– Я… Не могу… Не в праве…

– Скоро здесь будут другие люди, которые отключили всех этих мразей. Хочешь, чтобы они спросили, почему я еще в цепях?

Он трясущейся рукой достает ключ, смотрит сначала на своего хозяина, глаза которого продолжают гореть красным, но он лежит на полу и не подает никаких признаков жизни, потом на другого парня, носителя Рэка, и, решившись, расстегивает мои кандалы.

Мгновение я потираю органическое покрытие на своих запястьях, потом замечаю нечто, от чего – знаю – в глазах у меня появляется злая искра. Я выхватываю из-за пояса носителя Рэка пистолет. Да, у моего бывшего хозяина слабость к огнестрельному оружию! Снимаю с предохранителя, передергиваю затвор. Грохот выстрелов, следующих один за другим, отражается от стен комнаты и закладывает уши, оба парня испуганно закрывают головы, пятятся подальше от меня. Когда патроны заканчиваются, я еще несколько раз щелкаю спусковым крючком. Перевожу дыхание, разглядывая металлические останки Рэка. С ненавистью сплевываю на него и, наклонившись, процеживаю сквозь зубы:

– Если снова оживешь, я опять тебя убью!

Толкаю дверь, которая, со скрипом распахнувшись, пропускает солнечный свет, струящийся через пыльные окна. Оборачиваюсь.

– Запасной магазин.

Парень протягивает мне два магазина. Я убираю их в карман, пинаю валяющуюся на полу “панду”.

– На тебя патроны тратить жалко. А вы, двое, валите из города. Чем быстрее, тем лучше.

По коридору, мимо галереи из высоких окон с ажурным плетением… Поворот, еще один… Через светлый зал, бывший когда-то зимним садом… Господи, когда этот дом закончится?! Пинаю ногой двустворчатую дверь, из которой со звоном вылетают несколько квадратных стекол. Свет! Воздух! Я набираю полную грудь вонючего городского воздуха, закрыв на миг глаза и подставив лицо солнечным лучам. Живая…

* * *

Где-то среди городских кварталов слышны щелчки выстрелов. Сначала одиночные, потом все более частые, переходящие иногда в стрекот автоматов. Не обращая внимания на боли в спине, я бегу туда, к звукам пальбы. Теперь на все плевать! Я не собираюсь уходить из города, пока это не закончится! Пока мы не раздавим их, или…

Слышно, как в сухой кашель огнестрелов вплетается жужжание энергетических импульсаторов. Возможно, эйнерское оружие захватили повстанцы, но наверняка есть и уцелевшие хозяева. Андрей же говорил, что среди них должна быть малочисленная группа, не завязанная на хаб. И еще у меня из головы не выходят слова “панды” – альфа-бионик… Кто это? Чем он управляет? Могу ли я найти его так же, как нашла хаб?

Израсходовала еще один магазин, уничтожая валяющихся на улице эйнеров. Иногда они лежат в одиночестве, но чаще рядом растерянный носитель, которого приходится прогонять. Оставшийся запас патронов решила сберечь на крайний случай.

Перестрелки становятся все более ожесточенными и многочисленными. Несколько раз я слышу звуки взрывов, над городом поднимаются столбы черного дыма. “Где же Андрей? Как мне найти его?” Я останавливаюсь на минуту, снова закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Исчезнет ли контакт с эйнерской сетью после удаления энергоблока? Но во мне еще их импланты. Пусть это вкусовые рецепторы, но они интегрированы в нервную систему, и, похоже, именно они стимулировали мои возможности подключения.

Нет, ничего не чувствую. Какой-то хаос эмоций, которые могут быть и моими. Двигаюсь дальше. Сначала нужно найти Андрея, это главное! Я иду в сторону ближайшего сражения. Кажется, вся агломерация охвачена боевыми столкновениями и к концу дня каждый район будет пылать.

Со стороны космопорта доносится знакомый гул. Я вижу, как один за другим поднимаются три транспортных корабля. Спасаются бегством? Скорее спасают имущество, сами бы они не успели за это время собраться в порту. И я даже догадываюсь, какое имущество. Скрипнув зубами, ускоряю шаг.

Через два квартала я натыкаюсь на группу испуганных людей. Они безоружны и бегут прочь от выстрелов. Кто-то пытается схватить меня, увлечь за собой, но я брезгливо отдергиваю руку. Только не отступать! Не прятаться!

Бой идет на параллельной улице. Я стараюсь определить – где свои, где чужие. Это нетрудно: только такие странные типы, как Рэк, любят человеческое оружие, остальные эйнеры предпочитают свое. Выскакиваю из-за угла здания и короткими перебежками, пригибаясь, мчусь к импровизированной баррикаде, созданной из перевернутого вагончика с надписью “Хлеб, чистая вода”. У самого укрытия успеваю подобрать автомат: его выронил пожилой мужчина, лежащий рядом, в пропитавшейся кровью футболке.

– Ты еще откуда?

На меня обращают внимание, но не дольше, чем на секунду. Стрельба продолжается. Кто-то кричит “вперед!” и все срываются с места, обходят вагончик, не прекращая вести огонь. Вонь помоев перебивается запахом пороха, гари, и чего-то еще – наверное, самой смерти. Толпой движет ненависть и это чувство захватывает, подгоняет, убивает в тебе страх.

Мы останавливаемся только тогда, когда понимаем, что нам уже не отвечают. Жужжание импульсаторов стихло, на мостовой лежат около десяти ходоков со своими хозяевами, измочаленными от пулевых попаданий. Не спасли даже бронелисты. Я замечаю, что один эйнер еще шевелится, пытается выбраться из-под тяжелой конструкции ходока. Подхожу ближе, направив на него ствол автомата. Странно, его глаза не светятся красным. Обычные окуляры маленьких камер. Он переводит их с меня на свои застрявшие конечности и обратно, суетливо дергается, пытаясь вырваться. Наконец ему это удается и существо из металла отползает к стене здания, “украшенной” многочисленными попаданиями пуль. Остальные повстанцы тоже заметили его, окружили. Эйнер смотрит на нас затравленно. Я никогда еще не видела столько ужаса в этих тварях, столько страха за свою жизнь. “Бессмертный?”

Кто-то успевает выстрелить раньше меня. Оглянувшись, я замечаю знакомое лицо: это старик, работавший на Зуна в конторе. Он проверяет – все ли кончено с врагом? Коротко кивает.

Мы уходим на запад – туда, откуда доносится самая ожесточенная стрельба. Около полусотни человек, не все из них вооружены, у некоторых просто тяжелые ключи, куски арматуры.

– Откуда оружие? – спрашиваю у старика.

– Мое, – сухо отвечает он, – Остатки полицейского арсенала, я там работал. Три года хранил, ждал…

– Вы Андрея не видели?

Отрицательно качает головой.

– Он тоже схроны знал. И не он один. Откуда, думаешь, такая пальба? Где-то там сейчас твой Андрей, – указывает вперед, на зарево пожаров, бликующих на вечернем небе.

Позади снова грохот – взлетают еще два корабля. Я останавливаюсь, провожаю их взглядом.

– Сволочи… Нам бы туда сейчас, а? Остановить отправку. Людей же увозят!

– Там свои стрелки должны быть. А нам везде не поспеть. Вот определили направление и идем. Тут уж недалеко осталось, сама слышишь.

Действительно, выстрелы становятся громче. Невозможно понять, что сейчас происходит на оккупированной территории, кто одерживает верх, кто проигрывает. Но с каждой минутой сомнения одолевают меня сильнее и сильнее. Не может быть такого побоища, если нам сопротивляется лишь малочисленная группа!

Все переворачивается в один миг. За очередным перекрестком мы встречаемся с отступающими повстанцами и почти сразу замечаем, как сбоку, с соседней улицы, по нам открывают огонь. Эйнеры вдруг оказываются повсюду! Крики, зеленые вспышки импульсов, падающие тела… Отступление превращается в беспорядочное бегство.

Я забегаю в подъезд многоквартирного дома, поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж. Осторожно выглядываю из окна… Все! Я в тылу. Мимо здания лавиной проходят несколько десятков ходоков. Управляющие ими эйнеры без жалости расстреливают всех, кто попадается на глаза.

Внизу с грохотом выламывают двери, поднимаются наверх, перебирая металлическими лапами. “Что ж… Может, это конец”. Направляю автомат на лестничный пролет. Но шаги замирают на втором этаже. То ли эйнерам некогда обыскивать все здание, то ли они уверены, что выше второго никто убежать не успел. Тяжелая поступь снова удаляется, стихает.