Я вижу Наташу, но представляю себе другую, женщину из предыдущей ночи — Майю. Она ушла слишком рано, я даже не успел узнать ее номер. Я был уверен, что она выпила столько же, сколько и я, поэтому не могу понять, почему она так быстро сбежала.

Она была первой женщиной, от которой я был в таком восторге, казалось, каждый стон затягивал меня все глубже, пока я не потерялся в ней. Я никогда не забываю надевать презерватив, но с этой женщиной я был настолько очарован, что эта мысль даже не пришла мне в голову.

Если бы это была любая другая женщина, я бы волновался, настолько сильно, что проверился бы. Однако по какой-то причине страх перед какими-либо медицинскими последствиями явно отсутствует. Только одно меня раздражает, то, что она ушла таким образом, как будто я был какой-то постыдной тайной, которую она не хотела раскрывать утром.

Как будто я был не более чем инструментом, который ей был нужен, чтобы потерять девственность.

— Я больше не девственница, Доминик.

Нет, она определенно ни хрена не была девственицей. Я не шутил, когда сказал прошлой ночью, что она моя. Я был первым мужчиной, который у нее был, и я останусь единственным мужчиной… это означает, что я не собираюсь позволить ей сбежать от меня. В ней была смесь греха и неопытности, невинности, перед которой я нахожу ее неотразимой, в отличие от талантливых, но пресыщенных женщин, которые обычно окружают меня.

Такие женщины были идеальными образцами соблазнения, они точно знали, как обхватить себя за талию, извиваясь так, что заставляют приходить к ним с мольбами. При мысли об этом мне захотелось что-нибудь сломать, их тела были ловушками, тюрьмой, порабощающей ничего не подозревающих мужчин своей воле. Я привык к таким девушкам, женщинам, которые доставляли удовольствие тебе, и себе в процессе.

Затем была Майя. Она была как жертва, распростертая на алтаре передо мной, перед которой я не смог устоять. Каждое мое движение было вызвано желанием поглотить ее.

Владеть ею.

Наташа улыбнулась, и я проследил за ее взглядом на выпуклость у себя на брюках, вероятно, думает, что это она вызвала мое возбуждение. Внезапно мне захотелось рассказать ей, довериться кому-нибудь. Однако мои мысли были личными, и только моими.

Наташа двигается ко мне, покачивая бедрами в манере, которая когда-то очаровывала меня. Она опускается передо мной на колени, не сводя с моего лица своего соблазнительного взгляда, то, что, как она знала, обычно удерживало мужчин в ее плену. Только я больше не был загипнотизирован ею, сирена другого сорта держала меня в своих объятиях. Но поскольку Наташе не терпелось приступить, мне пришлось позволить ей ослабить мою эрекцию, даже когда я фантазировал о своей Майе.

В этот момент дверь открывается, и входит Артем, взглянув на Наташу. Он останавливается на полпути, явно не решаясь вторгаться.

Я приподнимаю бровь, затем смотрю вниз на Наташу, которая ухмыляется и многозначительно облизывает кольцо на моем мизинце. По правде говоря, я рад, что меня прервали, мне не придется притворяться, что я наслаждаюсь Наташиным минетом так сильно, как обычно.

Я мотнул головой в сторону двери, и Наташа понимает намек. Ее глаза немного расширяются, но она молча поднимается на ноги. Она уходит, надув губы, но знает, что лучше не протестовать.

Я усмехаюсь над ее очевидным разочарованием, затем жестом приглашаю Артема подойти.

— Я бы ушел, — нахмурившись, сказал Артем. — Ничего особенного. Просто хочу сказать тебе, что у меня есть все, что ты мне велел достать.

Я качаю головой, мои глаза метнулись к двери, за которой исчезла Наташа, затем возвращаются к моей правой руке. — Она может подождать, а это — нет. Введи меня в курс дела. Что я пропустил?

Артем смотрит на планшет в своих руках. — Наш человек в аэропорту сказал, что они видели кое-кого, возвращающегося в Нью-Йорк. Кого-то, кого вы когда-то выгнали.

Мне не нужно много думать, чтобы понять, кто это был. Я морщусь, рыча. — Майк.

Артем кивает. — Да. Майк Симмонс.

Я нахмурился. Майк Симмонс несколько лет назад привел на нашу территорию банду под названием "Красные куртки". Они совершали мелкие преступления, вламывались в дома и тому подобное, затем они перешли к ограблениям банков, стараясь избегать банков и инвестиционных холдингов, находящихся под нашей защитой. Они наделали много шума, напугали множество людей и даже напугали полицию.

Всего лишь несколько комаров по сравнению с нашей организацией, но, тем не менее, очень раздражающих.

— Я попросил наших парней на улицах не спускать с него глаз, — продолжил Артем, пока я теребил кольцо с печаткой на мизинце. — Нам нужно знать, почему он здесь и где преклоняет голову.

— Убить его было бы лучшим вариантом. — Я пригладил бороду, хладнокровный в своей логике, каким я всегда был. Я должен быть.

Артем поджимает губы. — Это наверняка развяжет войну, но ничего такого, с чем мы не сможем справиться. — Он выпрямляется, скрестив руки на груди и вздернув подбородок. — Я могу призвать мужчин сплотиться, чтобы мы могли разобраться с этим.

Я прокрутил в голове все возможные исходы, наконец, решив посмотреть, чем все закончится, я качаю головой. — Нет. Мы только что создали новое партнерство, и мы должны защищать свое собственное. Собрать все наши силы в одном городе, и все ради одного человека… оно того не стоит. Я предлагаю покончить с этим. Пусть все остается как есть.

Но должен ли я, на самом деле? Самодовольство чуть не укусило меня за задницу в прошлом.

В то время на улице стояла жара, к осознанию того, что избавление от "Красных курток" повлечет за собой привлечение армии и разрушение бизнеса, финансовые организации проявили мудрость и подписали с нами контракт в качестве партнеров. Это, конечно, было нам только на руку, дав нам идеальные средства для отмывания денег.

Именно тогда началась жадность — жадность Майка. У нас были люди, которые его выгнали. Мы заработали больше денег, чем он. Он хотел быть похожим на меня. Он хотел того, что было у меня, но не знал, как подойти ко мне или бросить мне вызов.

Многие советовали ему не вступать в прямую конфронтацию со мной, и я был в курсе каждого его шага.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Майк отказался от всех советов, которые он получил и которым первоначально следовал. Он осмелел. Он начал продавать наркотики на моей территории, пытался украсть наших клиентов и угрожал нашим продавцам и покупателям, и все это время мы хранили молчание.

Только ненадолго. Я рассмеялся, вызвав странный взгляд Артема.

Мне, наконец, надоело, когда Майк застрелил одного из наших дилеров, ранив при этом покупателя, чтобы отправить сообщение. Последний был доставлен в больницу, первый был на грани смерти, когда мы штурмовали убежище Майка.

Я прищуриваюсь, смутно осознавая, что Артем переминается с ноги на ногу у двери, пока мой разум перебирает воспоминания, вызванные новостями о возвращении Майка.

Все это время я знал, где он остановился. Этот шаг был настолько глупым, что я пошел туда сам, терпеливо ожидая новостей о смерти дилера, чтобы я мог оправдать убийство Майка, положив конец его недолгому правлению террора, не то чтобы мне нужно было перед кем-то оправдываться, но на этот счет были правила.

Я помнил это ясно как день. Я стоял с сигарой в руке, наблюдая, как мои люди открывали огонь по окружавшим меня людям Майка, убивая их, как мух.

Мы сломали последнюю защиту Майка, прострелив ему плечо, чтобы обезоружить, а затем окружили его. Я просто стоял и ждал, пуская кольца дыма, пока Братва смотрела на меня, ожидая приказа на убийство.

Наконец-то поступил звонок, только для того, чтобы сообщить мне, что наш дилер выживет.

Я был разочарован. Часть меня хотела, чтобы дилер умер, чтобы я мог отправить Майка в ад с ясным сознанием. Однако даже у мафии были негласные кодексы и принципы, это главное, что отделяло нас от обычных преступников на улице.