

Я вдруг понимаю, что знаю его. Черт побери, конечно знаю! Но как он здесь оказался? Видимо, многих носителей забрали у хозяев, передали в космопорт, чтобы хоть как-то залатать бреши в охране. Профиль Грига я не спутаю ни с чьим другим! Да я бы его и с затылка узнала.

В этот момент ворота со скрежетом отъезжают в сторону, на корабле-транспортнике начинает опускаться аппарель. Медлить больше нельзя! Ну когда же ты отвернешься?! Григ, словно услышав мои мысли, поворачивается и смотрит прямо на меня. Вряд ли он видит лицо, в темноте можно разглядеть лишь фигуру человека. Кладет руку на рукоять портативного импульсатора, повисшего на ремне.

Жаль… Жаль, что выбросила свое огнестрельное хозяйство! Надо было хоть пистолет оставить. Я делаю шаг вперед, не особо надеясь, что смогу справиться с этим верзилой, да так, чтобы не привлечь внимание остальных.

Еще один шаг. Теперь уж он, верно, видит мое лицо. Удивленно приподнимает подбородок, снимает с пояса эйнерское оружие. Метров пять между нами, не больше, но даже их я преодолеть не успею.

Григорий медленно отворачивается, отходит подальше, будто для того, чтобы с другой стороны подгонять замешкавшийся живой товар. Этих секунд мне достаточно, чтобы проскользнуть через линию охраны, присоединиться к толпе. Уже поднимаясь по аппарели, я оборачиваюсь, вытягиваю шею, чтобы через головы остальных рассмотреть высокую, плечистую фигуру. И мне кажется, что Григ прикладывает руку к голове, салютуя транспортному кораблю. А может, кому-то из людей, поднимающихся на борт.

Тяжелые створки гермоворот с лязгом закрываются. Люди вокруг напуганы, слышатся стоны отчаяния, ругательства… Я прохожу вперед, через шесть совмещенных контейнеров, в которые живой товар загрузили, как скот. В дальних отсеках народу поменьше, потому что люди инстинктивно стараются держаться ближе к выходу. Но у меня предрассудков нет: если что-то случится, погибнут все, выскочить никто не успеет. Поэтому иду туда, где больше свободного места. По пути замечаю, что вдоль стен есть краны со значками питьевой воды. Все-таки нас хотят доставить живыми!

Из-за толстых стен доносится вой предстартовой сирены, под ногами что-то вздрагивает, вызывая у самых пугливых крики, приступы паники. Я сажусь на пол, хватаюсь за первый попавшийся выступ. Противоперегрузочными креслами нас никто не снабдил и я лишь надеюсь, что ближе к границе атмосферы включится искусственная гравитация, иначе полет будет совсем непереносимым!

Гул и вибрация усиливаются. И вот – толчок, как в огромном скоростном лифте! Ускорение валит на пол тех, кто еще не додумался сесть. Я закрываю глаза, начинаю про себя считать секунды. До выхода на орбиту минуты три, может быть четыре. Сначала наваливается тяжесть, так, что кажется, будто потеряешь сознание. Потом она уменьшается, уменьшается, в какой-то момент понимаешь, что вот-вот оторвешься от пола и взлетишь. Но тогда в чреве корабля с глухим стуком замыкаются цепи искусственной гравитации. К каждому из нас возвращается его естественный вес. Все! Дальше будет только гул вентиляторов в воздушных шахтах, да равномерный звук от работающих где-то за кормой двигателей.

– Вода есть, а жрачки нет, – ворчит сидящий рядом мужчина, – Интересно, куда летим?

– На Саленос, – отвечаю я, снова закрывая глаза. Каркас на спине позволяет прижаться к холодной стенке, не опасаясь, что это навредит швам. Спасибо хирургу.

– Откуда знаешь?

– Знаю. Ближайшая большая колония.

– Так она же менсианская!

Открываю глаза, поворачиваюсь к мужчине.

– И что? Была когда-то менсианская, стала эйнерская. Теперь все эйнерское…

– Это да, – соглашается он, – Ну, значит лететь дня четыре.

– Бывал что ли там?

– Нет, но сколько лететь – знаю. До войны пилотом был, гражданским. На чем-то вроде этого скотовоза гонял.

Я приглядываюсь к нему внимательнее. На вид лет сорок, может чуть меньше. Моего роста, круглолицый, с короткой стрижкой. Во взгляде простота и доверчивость. И, хотя сама я уже привыкла никому не доверять, подсаживаюсь чуть ближе, спрашиваю:

– Большая на корабле команда?

Он усмехается.

– Нет никакой команды. Автоматический грузовой модуль. Ну, экипаж, конечно, у него может быть. Но тогда сверху бы челнок торчал. А его не было. Я видел, когда грузились. Да и какая разница? Ты зачем спрашиваешь? Хочешь корабль захватить?

Мужчина смеется – заливисто, искренне, а я смущенно отворачиваясь.

– Раз экипажа нет, а ты пилот, то почему бы и не захватить?

– Чего захватывать-то? – он смеется еще сильнее, – Ни рубки, ни фига! Бортовой комп в двигательном отсеке, не подберешься!

Вытирает слезы, успокаиваясь, мотая головой.