— Тетя Глаша, спасибо большое, что посидели с Алтынгуль. — на кухню заходит смуглая девушка в цветастом халате, ее голова схвачена таким же цветастым платком: — а то Нурдин на работе задержался, а продуктовый до восьми открыт. Нурдину на предприятии выдали по распределению, а я мне все равно нельзя. Вот, возьмите пожалуйста. — и девушка кладет на стол коробку шоколадных конфет. Катька тут же тянется к коробке рукой и ойкает — отдергивая руку.

— Что за манера, везде руками своими лезть! — возмущается тетя Глаша, взвешивая в руке большую ложку, которой только что ударила Катьке по пальцам: — Самирочка, не могу я такое принять, что ты, это лишнее. Мы ж соседи. Как там твое Золотко?

— Берите, берите. Нурдин сладкое не любит, а у Алтынгуль аллергия. Я в прошлый раз шоколада поела, так она потом красными пятнами покрылась, врач говорит, что шоколад — сильный аллерген. А я шоколад очень люблю. — шмыгает носом девушка: — так хочется порой. А тут коробка… в общем если вы не возьмете, то я объемся, а потом Алтынгуль болеть будет.

— Ну… если так. — тетя Глаша принимает коробку, открывает ее и показывает один шоколадный ромбик Катьке: — но только сперва руки помой, шумела́. Если не вымоешь руки, то… — Катька срывается с места и слова «никакой конфеты не получишь» — тетя Глаша выговаривает уже в пустоту.

— Какая энергичная молодая леди. — качает головой Виктор: — ее бы энергию да в мирных целях. Можно было бы целый город электрифицировать.

— И-извините. — девушка в цветастом халате опускает взгляд: — и спасибо еще раз. Я хотела чаю поставить. Нурдин скоро с работы придет. Вам плита не нужна сейчас?

— У нас только духовка занята. — отвечает тетя Глаша, вставая и вытирая руки полотенцем: — а Золотце ты с кем оставила?

— Алтынгуль спит. Пока спит я вот… — девушка споро набрала воду в чайник и зажгла газ на плите, водрузила туда чайник: — чаю вскипячу. И рис приготовлю. С мясом.

— Хорошее мясо. — кивает тетя Глаша: — на рынке брали?

— Нурдин на работе достал. — отвечает Самира: — осталось с прошлого раза.

— Виктор! Виктор! А вот вы где! — на кухню заглядывает всклокоченная седая голова соседа-пенсионера: — чего вы не выходите во двор? У нас недоигранная партия простаивает! Матч-реванш века!

— Не могу, Леопольд Велемирович. — разводит руками Виктор: — мои подопечные завтра к шефам на завод едут. Вот решил пирожков напечь в дорогу. А Глафира Семеновна на добровольных началах вызвалась мне помочь, за что ей великая благодарность.

— Пирожков? Не ожидал от вас, Виктор. Вы не производите впечатление… кулинара. — сосед прошел на кухню и завис над тазиком с пирожками: — и с чем? Ага, вижу. Ливер и яйца. Ожидаемо.

— Хорошего мяса у меня нет, — пожимает плечами Виктор: — а вот субпродукты богаты не только белками, но и прочими полезными веществами. Вы вот знали, что волки при нападении на оленя или лань — сперва выедают внутренности? Лакомятся. Мы вот любим мясо как филе и недооцениваем внутренние органы — сердце, печень, легкие, почки, желудок и кишечник, называем их презрительно — субпродуктами. Проще говоря — недопродуктами. Однако это не так и волки это прекрасно понимают.

— Жуть какая! Мама, мама, я помыла руки! — на кухню врывается ураган Катька с ее веснушками и забинтованными коленками: — дай конфетку!

— Когда я служил на флоте, то знакомый кок тоже часто такие вот пирожки на камбузе стряпал. — говорит сосед-пенсионер, глядя на то, как Катька засовывает выпрошенную конфетку за щеку и жмурится от счастья: — очень удобно. Вообще-то запрещено с собой еду из камбуза таскать, но если пирожок — то можно. Сидишь на своей вахте, глядишь в дальномер, а пирожок за за пазухой. На войне частенько нас такое спасало, порой целыми сутками вахту тащишь, замены-то и нет. Вот притащат сухпай на место и все. И хорошо, если притащат.

— Самира! — на кухню входит мужчина, при виде которого разговоры замолкают. Он обводит окружающих взглядом и останавливается на смуглой девушке в цветастом халате. Она — опускает голову.

— Самира! Ошхонада нима гиляпсан? Сенга аютгандим… — говорит он и хватает ее за руку. Тащит к выходу. Пара исчезает за дверью.

— Беспокойные соседи эти Абдулаевы, — качает головой сосед-пенсионер: — да и ребенок у них тоже беспокойный. А площадь у них самая большая. Две комнаты!

— Виктор тут? — в дверь заглядывает Марина, одна из девушек-маляров, которая с утра зубоскалила на остановке: — о, Витька! Давай с нами? Мы со Светкой на танцы в городской парк собрались!

— А чего я? — задает вопрос Виктор: — с вами же Батор всегда просится.

— Да ну его! — машет рукой Марина: — он к Светке пристает. И ко мне тоже. А ты не такой, ты приставать не будешь.

— Даже и не знаю то ли обидеться на такое, то ли наоборот за комплимент принять. С одной стороны вроде как похвалили, а с другой… — качает головой Виктор, заканчивая лепить пирожки: — я же тоже мужчина. Буду тоже приставать.

— Ну и приставай. — пожимает плечами девушка: — подумаешь, большое дело. Может ты Светке нравишься, и она меня попросила. А может ей Батор не нравится.

— Батор этот ваш — бабник и дамский угодник, глаза бы мои его не видели. Дон Жуан Колокамского разлива. Казанова недоделанный… — ворчит тетя Глаша, уперев руки в бока: — а ты, Витька, ступай с девчонками. Глядишь найдешь себе кого там, не вечно же тебе бобылем ходить. Поженитесь, комнату в общежитии выделят, в малосемейке. На свадьбе погуляем.

— А чего это он там искать будет? — делает вид, что обижается Марина: — мы со Светкой ему как раз подходим! Умные, работящие, а Светка — вообще партийная, вот. И высокая, потолок ей очень удобно красить — раз и достала!

— Не, у меня пирожки. Завтра с классом на экскурсию едем, вот я и решил… — начинает было Виктор, но тетя Глаша перебивает его, взмахнув полотенцем.

— Да выну я твои пирожки из духовки! Выну и в тазик положу и полотенцем накрою. Присмотрю чтобы Катька больше не таскала… ступай с Мариной. Все-таки молодой ты еще на скамейке с Леопольдом в шахматы играть, это у него уже все позади, начиная с Гражданской.

— Прошу прощения! — смешно вытягивает шею пенсионер-сосед: — я не настолько уж и старый! Вы еще скажите «он мамонтов застал», Глафира Семеновна! Но вообще, я поддерживаю, в самом деле, ступайте, повеселитесь на танцах, Виктор. А партию мы с вами как-нибудь во вторник разыграем, в конце концов перед смертью не надышишься, так что день-другой роли не сыграет. Все равно вы обречены на поражение, молодой человек. Это неизбежно как крах империализма.

— … в ней говорится о борьбе за права трудящихся, а также о том, что сила людей труда — это солидарность. Неделя профсоюзных активных действий показала… — вещает телевизор.

— Ну… если так. — Виктор колеблется. Завтра рано вставать, но молодой организм легко переносит недосып и мгновенно восстанавливается, стоит подремать днем минут пятнадцать после обеда. Кроме того, развеяться ему и в самом деле не помешает. Случившееся в школе выбило его из колеи, и он определенно не сможет быстро заснуть. И пирожками этими он занялся для того, чтобы чем-то голову и руки занять, чтобы не начать гонять масло в голове по кругу, не вспоминать снова и снова все, что он сделал неправильно в прошлой жизни. Так что… танцы?

— В самом деле, товарищ Полищук, не заставляйте себя упрашивать. — говорит Марина: — тебя две красивые девушки просят, а ты еще кочевряжишься. Мы бы и сами пошли, но там у входа к нам вечно местные пристают, а когда с кавалером — то не пристают.

— Маринка? — на кухню заглядывает ее подружка с длинными черными волосами, собранными в конский хвост на затылке и одетая в синее платьице, открывающее вид на ее безупречные лодыжки: — ты чего его упрашиваешь? Витька, айда с нами, подберем тебе невесту, с такой же кислой рожей как у тебя! Будете потом вдвоем вот так дома сидеть!

— И как отказаться от такого предложения? — вздыхает он, вставая и вытирая руки полотенцем: — Глафира Семеновна, спасибо вам большое за помощь. Я, наверное, и в самом деле пойду, провожу девчат, а то как бы не потерялись по дороге… может и правда смогу им женихов найти.