— А вы подготовились, Михаил Юрьевич. Ещё и сына моего смогли себе заполучить. То-то я смотрю, Андрей из личных архивов рода не выходил сутками. Для вас информацию искал. Вы — хороший манипулятор, несмотря на свой возраст.

Император усиленно анализировал информацию. Но её было столько, что Пётр Алексеевич невольно сворачивал не в ту плоскость.

«Неужели моя семья, ради которой я пошёл против бога покровителя, меня предала? Сперва сестра, теперь сын…»

А Комарин, будто читая его мысли, продолжал плести сою паутину:

— Вы забываете, что ваш сын, как и ваша сестра, обладает выдающимися аналитическими способностями. Я бы их даже считал некой ветвью магии разума. Андрей, прежде чем вступить со мной в партнёрство, провёл свой анализ исключительно в разрезе пользы роду Кречетов и империи в целом. Выкладки вы видели, но почему-то отчаянно не хотите принимать их в расчёт. Ваш же сын считал это направление сотрудничества настолько приоритетным, что прошёлся по грани кровной клятвы, лишь бы договор о сотрудничестве был скорее заключен.

— Что не отменяет преследования вами ваших личных интересов.

— Естественно, — Комарин даже не стал отпираться. — У нас с вами сейчас похожая ситуация, мы одновременно являемся и главами государств, и главами родов и вынуждены учитывать интересы всех возглавляемых общностей к общей выгоде. Проблема только в том, что, по зрелому размышлению, оказалось, что из всей семьи Кречетов мне удобней всего вести дела с Андреем, ведь он никаким образом не интересует вашего покровителя.

— У вас есть какие-то разногласия с Кречетом? — тут же напрягся Пётр Алексеевич.

— Это у вас есть с ним разногласия, причём такого плана, что мне пока и не снилось. Боги очень не любят, когда их игрушки вдруг решают выказывать неповиновение. Вам ли не знать? Как вы думаете, как Кречет отреагирует на очередное неповиновение его воле на этот раз от вашей сестры? Или какие последствия вас ждут, если Орлан узнает, что его вира посмела ускользнуть из рабства и счастливо жить в другом мире? Вы готовы за полгода до смерти развязать войну родов или вернуть сестру рабыней в Японию?

— Я не отец, я всё решу миром, — возразил Пётр Алексеевич, сам не очень-то и веря в собственные слова.

— В один непрекрасный момент Софья вновь бесследно пропадёт, и с кем вы и что будете решать? Думаете, что сможете договориться с богами? — Комарин грустно улыбнулся. — Когда-то баронесса Комарина сказала мне одну вещь. Нельзя договориться с противником, если вы находитесь на разных ступенях иерархической лестницы. Тебя попросту не рассматривают как сторону. Если вы захотите договариваться с богами, вам самому нужно стать богом. И то, как показала практика, это не гарантия, что с вами будут считаться. Наш с вами пример тоже весьма показательный. Вам плевать, сколько раз я помогал и спасал членов вашей семьи. Вам без разницы, что где-то я стал императором, для вас я не более чем малолетний выскочка и должен знать своё место. Кречет вас воспринимает так же, демонстративно указывая на ваше место.

Пётр Алексеевич злился, ведь умом понимал, что мальчишка всё говорит правильно. И про иерархию, и про восприятие. Ситуация с сестрой и вовсе была за гранью фола. Для этого мира Софья умерла. Если Орлан или Кречет узнают, что она жива, предсказать последствия император не брался. Против богов они никто. Мало кто из высших сущностей вообще удостаивал внимания своих последователей, не говоря уже о помощи. Но вот наказывать в назидание они любили и не забывали, что и продемонстрировал ему Кречет.

В моменте с Комариным всё было одновременно просто и сложно. С одной стороны, нужно было начать воспринимать бывшего вассала как равного. На этом можно было выстроить выгодное долговременное сотрудничество, судя по выкладкам Андрея. Но, с другой стороны, восемнадцатилетний сопляк — император, партнёр?

Не смешите. Хотя… вот что-что, а реальный возраст в случае с Комариным никогда не соответствовал его образу мыслей и поведению. Сейчас с сединой на висках, неизвестно откуда взявшейся, он выглядел старше.

— К чему вы ведёте? Говорите прямо.

— Поскольку до союзного договора между нашими странами нам, как до Японии раком, в целях безопасности я хочу, чтобы вы добровольно дали разрешение ментатору вычистить воспоминания о моей коронации и о встрече с сестрой. Андрей Петрович слишком поторопился, приведя вас на церемонию.

Предложение было высказано. Причём весьма толковое и щедрое, способное защитить не только Комарина, но и Софью. Пётр Алексеевич прекрасно осознавал, что его отказ не принесёт ни роду, ни империи никаких выгод, к тому же вызовет дополнительный гнев бога-покровителя и создаст угрозу для сестры. Комарин же предлагал вернуть их отношения к шаткой точке равновесия, достигнутой после предотвращения покушения племянником.

— Могу я дать ответ после общения с сыном и сестрой?

— Можете, — с пониманием кивнул Комарин, вставая с кресла, — но не затягивайте. К сожалению, дефицит времени не только у вас.

Про дефицит я не шутил. Если Пётр Алексеевич упрётся, то до малого божественного совета мне ещё предстояло постараться нахеровертить что-то с его памятью.

Беседа императора с родными продлилась без малого два часа. За это время Агафья успела исправить защиту, Райо — провести семью обратно, Густав — получить вводные на случай работы с императором, а мы с Ольгой, Светланой и Тэймэй придумать кое-что для влияния на память Петра Алексеевича, если тот упрётся. Как оказалось, простенький конструкт иллюзии с привязкой на крови, помноженный на божественную эмпатию и зафиксированный на состояние сна, создали вполне себе рабочий конструкт калейдоскопного кошмара.

— Он просмотрит реалистичный сон из событий прошлого, вызвавших сильнейшие эмоции. Иллюзия добавит туда элементов абсурда, на фоне которых события последней ночи не будут выделяться.

Мы даже успели опробовать изобретение на парочке добровольцев, когда из палаты вышел Андрей, сжимая в руках папку для бумаг, и сообщил:

— Вызывай ментатора, отец согласен.

Пока Густав отправился в палату к Петру Алексеевичу чистить опасные воспоминания, Андрей Петрович опустился на скамейку рядом с нами и протянул мне папку:

— Это он просил передать тебе. Пришлось с Райо в Кремль мотаться и в родовое поместье, пока всё отыскали.

Я открыл папку и принялся просматривать документы. Часть из них была на гербовой бумаге, ещё часть уже была завизирована императорской магической печатью и имела гриф «Совершенно секретно». Чем больше я читал, тем больше приходил в недоумение. Он вообще с семьёй общался? Это же ещё надо было успеть написать столько от руки.

— Что там? — осторожно полюбопытствовала Ольга.

— Прежде чем стереть себе память, Пётр Алексеевич подписал трёхсторонний договор о создании специальной ведомственной зоны на наших землях. Участниками в равных долях стали Комарины, Кречеты и Эсфесы. Кроме того, на территории зоны расположится посольство Сашарской империи. Со стороны Российской империи уполномоченным послом назначен Его Императорское Высочество Андрей Петрович Кречет.

— А не получится ли так, что эти бумаги потом признают недействительными? — уточнила Светлана. — Он же не будет помнить, как их подписывал.

— Нет, — возразил Андрей, — мы поэтому и носились в Кремль за специальным артефактом. Им подобного рода документы визируют. Везде есть магический оттиск. К тому же моя дублирующая подпись стоит.

— А почему нам выделили две трети, а Кречетам — лишь одну? Не верю я в подобную щедрость, — тихо отозвалась Тэймэй, просматривая документ у меня из-за плеча.

— И правильно делаешь. Мы отдаём земли Земельно-Удавовых под застройку научными лабораториями и гарантируем отсутствие подобных договоров с другими родами. Иными словами, договор эксклюзивен. Иных компаньонов в этом мире у Сашарской империи не будет.

Я просматривал бумаги и вдруг рассмеялся. Кажется, мои слова сыну оказались пророческими.