— А у меня гость, вот и постеснялся в гости заходить. Света, познакомься — это Максим. Максим — это Света. Максим — старший брат одного из моих учеников. А Светлана — нимфа коммунального общежития номер десять.

— Надеюсь, что номер относился к общежитию. — прищуривается Светлана, присаживаясь к столу и глядя на то, как Максим чистит картошку: — и ты не имел в виду, что я — десятая по счету нимфа в твоем черном сердце, Полищук!

— Как можно… — обижается Виктор: — в моем сердце ты всегда номер один! Вернее — сперва мама, потом — коммунистическая партия Советского Союза, потом заветы двадцать седьмого съезда ЦК КПСС, потом пятилетка, а уже потом…

— Вот скотина. — беззлобно ударяет его в плечо Светлана: — а ведь я поверила что я у тебя в сердце номер один. Но куда мне с мамой конкурировать…

— Светка, ну где ты! — в кухню врывается Марина: — ой, Вить, привет! Светка, где у тебя кассеты с ЭйСи ДиСи? У меня Наташка на работе просила дать послушать…

— В шкафчике, том что синий. Сразу внизу, слева. — отвечает Светлана: — а к Витьке парень пришел. Максимом зовут. Смотри какой красавчик. Максим — это Марина, она не замужем и в активном поиске.

— Светка! Ты чего⁈ Дура! — машет на нее руками Марина и поворачивается к остолбеневшему Максиму: — меня Мариной зовут! Не обращай на нее внимания.

— А… ээ… у меня девушка есть. — невпопад отвечает Максим.

— Дура ты Светка! — говорит Марина и убегает, спрятав лицо в ладонях.

— Врешь же. — уверенно говорит Светлана, глядя на парня: — была бы у тебя девушка, ты бы на кухне с Витькой не сидел бы.

— Была. — тут же поправляется Максим: — но мне больше не нужно. Я посвятил себя спорту. А все эти ваши женские штучки мне без надобности, что я не знаю, что ли как все бывает?

— Ну-ка, ну-ка. Интересно, и как это все бывает? — Светлана подается вперед, и Виктор замечает, что тонкое ситцевое платье у нее на груди от этого движения натягивается, четко обозначая ее грудь. Сглатывает комок в горле и отворачивается. Нельзя, Виктор, думает он про себя, вот никак нельзя. Светлана девушка серьезная, туда только с серьезными намерениями… а так — только отношения испортишь.

— Су гайнышь керак! — на кухню вбегает Самира в своем вечном цветастом халатике: — Светочка! Алтынгуль юундым!

— Конечно поставлю. — кивает Светлана: — сейчас воду вскипячу, ты давай свою бутылочку сюда. — она забирает из рук у Самиры бутылочку и резиновые соски и тут же ставит на плиту небольшую кастрюльку.

— Спасибо, Светочка! — Самира тут же убегает, а откуда-то из коридора раздается крик младенца.

— Все-таки молочная кухня у нас из рук вон плохо работает. — ворчит Светлана, положив бутылочку и соски в кастрюлю с водой: — а вообще все эти вещи кипятят только с первым ребенком, а потом… здоровее будет если соску с пола подберет. Принцесса Алтынгуль первый ребенок, вот потому Самира так с ней носится. У меня вон, шестеро братьев и сестер, а я — старшая. И никто не болел… то есть болели конечно, но то если скажем там на санках катались и под машину попали или с гаража прыгали и ногу сломали…

— Серьезно? Под машину? Все в порядке с твоими братьями?

— Под машину сестра попала. При рождении нас было двенадцать, а потом осталось шесть. Остальных мы съели. Чистый дарвинизм, выживает сильнейший. — серьезно сказала Светлана, увеличивая огонь под кастрюлькой.

— Света, ты хотя бы предупреждай, когда шутишь. — говорит Виктор, прекратив нарезать лук. Поднимает доску и становится рядом с ней: — а то Максим возьмет и поверит, что такая красивая девушка — каннибал. — одним движением ножа он сбрасывает нарезанный лук в сковороду. Раздается громкое шипение, Светлана отпрыгивает с ойканьем и попадает прямо ему в руки, он едва нож успевает обратным хватом взять.

— Извини. — говорит он и накрывает сковороду крышкой: — нужно было сразу сказать, что сейчас шипеть будет.

— Отпусти меня, Полищук. — девушка убирает его руки, впрочем, делает это не грубо, а скорее мягко: — распустил свои… грабли. Привык там у себя в школе старшеклассниц мацать за всякие места…

— Витька не такой! — подает голос Максим: — он спортсмен!

— Здравия желаю! — в кухонную дверь протискивается мужчина в милицейском кителе и в фуражке, при виде которого Максим тут же напрягается, даже слегка привстает с места.

— Гоги Барамович! — приветствует соседа Виктор: — а где Наташа? Как в театр сходили?

— Театр — это мой друг томление разума и суета сует, панимаешь! — слово «панимаешь!» Гоги произносит с нарочитым грузинским акцентом, делая такой жест, будто ввинчивает вверх указательный палец — штопором: — но лишь одно может меня примирить с Грибоедовым — это стопка коньяка с ломтиком лимона в театральном буфете. Тут вся соль в том, чтобы не дожидаться антракта и… Светочка, привет! А гдэ Марина? Вас Батор искал!

— Проходу от него нет! — вздыхает Светлана: — добрый вечер, Гоги Барамович. Может хоть вы ему скажете что я не заинтересована в сердечных отношениях прямо сейчас?

— Нэт, это уж увольте, гражданочка. — Гоги проходит на кухню и сует свой нос в сковородку, втягивая аромат жаренного лука на сале: — В сердечных делах советская милиция полномочий не имеет. А имел бы — так я бы первым делом свою Наташку арестовал!

— Чего⁈ — на кухне появляется тургеневская девушка с русой косой через плечо, она упирает руки в бока: — что ты там сказал, Зурабишвили?

— Я говорю, что если бы советская милиция имэла полномочия в делах сердечных, то я бы первым дэлом тебя арэстовал, дорогая! Потому что нэльзя такой красивой быть! Украла сердце бедного джигита — это же преступление!

— Ну… если так… — девушка сразу теряется и даже как-то меньше в размерах становится: — вот умеешь ты меня умаслить, Зурабишвили… все, хватит тут людям мешать, пошли спать. Время позднее, завтра всем на работу.

В коридоре слышен далекий крик младенца. Гоги — поднимает крышку кастрюли и ворочает своими усами над кипящей водой с бутылочкой и двумя резиновыми сосками.

— Опять пуглджох? — роняет он: — а где Нурдин этот?

— Да кто ж его знает? — пожимает плечами Виктор: — наверное снова в карты с дружками играет, а Самира одна с ребеноком и пуглджох.

— Эээ… чени ди да мотхр шишевицэ… — качает головой Гоги и достает из кармана бумажник, вынимает пять рублей одной купюрой и кладет на стол: — Свет, нэ в службу, а в дружбу — это от меня, да. И когда же этот Нурдин наиграется…

— Кстати, — Виктор полез в карман и вынул оттуда смятую купюру: — да, давайте как в прошлый раз, типа касса взаимопомощи нашего общежития.

— А у нас с Маринкой пока денег нет, заплата только на следующей неделе. — грустит Светлана, собирая деньги и пряча их в карман: — но я передам Самире. Ребенку кушать нужно, а этот Нурдин…

— Чени ди да мотхр шишевицэ этот Нурдин. — выражает свое мнение Гоги: — его бы в камеру на пятнадцать суток, да Самиру жалко.

— А… у меня только рубль есть. Вот. — говорит Максим и протягивает купюру Светлане: — возьмите.

— Ты ж не из нашего общежития. — хмыкает Светлана, но купюру забирает: — ладно, значит чуть больше будет. Кашу маслом не испортишь.

— Алтынгуль сегодня такая голосистая. — Наташа дергает Гоги за рукав: — ну, пойдем уже! Разве не хочешь… — и она встает на цыпочки и что-то шепчет ему на ухо. Гоги расплывается в улыбке. Наташа — краснеет и стремительно убегает с кухни. Гоги — оглаживает усы и подбоченивается.

— Я бы с вами еще остался, посидел. — говорит он: — но… обстоятельства. Гхм… обстоятельства.

— Иди уже. — машет на него Светлана: — знаем мы какие у вас с Наташкой обстоятельства. Мало нам тут младенцев в коммуналке. Имей в виду, Гоги, я с твоим нянчится не намерена! У меня вся жизнь так прошла! Никакой личной жизни, одна общественная! Это как в анекдоте про партийное собрание!

— Каком же? — останавливается в дверях Гоги.

— А это когда партийное собрание после работы на заводе и женщины такие — у нас дети, их нужно кормить. Председатель разрешает, мол у кого дети — пусть идут домой. Ну они собираются и уходят и тут председатель — Петрова! А ты куда? У тебя же детей нет! А она ему и говорит — так если я с вами буду так сидеть у меня никогда их не будет!